нового качества неизбежно. В кризисной ситуации, когда правильных решений
еще нет, существуют два способа выбраться из тупика. Первый: ждать, когда
природа преподнесет открытие. Второй: применить методы эрратологии, найти
новое самим. Первый способ эффективнее. Второй - надежнее...
- Ошибки - хлам, - сказали Астахову. - От них нужно избавляться, вот
и все.
4
Яворский-старший ходил по комнате, некрасиво размахивая худыми
руками, говорил увлеченно: в семье повелось, что о своей работе отец
всегда рассказывал сыну.
- Папа, - сказал Ким, прерывая рассказ. - Я познакомился с интересным
человеком.
- Знаю, - отозвался Яворский-старший. - Я говорил с Астаховым.
Отцу не хотелось разбивать веру Кима в учителя. Он слышал об Астахове
давно, ценил его увлеченность. Но Астахов противоречив, Ким, пожалуй, и не
разберется.
- Понимаешь, сын, - отец заговорил медленно, подбирая слова, - я
намеренно отдал тебя в класс Астахова. Верность цели - вот чему ты должен
у него поучиться. Целеустремленность Игоря Константиновича всегда вызывала
уважение, все знали о его судьбе, о его странном желании найти зерно
истины в ложных идеях. Знали, что Астахов ищет не просто любую здравую
идею, но вполне определенную: новый способ полетов к звездам. Он не стал
космонавтом. И решил, что без громоздких машин, без звездолетов и
генераторов Кедрина достигнет звезд. Пешком.
Очень давно у Астахова были помощники, лаборатория. Были даже
энтузиасты новой науки - из молодых футурологов. Но среди всех методов
работы Астахов выбирал только неверные. Это было нечто вроде научного
знахарства. Знаешь, как это выглядело? С утра Астахов собирает летучку,
сам садится в углу, держит в руках сброшюрованные данные за прошедший
день.
"Что это такое? - говорит он и сам отвечает. - Это анкеты по опросу
"Бытовая химия через десять лет". Кто же так работает? Здесь все верно!
Что мне делать с этими бумагами?"
"Как же быть? Фальсифицировать результаты опросов?" - недоумевают
сотрудники.
"Конечно! - кричит Астахов. - Вы должны неправильно вести опрос,
должны тенденциозно подбирать группы. Заведомо неверно обрабатывать
материал. Понимаете? Мне нужны СОВЕРШЕННО НЕПРАВИЛЬНЫЕ данные! "
Отношения между Астаховым и его сотрудниками ухудшались. Люди
привыкают к стереотипу поведения. Астахов ломал любые стереотипы, и ребята
не выдерживали. А однажды Астахов собрал ребят и сказал:
"Пора прощаться. Я сделал глупость, когда организовал лабораторию.
Лаборатория - это принятая в науке форма объединения ученых, и поэтому она
противоречит эрратологии. Прощайте".
И ушел... Сложный это характер, Ким, - глубокий ум, обширные знания,
верность мечте и странный способ ее достижения. Таков Астахов, твой новый
учитель...
5
Перед уроками Ким решил посмотреть лекцию по биологии. Но у пульта
обучающей машины стояла Ольга, и Ким понял, что занятий не получится.
- Ты не работаешь? - не очень вежливо спросил Ким.
Ольга пожала плечами:
- Не люблю заниматься одна. Неинтересно.
- Вчера я говорил с отцом об Игоре Константиновиче, - выпалил Ким
неожиданно для самого себя.
- И что же? - отозвалась Ольга с напускным равнодушием.
- Отец говорит, что это ненаучный подход. Из ничего и не получишь
ничего.
- Это не отец твой сказал, а еще Шекспир, - сказала Ольга с
неожиданным презрением. - Что ты знаешь, чтобы судить папу? Он лучше всех!
Ольга присела на кончик стула, и губы ее мелко задрожали. Ким не
знал, что делать, а Ольга едва проговорила сквозь слезы:
- Ты думаешь... легко... быть ошибкой?
Астахову вовсе не нравилась Лена. Он не мог сделать более неудачного
выбора. Высокая, пышноволосая студентка-лингвист, она любила веселиться -
до упаду, путешествовать - на край света, а работать - до крайней степени
усталости. В то время Астахов уже понимал, что для создания истинной
эрратологии необходима полная систематика ошибок: глубокий анализ неудач
любого рода. И он признался Лене в любви. Отказ он занес в картотеку
"Личные ошибки" под первым номером. После восемнадцатого номера Лена
сдалась.
Конечно, их брак был ошибкой. Но первые месяцы все шло как нельзя
лучше: на какое-то время Астахову удалось увлечь жену идеями эрратологии.
Лена помогала ему систематизировать сведения о научных ошибках, которые
поступали к Астахову со всех концов Земли. Они провели нескончаемый
медовый месяц, разъезжая по материкам и странам, встречаясь с
неудачниками, терзая их каверзными вопросами. Но, насмотревшись на молодых
и старых неудачников, Лена однажды поняла, что нет никакой смены
впечатлений: все они на одно лицо, все одинаково реагируют на вопросы,
дают почти одинаковые ответы. И ей стало скучно.
Они начали ссориться - чаще и чаще. Родилась Оля, и это тоже было
ошибкой, потому что из-за дочери они продолжали жить вместе, мучая Друг
друга одним своим присутствием.
Однажды утром Лена ушла. Не сказала ни слова, но оставила записки,
просто исчезла: жизнь по теории ошибок была вовсе не такой радужной, какой
казалась вначале. Только тогда Астахов понял, что успел полюбить свою
веселую строптивую жену. На добрых полгода он забросил эрратологию: ездил
с Ольгой по Земле без всякой видимой цели, дочь стала для него
единственным смыслом жизни. Если бы Лена вернулась...
Через полгода он пришел в себя. Записал в картотеку "Личные ошибки":
ушла жена. И принялся за работу,
6
- Папа любил комбинировать идеи в разных сочетаниях, - Ольга водила
пальцем по матовой поверхности контрольного экрана, Кима она будто и не
замечала, разговаривала сама с собой. - Он программировал данные, и машина
синтезировала из ошибок новые идеи. Папа не специалист по межзвездным
полетам. Он обращался к экспертам, и ему говорили: что за бред... А
однажды... Однажды мы встретили маму.
Астахов крепко держал дочь за руку, будто думал, что она бросится к
матери, исчезнет вместе с ней, Лена не изменилась: озорной блеск в глазах,
высокая прическа, из-за которой Лена казалась старше на несколько лет.
...В кафе было уютно: столики, похожие на панцири черепах,
кресла-улитки. На стенах изображения океана. Ольга забралась в кресло,
свернулась клубочком, чувствовала, что отцу предстоит нелегкий разговор, и
старалась не попадаться на глаза.
- Я звонила тебе, - сказала Лена, - это было год назад. Хотела
сказать... Потом раздумала - зачем мешать твоим планам?
- Ты искала меня?
- Да. Хотела сказать, чтобы ты не считал ошибкой все, что было. Мне
так нравилось, а я всегда поступала по-своему.
- Оленька, пойди погляди на кальмаров, - сказал Астахов. Ольга не
пошевелилась в кресле, будто ее и не было.
- Хочу, чтобы ты понял, - продолжала Лена. - Многое из того, что ты
считал ошибкой, - истина. Для меня истиной была любовь - ты записал ее на
карточку под индексом "личные неудачи". Эти крабы на стенах - парень,
который их рисовал, считал, наверно, что за три тысячи километров от
океана людям будет приятно посидеть в клешне краба и пить сок из раковины
улитки. Понимаешь? Ошибок нет вообще - все зависит от точки зрения.
Астахов молчал. Ерунду говорила Лена. Есть критерий для оценки ошибок
- мир, в котором мы живем. Но в чем-то Лена была права. В чем-то малом, в
очень важном малом. Додумать это.
- Мой рейс, - сказала Лена.
- Киев, - повторил Астахов слова диктора.
- Нет, - Лена усмехнулась. - Не хочу заставлять тебя ошибаться. Киев
- только пересадка... Знаешь, Игорь?.. Вспомни софизм о критском лжеце.
Разве ты не похож на него? Если эрратология не ошибочна, то она истинна, а
если она истинна, то она не отвечает своей цели, и значит, она ошибочна...
Астахов смотрел в одну точку, думал. Критский лжец. Ерунда. Он
потерял мысль. Ага, вот она: относительность ошибки. Он строил эрратологию
по классическим канонам науковедения. Нужны иные методы. Нужно учесть долю
истинности в любой ошибке, учесть и отбросить. Сделать ошибку абсолютной.
Значит - все сначала?
Ольга тихо плакала, опустив голову на гриву морского конька, по
ошибке попавшего в далекое от океана горное кафе...
7
Впереди показался лес, и дорога пропала. Ким ушел совсем недалеко от
дома, но здесь кончался город - дальше лежало засеянное поле, лес, пахло
свежестью, как в цветнике на площади. Подошвы липли к земле, будто
покрытые магнитным составом, грязь под ногами хлюпала и чавкала. Сегодня в
классах пусто - день спорта, и Ким сбежал. Он уже выиграл у Сережи в
теннис, и ему стало неинтересно.
Ким краем подошвы начертил на земле стрелки. Астахов, Ольга, Лена.
Круг - эрратология. Подумал и дорисовал стрелку - Ким Яворский. Стрелка
получилась на отшибе, потому что Ким, хотя и знал методы социальной
психометрии, но отношения своего к эрратологии пока не определил, а без
этого схема теряла смысл.
Отец считает эрратологию чепухой. Лена - тоже. Ольга любит отца и
готова признать даже то, во что не верит. А сам Астахов? Ну, тут ясно. Что
ясно? Если Астахов считает, что методы эрратологии верны, то почему бросил
поиски, почему стал учителем? А если его постигла неудача, то для чего
хранить десятки тысяч ненужных книгофильмов? Остается третье...
Ким проверил свое рассуждение и не нашел в нем ошибки: Астахов
завершил работу. Вывел идею идей. Так. Но тогда - почему он молчит?..
- Учитель! - сказал Ким с порога, и Астахов, размышлявший о чем-то у
окна, обернулся.
- Я хотел спросить, - Ким заговорил сбивчиво, ему пришло в голову,
что это бестактно - спрашивать человека о том, о чем он говорить не хочет.
Но отступать было поздно, и Ким, неловко подбирая слова, чтобы не обидеть
учителя, рассказал о своих сомнениях.
- Пойдем, - сказал Астахов.
Он включил стереовизор в кабинете, прошелся вдоль стеллажей. Ким
почувствовал волнение. Подумал: это оттого, что сейчас он соприкоснется с
чужой жизнью, в которую влез без спроса. Но нет - он просто боялся
разочароваться.
- Семьсот тридцать две тысячи двести сорок идей, - сказал Астахов. -
За три века. Труднее всего было отсеять лишнее. Далеко не все идеи
пригодны для обработки. Одни не имели отношения к космосу. В других была
невелика доля заблуждения - это почти верные идеи, для меня они не
годились. Третьи - особая категория. Идеи, выдвинутые из тщеславия.
Единственная их цель - самоутверждение автора. Их тоже пришлось отбросить.
Так появилась системология ошибок. Идей в результате стало втрое меньше,
работать с ними - втрое интереснее...
Астахов перебирал книгофильмы, он был наедине с ними, с этими идеями,
которые составляли всю его жизнь. Он перебирал и вспоминал, а Киму уже не
хотелось спрашивать. Ему показалось, что он, наконец, понял Астахова.
Движение к цели, полное надежд, отрадней самого прибытия, - так писал
Стивенсон. Астахов ищет свой Остров сокровищ. Может быть, у него уже есть
карта, но никогда не хватит воли сесть на корабль и выйти в океан, чтобы
отыскать остров в безбрежных просторах.
- Что с тобой, Ким? - сказал Астахов. - Ты не слушаешь. Я говорю, что
три года назад мы жили с Олей в Минске. Тогда-то я понял: пришло время
сделать последнюю пробу.
"О чем он говорит, - подумал Ким, - какую пробу? Астахов - эрратолог,
он создал новую науку. Зачем ему звезды?"
- Опыт я провел на Минской статистической станции. И получил
результат. Верную идею. Работа моя закончилась. Я не сказал об этом никому
- даже Оле. Не мог заставить ее ездить со мной, начать все сначала.
Говоришь себе: дело прежде всего. А потом проходят годы... Жена. Дочь.
Друзья. Ученики. Опять все бросить. Уйти...
Астахов улыбнулся, и Ким, сам того, может быть, не подозревая,
позавидовал Ольге. Трудно им вдвоем, невидимая стена эрратологии стоит
между ними, и все же им хорошо. Ким подумал, что ему с отцом приходится
труднее, хотя внешне все прекрасно. Но ни отцу, ни матери не придет в
голову взвалить на сына часть своих забот. Когда родители переживают
какую-нибудь неудачу, осложнение, он в стороне. Ольга - нет. Может быть,
ей нелегко, но он, Ким, хотел бы... А Астахов боится. Все они, родители,
одинаковы. Они думают, что так - тихо и спокойно - жить легче? Да,
наверно, - внешне. А стена между ними станет расти, потому что все, что
любит Ольга в отце, - увлеченность, безумие стремлений - Астахов старается
теперь запрятать: для ее же блага. Стена вырастет до неба, и когда-нибудь
Ольга скажет отцу, как Ким скажет своему:
- У нас все разное, папа, даже сложности...
И неожиданно Ким, будто со стороны, услышал свой голое - напряженный
и тихий:
- Вы трус, Игорь Константинович...
8
Отец стоял у люка доставки и вкладывал в его разинутую пасть
книгофильмы и личные вещи. Ким взглянул на приборный щиток: шифр Уфы. Отец
захлопнул крышку, обернулся.
- Едем домой, - сказал он. - Рудник мы сегодня пустили, контроль
теперь понадобится лет через пять.
- Мы уезжаем, - сказал Ким. - А школа?
- Вернешься в старый класс, к учителю Гарнаеву.
Помолчали.
- Ты встретишь другого Астахова, - мягко сказал отец. - Наконец,
существуют стереовизоры.
- Конечно, - вздохнул Ким. Как же так, сразу? Он еще не додумал. Это
очень важно для него - понять все, что связано с Астаховым, с Ольгой. Он
не может так уехать. Что подумает Ольга? Укатил домой - тихо, спокойно.
- Я хотел бы остаться на несколько дней, - нерешительно заговорил
Ким.
- Оставайся, - неожиданно легко согласился отец. - Оставайся до конца
семестра. А я не могу - работа...
Утром, когда Ким с ребятами ждал Астахова, в класс вошла высокая
женщина, педагог старшей группы. Ким понял сразу, сказал:
- Можно мне выйти?
Он побежал через корт - так было короче - и сорвал у кого-то игру.
Ольга сидела на ящике с моделями непостроенных космолетов.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг