П.АМНУЭЛЬ
ДА ИЛИ НЕТ
Никто и никогда не подумал бы, что он еврей. Русые волнистые волосы,
голубые глаза, худенький, правда, но с кем не бывает. И нос коротковат для
семита. Но главное - звали мальчика Сергей Ипполитович Воскобойников.
Я не думаю, что национальность имеет такое уж большое значение, чтобы
ее стоило упоминать, тем более - в начале рассказа. Но у истории свои
законы. Историю почему-то интересует, как записать в своих анналах:
выдающийся русский физик или известный еврейский ученый. Бывает и покруче:
русский ученый еврейской национальности. Истории виднее, поскольку пишет
ее не личность, не толпа, но время. Люди только готовят материал. Или сами
становятся материалом. Кто на что способен. Я-то могу лишь описать, чему
был свидетелем. И, помогая истории, просто обязан уточнить: мать Сергея
была еврейкой и звали ее Циля Абрамовна Лейбзон. Каково, а? Как ни
тряслись у чиновников в министерстве внутренних дел руки, когда они
печатали в удостоверении "Воскобойников, Сергей, имя отца Ипполит,
национальность еврей", но выхода у них не было, ибо мать - Циля, бабушка
была Хая, прабабушку звали Фридой, а прочие предки по материнской линии, к
сожалению, были скрыты во мраке времен. Во мраке той же истории, к слову
сказать.
В восьмом классе Сережа полюбил девочку Таню. Таня была русской, но
для истории это неважно. Была бы Таня башкиркой, ничего бы не изменилось.
Они принадлежали к одной тусовке, виделись часто, вместе ходили на
дискотеки в кафе "Уют", что на Московском проспекте, а однажды Сергей
проводил Таню домой и поцеловал на прощание, метил в губы, попал почему-то
между ухом и глазом, но это уж совсем никакого значения не имеет.
Сережин отец работал в "ящике" на Южной площади, около памятника
блокадникам, всем этот "ящик" был знаком, и о том, что выпускают там
электронное оборудование для атомных подлодок, тоже знал весь город, не
говоря уж об американских шпионах. Сергей перешел в десятый класс, когда
отец стал одной из многих жертв конверсии. Мать в то время тоже оказалась
без работы, поскольку обувную фабрику закрыли из-за нерентабельности.
Наверно, можно было перебиться с хлеба на воду, надеясь на лучшие времена,
ведь они, эти времена, действительно были не за горами в те смутные
девяностые годы. Но кто знал? И супруги Воскобойниковы решили уехать.
Прощание у Сергея с Таней получилось тягостным - они не понимали друг
друга. Таня искренне радовалась - "вот, - говорила, - будешь жить в
приличной стране, без талонов и коммуняков. Может, даже машину купишь". "Я
люблю тебя, - пытался Сергей перевести диалог в духовную сферу, - я люблю
тебя и не хочу ехать!" "Глупости, - уверенно утверждала Таня. - Там тоже
можешь любить. Присылай посылки."
Читатели почтенного возраста (скажем, старше двадцати пяти) вряд ли
помнят себя шестнадцатилетними и, значит, просто не поймут, как это
горько, как нелепо, и жить не хочется, и что за деревня этот Израиль, а
родители ничего не понимают, им бы только квартиру подешевле снять, а Таня
не пишет уже третий месяц... В общем, как говорил классик, правда, по
совершенно иному поводу, "зову я смерть, мне видеть невтерпеж..."
К языкам у Сергея были способности. К общению способностей не было.
Иврит он выучил легко, в школе имел средний балл "девяносто два", но какое
это имело значение, если одноклассников он не видел в упор, а они - ребята
и девчонки, не только сабры, им то сам Бог велел, но и свои же, олим, -
думали, что Сергей умом тронутый. А как иначе, если на все вопросы, не
связанные с учебной программой, он отвечал одно и то же: "савланут" и "ло
хашув"? ["терпение" и "неважно"]
Родители Сергея представляли собой любопытный феномен, свойственный
алие конца прошлого века. Все помнят, как в девяносто девятом году на
израильские рынки вышла никому дотоле не известная американская фирма
"Найк" со своим напитком, продлевающим жизнь. На рекламных плакатах
изображен был старичок, который держал у губ бокал с "Найк дринк" и
улыбался широкой улыбкой маразматика - "я прожил сто двадцать лет, спасибо
"Найк"... Блестяще. Что он пил первые сто пятнадцать лет до появления
напитка, никого не волновало. К тому времени уже стих ажиотаж с
"Хербалайф" и швейцарским страхованием, люди готовы были к очередному
штурму клуба миллионеров. Ипполит Сергеевич Воскобойников способностями к
бизнесу не обладал (что и продемонстрировал, уехав в Израиль в самый
разгар российского рыночного бума), но "Найк" - это ведь...
Короче говоря, родители с утра до позднего вечера искали покупателей,
желающих продлить жизнь, Сергей был предоставлен сам себе. И любимым его
занятием стала совершенно бессмысленная игра "что было бы, если".
Некоторые знатоки литературы утверждают, что вся фантастика является
попыткой ответить на этот вопрос - "что было бы, если бы изобрели
резиновые гвозди" или "что, если бы Ленин упал с кровати в младенческом
возрасте". Я с таким определением фантастики не согласен в корне, но речь
сейчас не о том. Если бы Сергей направил свой талант на литературное
поприще, мы, возможно, жили бы в ином мире. Этакая мелочь.
Что, если бы я остался в Питере, а родители уехали? Что, если бы Таня
писала мне письма? Что, если бы Таня приехала в Израиль по туристической и
осталась? Сергей бродил по улицам, а чаще просто сидел за своим трехногим
столом, и воображал. С воображением у него все было в порядке. Он не
уехал, Таня уговорила родителей приютить любимого мальчика, они вместе
ходят в школу, или нет, они вместе школу бросают и идут торговать. Они
живут долго, спасибо "Найк-дринк", и умирают, как сказал классик, в один
день... А что? Очень может быть.
"Тамара Штейнберг. Мысленный контакт. Снятие сглаза. Гадание. Телефон
03-676398."
Почему он обратил внимание именно на это объявление? Почему не на
огромный, в половину газетного листа, призыв "лечить стрессы и депрессии
нетрадиционными методами космической энергетики"? Сергей об этом не думал.
Просто взгляд упал именно в этот угол страницы - когда рассеянно
просматриваешь газету, можешь увидеть совершенно неожиданные вещи.
Он отложил газету и включил телевизор, пробежал по всем пятидесяти
кабельным программам, ни на одной не остановился, да и не собирался,
собственно. Как обычно, не хотелось ни смотреть, ни читать, ни, тем более,
перелистывать ивритские учебники. Хотелось домой, в Питер, чтобы Таня, и
чтобы они вдвоем. Смотреть друг на друга. Господи...
Сергей поднял упавшую на пол газету. Тамара Штейнберг. Мысленный
контакт. Интересно - она молодая или старая? Представилась женщина средних
лет, с гладкой прической, огромными голубыми глазами, почему-то очень
полная. Добрые люди не бывают худыми, как сказал какой-то классик. Но даже
если она добрая, ей все равно нужно заплатить, чтобы она... Что? Мысленный
контакт.
Денег нет. Даже шекеля.
Сергей поднял трубку и набрал номер. Только спрошу - и все. За спрос
денег не берут.
Голос в трубке оказался мужским, каким-то надтреснутым, будто говорил
не живой человек, а старая заигранная граммофонная пластинка.
- Слушаю вас, молодой человек...
- Я... - Сергей растерялся. Одно дело - воображать себе как он
позвонит и спросит, и другое - открыть рот и... ну что он может сказать?
Что девочка, которую он любит, осталась в России, что она никогда не будет
здесь, и он там - тоже никогда, и что она уже и не помнит о нем, не пишет,
не отвечает, не думает, а он не живет здесь, потому что как жить, если у
тебя отняли что-то, названия чему он не знал, но был уверен, что без этой
малости, невидимой глазом и не ощущаемой никем посторонним, даже
родителями, жить невозможно, а лишь только дышать и принимать пищу?
- Это печально, - сказал надтреснутый голос, будто по старой
пластинке провели тупой иглой. - Но это бывает со всеми. Собственно, если
бы этого с вами не случилось, мой молодой друг, то это следовало бы
выдумать. Так-то и становятся мужчинами. Видите ли, чтобы стать мужчиной,
нужно не взять женщину, а потерять ее. Впрочем, многие ли это понимают?
- Я...
- Ни слова больше! К сожалению, моей жены нет дома, вы ведь ее
спрашивали, верно? Тамару Штейнберг? Она вернется... э-э... к девяти
часам.
В девять дома будут родители, Сергей не хотел, чтобы они знали...
- Я, - в третий раз сказал он, и лишь теперь ему удалось закончить
фразу. Впрочем, сказал он вовсе не то, что собирался, - я не согласен с
вами. Самое страшное, когда теряешь то, что еще даже и не получил.
- О, - сказал голос в трубке, - вы философ, молодой человек. Уважаю:
вы даже не спросили, откуда мне известно о вашей Тане.
- Я думал... Мне показалось, что вы говорили вообще...
- Вообще говорит обычно моя жена Тамара, поэтому ей и удается
зарабатывать на жизнь. Все. На другие вопросы не отвечаю. В газете есть
адрес. Жена вернется к вечеру. Ваши родители на работе. Жду вас.
Трубку положили прежде, чем Сергей успел вставить слово. Минуту он
внимательно вслушивался в потрескивавшую тишину, будто ожидал ответа на
незаданный вопрос. Кто бы ни был этот старик, муж Тамары-телепатки, он
что-то знал о Тане. Откуда? Нет, откуда - совершенно неважно. Сейчас
главное - что именно он знал.
Адрес, который Сергей переписал из газеты, привел его к мрачному
шестиэтажному дому в южной части Тель-Авива, в подъезде было темно,
грязно, пахло кошками, а на стене проступали следы какой-то надписи,
написанной, кажется, по-русски. Во всяком случае, можно было разобрать
буквы "б" и "ж". Дверь открыл нестарый вовсе мужчина, лет ему было сорок,
а может, и того меньше, шкиперская бородка делала его похожим на капитана
Врунгеля. Но голос невозможно было спутать - сухой и выцветший, будто
старая ветошь.
- Заходите, вот так, сюда, лучше на кухню, я уже и чай вскипятил, а
может, вы предпочитаете кофе?
- Что с Таней? - не выдержал Сергей. - Она здорова?
- Меня зовут Арье, - прошелестел хозяин. - В России был, естественно,
Львом. Так вам кофе или чай?
- Чай. Так что с...
- Вы знаете золотое правило? Никогда не говорить о делах за чаем.
Потерпите.
Терпеть пришлось минут десять. Пили молча, приглядываясь друг к
другу, и Сергею казалось, что Арье с умыслом заставил гостя посидеть и
подумать. Если он умел читать мысли (а он умел, иначе откуда мог знать о
Тане), то у него была отличная возможность ознакомиться с той кашей, что
пузырилась в голове Сергея.
- Еще? - спросил Арье, и когда Сергей энергично затряс головой,
неожиданно расхохотался. - Что, довел я вас, а? Ничего, полезно.
Перестав смеяться, он сказал серьезно:
- Все, больше не буду испытывать ваше терпение. Таня жива и здорова.
Не пишет, потому что... ну, Сережа, вам уже почти семнадцать... неужели вы
думаете, что ваш тот единственный поцелуй, ваши те слова, такие наивные...
ну, все это ей, конечно, нравилось, но вы не в ее вкусе. И вы это знаете.
Подсознательно. И когда уезжали, уверены были, что она вас через месяц не
вспомнит. Так чему вы теперь-то удивляетесь? В вашем возрасте нужно уже
уметь не обманываться. Хотя... может, действительно, рано вам еще этому
научиться?
- Вы умеете читать мысли?
- А вы нет? Все умеют.
- Я - нет.
- Умеете. Но не знаете языка. Язык мыслей - особый язык, это образы,
которые нужно расшифровывать особым способом. Вы слышите мои мысли, но не
понимаете их, не зная языка, они остаются в подсознании, как
просмотренная, но непонятая книга. А потом, может, во сне, вы начинаете
понимать какую-то часть, и вам начинает казаться, что кто-то говорит с
вами... Впрочем, я увлекся. Видите ли, хотя по профессии я физик, язык -
мое хобби, и то, что я вам сказал - это мой личный взгляд на передачу
мыслей. Личный, и не более того.
- Вы хотите сказать, что я тоже слышу танины мысли, я знаю их, но
просто не понимаю, что...
- Совершенно верно.
- И то, что Таня думает сейчас...
- И это тоже.
- А вы...
- А я научился понимать этот язык.
- Научите меня!
Арье покачал головой.
- Я не могу вас этому научить. Не потому что не хочу. Не умею. Это
ведь разные задачи - научиться самому и научить другого.
- Жаль, - сказал Сергей. Уходить не хотелось. На кухне было уютно, он
бы выпил еще чаю ("Сейчас", - немедленно отозвался Арье) и поговорил, так
хотелось поговорить - все равно Арье знает его мысли, зачем же скрывать
("Незачем, - подхватил Арье, - да и смысла нет"), от одиночества устаешь,
может, он даже не столько по Тане скучает, сколько от того, что не с кем
поговорить, не с родителями же, у которых лишь деньги на уме ("Это вы зря,
ну да ладно, потом сами поймете"), и не с ребятами тоже...
- Знаете, - сказал Арье, поставив перед Сергеем блюдо с печеньем, -
почему я позвал вас?
Сергей не стал отвечать, все равно не угадает.
- Скажите, Сергей, - продолжал Арье, - вы когда-нибудь думали о том,
что происходит в мире, когда вы принимаете какое-то решение? Выбор. Любой.
Перейти или не перейти улицу. Выпить еще стакан или отказаться. Признаться
девушке в любви или обождать. Уехать или остаться... Не отвечайте (Сергей,
впрочем, и не собирался), это я так, риторически. Я знаю, что именно вы
можете ответить. Слышал много раз - не от вас, конечно, каждый думает так
же... Происходит то, что происходит. Мир меняется после того, как вы
сделали выбор. Только после. И только вследствие выбора. Неважно - сильно
меняется или мало, или почти никак. Что изменилось в мире, если вы
попросили еще чашку чаю? Ничего, а? Почти. Еще чашка - это время. Это
продолжение разговора. Позднее вернетесь домой. Родители будут недовольны.
Может возникнуть ссора. Испортятся отношения... Не выпьете чашку, уйдете
раньше... Так вот и меняется мир - из-за мелочей. И не вернуть. Нельзя
ведь возвратиться на минуту или час в прошлое и отказаться от чая. Если
уже выпил. Если уже опоздал. Не говорю о том, что не вернешься и не
скажешь "никуда не поеду, останусь здесь, потому что здесь Таня".
- Так они бы и послушали! - вырвалось у Сергея.
- А вы говорили?
- Нет...
Он не говорил. Он был в каком-то полусне. Его, правда, и не
спрашивали. Ему сообщили об отъезде, сами решили, и он, будто оглушенный,
даже не подумал, что можно сопротивляться, он бродил по городу, он
запоминал, он знал, что не вернется, и может быть, именно поэтому Таня не
пишет, поняла, что он сразу ушел от нее, в ту секунду, когда услышал это
"едем", и что бы он ни говорил ей потом о любви, как бы ни просил писать,
ждать и что там еще можно просить на прощание, все это не имело значения,
потому что он - согласился. Значит - предал. Даже если ничего между ними и
не было прежде.
- Вот видите, - сказал Арье.
- Я растерялся тогда...
- Все равно. Вы сделали выбор. И мир стал таким, каким стал. Но стал
ли?
- В каком смысле? - спросил Сергей, но по внутреннему напряжению в
голосе Арье понял, что именно сейчас и последует главный вопрос.
- Стал ли? Я вот что хочу сказать... Я, видите ли, физик. Вам,
конечно, все равно. Кстати, местной науке - тоже. Мы с Тамарой тут уж
четвертый год. Я пытался пробиться. Двухлетняя стипендия - даже ее мне не
дали. Попросту не нужно оказалось все, чем я там занимался... Впрочем, я
не о том опять. Сижу вот, смотрю как Тамара деньги заколачивает... Короче
говоря, Сергей, там я занимался проблемами многомерности физического
космоса. Ничего себе тема, да? Так вот. Слушайте внимательно. То, что я
сейчас скажу, примите пока на веру, потому что физику вы все равно не
знаете, а от вас очень многое зависит в моей системе доказательств.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг