все еще полагал, что работа только начинается, вопросы не отработаны,
статистика недостаточна для выводов. В общем, все впереди.
Так он думал вплоть до того вечера - это было года через полтора
после того, как они с Галкой расстались, - когда вроде бы следовало
закончить анализ очередного теста. Неожиданно для себя Роман сказал "все,
хватит!" Нужно двигаться иначе. Разумеется, нужно двигаться. А работа
по-старому - это топтание на месте. Количество растет, но ничего не
меняется. А уже пора.
Что именно нужно делать, он тогда понимал еще смутно. Не было четкого
осознания, что впереди работа на долгие годы - теория прогнозирования
открытий, куда поиск ведьм входил лишь как частный случай создания
алгоритма...
Р.М. забрал у бабки свой портфель и вернулся к Галке. Еще раз
внимательно просмотрел все рисунки. Он не старался понять их смысл -
главное, как ему казалось, он разобрал, а в деталях теперь не разберется
никто.
Неужели, - думал он, - цена должна быть так высока? То, что он читал
когда-то о ведьмах, вовсе не наталкивало на мысль о том, что они сжигали
сами себя в молодости, если это не делало за них общество. Нет, доживали и
до глубокой старости, ведьме Нэнси из Кентукки, он помнил, было больше ста
лет. Значит, в случившемся виноват он, Роман Михайлович Петрашевский, ни
сном, ни духом ни о чем не подозревавший. В то время у него и в мыслях не
было ничего подобного. В то время... Он и сейчас с трудом мог если не
убедить себя, то уговорить, что тесты, с которыми два десятка лет назад
работала Галка, отразились на ее дочери, которой тогда и в проекте не
было. Незнание, неумение - разве это оправдание глупости? А разве, если он
будет так вот сидеть и повторять "я виноват", кому-то станет легче? К тому
же, и не уверен он вовсе в логике своих рассуждений.
Р.М. ходил по комнате кругами - вокруг стола - и думал, что уехать
нужно сегодня же. Больше, чем он узнал и понял, он здесь не узнает и не
поймет.
До возвращения Галки оставались еще три часа, и Р.М., достав из
портфеля несколько листов бумаги, сел за кухонный стол. Писал быстро,
мысли уже выстроились.
"Система тестов должна была выявлять и стимулировать свойства
психики, позволявшие некоторым женщинам в редких случаях проявлять
неожиданные способности: уходить из реального мира в иллюзорный, ощущать
чужое состояние и даже - иногда - мысли, предвидеть будущее. Тесты,
конечно, не могли возбуждать эти свойства, если их не существовало. Думать
иначе было бы антинаучно, граничило бы с попытками лысенковцев создавать
новые сорта пшеницы с помощью "воспитания". Так, во всяком случае, я думал
двадцать лет назад. Есть, однако, существенная разница между пшеницей и
человеком. Словом можно загипнотизировать, можно включить подсознательную
деятельность, словом можно даже убить. Значит, в принципе, слово (а тесты
могли стать таким словом независимо от желания экспериментатора) способно
пробудить к действию неожиданные возможности психики, если такие
возможности потенциально существуют. Иными словами, если ведовство есть
общее, хотя и глубоко запрятанное свойство женской натуры, тест может
пробудить его, превратить "нормальную" женщину в ведьму. Неудача с
тестированием могла в свое время быть либо следствием неверной методики,
либо отсутствием среди тестируемых потенциальных ведьм, либо проявлением
неизвестных пока законов природы. То есть результат можно интерпретировать
как угодно. Я интерпретировал его как ущербность методики, как
необходимость перехода к решению более общей задачи - к созданию теории
научных открытий.
Решение этой задачи заняло пятнадцать лет и отвлекло от частной
проблемы, с которой все началось. Частная эта проблема стала и
неинтересной, выглядела юношеским увлечением без реального смысла. В этом
заключалась ошибка - нужно было вернуться к ведьмам и пересмотреть
концепцию на основе методологии открытий. Возможно, это помогло бы
избежать трагедии.
Наука требует безусловной повторяемости и воспроизводимости событий в
эксперименте, ведьмы были и остались явлением непредсказуемым и
невоспроизводимым. Противоречие: явление существует и в то же время не
существует, поскольку невоспроизводимо. Более того: явление существует как
нечто, данное нам в ощущениях, и не существует, поскольку объясняется в
крайнем радикальном случае происками дьявола, а в наименее радикальном -
физическими законами, которые противоречат известным (например, закону
распространения электромагнитных волн). Нарушается принцип
последовательности в развитии науки - один из немногих, на которых
покоится все научное здание. Противоречие выглядит настолько глубоким, что
разрешить его пытаются на основе общефилософских принципов: частные науки
пасуют. Кончается это навешиванием ярлыков: ведовство есть религиозный
дурман, либо просто невежество. Следствие: религии без боя отдается то,
что может служить мощным оружием в борьбе с той же религией. Отдается под
тем лишь предлогом, что явление не доказано и, следовательно, не
существует. Доказывать, впрочем, обязана наука - религии достаточно веры.
Самое страшное в этом: как могла наука сдать позиции без боя и утверждать,
что был закончен блестящей победой? Конкретно-познавательная проблема была
возведена в ранг мировоззренческой прежде времени, хотя всем, наоборот,
казалось, что время упущено, и нужно было с этими мистическими штучками
бороться и раньше, и эффективнее. Там, где философия торопится занять
позиции, конкретные науки часто пасуют, заранее эти позиции оставляя..."
Р.М. вспомнил, как беседовал с деканом. Было это на пятом курсе,
незадолго до зимней сессии. На семинаре по научному атеизму Роман поспорил
с преподавателем, отвечая по теме "Религиозные предрассудки и борьба с
ними". Когда преподаватель потребовал "а вы дурман-то развейте, я говорю
об экстрасенсах и о том, какой вред эта мода наносит антирелигиозной
пропаганде". Роман заявил, что никакого вреда атеизму экстрасенс принести
не может по двум причинам. Если он шарлатан, то для атеизма это хорошо,
потому что позволяет разоблачить его, показав, до чего опускаются люди,
имеющие слабый научный багаж и нечистую совесть, и на кого опираются
сторонники мистицизма. И второе: если экстрасенс действительно что-то
собой представляет, это тем более интересно и хорошо, поскольку позволяет
узнать о природе нечто новое и, естественно, материальное и к богу
отношения не имеющее, ибо товарищ преподаватель не станет ведь утверждать,
что паранормальные явления, если они есть, свидетельствуют о существовании
нематериального мира.
Преподаватель у них был средним, как все, спорить со студентами не
считал нужным. Кто умнее - Энгельс или Петрашевский? Естественно, Энгельс.
Говорят, что в спорах рождается истина. Конечно. А если истина давно уже
родилась?
Преподавателю было больше пятидесяти, и предмет свой он знал хорошо -
так хорошо, что однажды участвовал в публичном диспуте со служителями
культа по поводу религиозных праздников. Служители сыпали цитатами из
Евангелий и Пророков, из Корана и Торы, интерпретируя их очень оригинально
и проявляя гибкость мышления, граничащую с фарисейством. А преподаватель
выдавал цитаты из классиков марксизма-ленинизма, но интерпретировать не
брался, ибо это грозило более серьезными санкциями, нежели те, что
последовали бы в случае провала дискуссии.
- Вот что, Петрашевский, - сказал преподаватель, выслушав ответ
Романа, - о ваших странных увлечениях все знают. Это, допустим, мода. Но
нужно и разбираться в том, чем увлекаетесь. Иначе можете скатиться. Тройку
я вам ставлю потому, что вы человек соображающий, а не потому, что знающий
истину.
- Никто истину не знает, - буркнул Роман. - Я хоть пытаюсь понять, а
вы заранее решили, что не стоит?
Ответа он не получил, но несколько дней спустя его вызвали к декану.
Декана Р.М. помнил лучше - звали его Абдулла Рагимович, был он
физиком-теоретиком, довольно известным в Союзе. Абдулла-муэллим спорить
любил, на семинарах по квантам даже требовал: "Спорьте, если не понимаете,
в споре поймете. Или я пойму - а вдруг мы неправы вместе с Ландау?" Роману
казалось удивительным, что готовность спорить кончалась, едва речь
заходила об идеологических проблемах. Роман не задумывался о сущности
времени, в котором жил. Как говорили позже, начиналась эпоха застоя. Но
Роман, как многие другие, этого не замечал. Нормальное для многих было
время. Нормальное даже в том смысле, что говорить приходилось не то, что
думаешь, а то, что нужно, о чем пишут сегодняшние газеты. Это считалось
естественным, потому что давно стало привычным. Что думал декан о ведьмах,
осталось неизвестным, Роман мог судить лишь о том, что было сказано.
- У вас там конфликт произошел с... - Абдулла-муэллим назвал фамилию
преподавателя, которую Р.М. так и не вспомнил. - Он написал докладную в
деканат, просит обратить на вас внимание...
- В каком смысле? - спросил Роман, хотя на языке вертелось другое.
- В прямом, Петрашевский. Я давно за вами наблюдаю. Вы мне нравитесь,
умеете думать. Но разбрасываетесь. Есть ведь границы. Не мы их установили,
не нам отменять. Вы пришли учиться, верно?
- Я учусь.
- Учитесь, - согласился декан и, немного помолчав, продолжал. - В
общем, так. В докладной написано, что вы занимаетесь богоискательством.
Что-то собираете о ведьмах. Извините, это ведь чушь! Пришли учиться -
учитесь. Хотите в общественной жизни - пожалуйста. КВН на факультете
организовали - почему бы и вам не поучаствовать? Если с юмором слабо,
идите в НСО, там все серьезно. Или вот вечер готовят к новому году, танцы
там, песни... В общем, есть занятия, которыми должен заниматься студент, а
есть вещи, которые он делать не должен. И докладные эти мне ни к чему.
- Но я...
- Дома занимайтесь, чем хотите. Только тихо. А здесь нужно быть...
- Как все, - вставил Роман.
- Ну зачем как все? Проявляйте инициативу. Но в правильном
направлении.
Роман промолчал, потому что декан его не слушал. Он проводил
разъяснительную работу и удивлялся, почему способный студент не понимает
очевидных истин.
- Подумайте, - скучным голосом закончил декан. - Докладная у меня, и
если что, понимаете... Подумайте, Петрашевский.
И ведь сдержал слово! Месяца полтора спустя Роман получил выговор по
комсомольской линии за низкий идейно-политический уровень. Причина была
глупа до невозможности: на факультетском вечере по случаю окончания сессии
он во всеуслышание заявил, что ведьмы - явление вполне материального мира
и к религии не имеют никакого отношения.
Роман рассказал дома об этой истории, и отец долго молчал, а потом
махнул рукой и сказал: "Ты тоже, Рома, дурак, извини. Если уж
интересуешься чем-то этаким, не лезь в бутылку". - "А что, сейчас сорок
девятый год?" - агрессивно спросил Роман. "Время не то, но люди те же.
Сколько прошло? Двадцать лет. Даже одно поколение не сменилось. А за
пятилетку людей не переделаешь. Тем более, что и переделывать никто не
хочет. Удобнее". - "Что удобнее?" - спросил Роман. "Идти к коммунизму, -
пояснил отец, - чтобы в сторону не сворачивали. Для каждого стада свой
пастух". - "Это ты себя, что ли, стадом считаешь?" - возмутился Роман. "И
себя, и тебя тоже, что ты обижаешься? Так оно и есть. Если в обществе
главную роль играют запреты и ограничения, то общество, по определению,
становится стадом. Или стаей. Видишь ли, на деле - сколько людей, столько
и мнений. А цель у нас одна на всех. Коммунизм. Люди, однако, все разные.
Одному коммунизм вообще ни к чему. Другой рад бы строить, да неохота.
Таких, кстати, большинство. И так далее. Но невозможно всем идти к одной
цели, если мнений так много. Разбредемся. Вот и нужна рука. Пастырь.
Вождь. Как скажет, так и будет". - "Ну, сейчас вроде бы не так", - с
сомнением сказал Роман. "Так, так. Сталина нет, ну и что? Пришел Хрущев,
стал делать дело, но всем указывал - как. Теперь у нас Брежнев. Заметь,
сначала он не выделял себя. Но со временем... Тенденция." - "Ну допустим,
черт возьми, что в большой политике иначе не получается..." - "И не может
получиться, - отрезал отец, - потому что сейчас научно-технический
прогресс намного опережает рост сознания. Нужен новый человек. Не один или
два, одного в любой эпохе найти можно, даже в Древнем Риме, если хорошо
поискать. Нужно, чтобы большинство понимало и думало, как надо для
прогресса, и не по принуждению, а по собственной внутренней потребности...
А что на деле? У нас недавно мастера уволили. Знаешь, за что? Слишком
хорошо работал. Давал восемь норм. Зарабатывал в несколько раз больше
остальных. И что? Все бросились к нему учиться? Ни за что! Навесили ярлык
рвача и хапуги. Дестабилизатор общества, вот как. И уволили по сокращению
штатов. Меня вот не уволили, хотя работник я сейчас никакой, а его..." -
"Ну хорошо, - закричал Роман, - а я-то при чем? При чем здесь мои ведьмы?
Я религию проповедую? Каждый дурак, если разберется, увидит, что все
наоборот. Лучший способ антирелигиозной пропаганды - исследовать методами
науки все мифы, предания, христианские догмы и доказать, что нет в них
ничего нематериального, все из природы исходит и в природу уходит, какой
бы мистикой ни прикрывалось. Не так разве?" - "Так-то так. Но это значит,
что каждый должен думать сам. Каждый. Должен иметь свое мнение, и не по
книгам зазубренное, а выстраданное. Много у нас таких каждых? Кот
наплакал. Собери всех преподавателей атеизма, и все будут говорить одно и
то же. А если найдется такой, что станет говорить не по канонам, его живо
сомнут. Сейчас не сажают, просто не дадут житья. А ты, между прочим,
вообще студент, а не академик". - "Значит, нужен академик?" - "Нужен, -
подтвердил отец, - проще управлять, когда стандарт. Значит, и к коммунизму
так идти проще и быстрее. Если, конечно, идти правильно. А наверху лучше
знают, что правильно. Вы нам - стандарт, а мы вам со временем - коммунизм.
Фантасты, кстати, такой коммунизм не описывают. У фантастов при коммунизме
и всенародные диспуты, и полная свобода мнений. Почему? Да потому, что
пастырь не желает, чтобы стадо знало, что оно стадо. Надо внушать ему, что
стандарта вовсе нет. Я считаю, что наша утопическая фантастика, такая,
какова она сейчас, - реакционна." - "Ну знаешь..." - "Сам подумай, -
отрезал отец. - Ты же не стандарт. И посмотри, за что тебя били и будут
бить. Этот твой атеист воображает, что ты веришь в бога? Нет, конечно. Но
твой атеизм опирается на нечто, отличное от тех фраз, что написаны в
учебнике. А это уже опасно, ведь если ты в стаде, то должен думать и
говорить то, что нужно, и теми словами, какими положено. Ты где-нибудь
когда-нибудь видел, чтобы идея, высказанная на пленуме ЦК, излагалась в
прессе иными словами, не наизусть, не так, как написано в материалах? Не
видел и не увидишь..." - "Что же ты мне предлагаешь?" - "Тебе? Двадцать
лет назад я просто умолял бы тебя плюнуть на свои занятия, тем более, что
и сам считаю их блажью..." - "Значит, ты признаешь, что сейчас, по
сравнению с сороковыми годами, есть, как говорят, определенный прогресс?"
- "В чем? В догматах? Никакого прогресса. Полное единогласие." - "Но..." -
"Но сейчас не сажают. Вроде бы. Зато создают легкую жизнь..."
Больше они с отцом на эту тему не разговаривали. Не успели - отец
внезапно скончался от инфаркта. Шел на работу - и упал. А разговор тот
Роман вспоминал потом не раз и не два.
"Попробуем объединить данные по ведовству с методикой открытий.
Начнем с основного положения. Ситуация, ведущая к открытию, возникает,
когда "теория не может управлять по-старому, а факты не желают по-старому
жить". Революционная ситуация в науке. Из недоказанности ведовства наука
делает два вывода: а) фактов просто нет, все сплошной обман или
заблуждение, б) то, что, возможно, имеет место в реальности, неверно
интерпретируется. Налицо конфликтующая пара: представление о ведьмах и
научное знание. Для устранения противоречия один из элементов пары должен
быть изменен. Наука полагает, что ей меняться ни к чему. Идею ведовства
нужно подгонять под научное знание. Если не подгоняется, то идея попросту
неверна. Иной путь - возможность изменения методов науки - не
рассматривается. Что делать? Речь идет о способе познания объективного
мира. Наука - так уж сложилось - признает лишь факты, подтвержденные
приборами. Зафиксировано, значит, существует. Приборами не фиксируется -
значит, субъективно, ненадежно, наукой не является. Между тем, с точки
зрения самого же науковедения, здесь просматривается противоречие.
Первыми, впрочем, на подобное противоречие обратили внимание
изобретатели: противоречие между экстенсивным развитием технических систем
и необходимостью достижения идеального конечного результата. Идеальная
машина - когда тот же результат достигается сам собой, без использования
машины вообще. И в технике это удается. Паровозы-монстры, пожирающие тонны
угля, уступили место более элегантным электровозам. Химические ракетные
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг