- Слушай, - сказал Евгений, который всегда говорил подлецам, что они
подлецы, - почему ты разрешаешь своей жене таскать такую тяжесть? Своей я
не позволю. Если женюсь.
- Ничего-ничего, - поторопилась Таня, - я шла за хлебом, а это просто
случайно. Помидоры выбросили по тридцать копеек государственные, да еще в
гастрономе мясо без талонов давали. И потом, Женя, кто же у нас тяжести
таскает, если не женщины? Мужчины тащат на своих плечах страну, а мы,
женщины...
- ...Мужчин, а с ними и всю страну, да? Вот только, почему не в ту
сторону?
Р.М. повел Евгения в кабинет, Гарнаев был громогласен, перебить его
могла лишь сирена воздушной тревоги, и Роману Михайловичу пришлось
безропотно выслушать рассказ о том, как Евгений потребовал протокол
заседания аттестационной комиссии, постановившей, что он, Гарнаев, не
соответствует занимаемой им должности младшего научного сотрудника.
Сначала ему сказали, что протокол в сейфе, а ученый секретарь болен. Тогда
Евгений нашел ученого секретаря на его личном огороде и потребовал либо
протокол, либо сатисфакцию. Ученый секретарь предпочел выдать протокол,
видимо, не зная, что означает иностранное слово "сатисфакция". И что же?
Вопросы в протоколе были сформулированы иначе, чем на самом деле. А ответы
перефразированы или сокращены до неузнаваемости. Гарнаев заявил, что
отправит эту фальшивку в Отделение Академии. Тогда началась небольшая
потасовка: ему отказались выдать копию, после стычки он и обозвал всю
директорскую мафию подлецами. Сказано это было во всеуслышание, немедленно
составили акт, и директор заполучил на Евгения компромат.
Что тут можно было сказать?
- Так и дальше будет, - резюмировал Р.М. - И поделом. Потому что
позитивной программы ни у кого из вас нет. И демагогу вашему вам
противопоставить нечего, кроме того, что вам он не нравится. Единственный
аргумент - не специалист. Ты лучше мне другое скажи... У тебя вот
племянница девятнадцати лет...
- Огонь-баба, - сообщил Евгений.
- Вот и скажи мне, по каким причинам, кроме любовной, может покончить
с собой современная девушка?
- Ты и психологические задачи хочешь включить в книгу? Они тоже
решаются по приемам?
- Сначала ответь, - попросил Р.М.
- Ну... Во-первых, связалась с подонками, что-то натворила, а потом
испугалась... Или наоборот, не она, а с ней что-то сотворили, и она не
выдержала... Или еще - наркотики. Сошла с катушек, и того... Дальше -
алкоголизм. Впрочем, я ведь не по методике рассуждаю.
- Жуткие вещи ты говоришь, - пробормотал Р.М. - Я и не подумал... А
если у нее потом находят папку со странными рисунками и посвящением
некоему Петрашевскому Роману Михайловичу, прозванному Петряновым?
- Какие рисунки-то?
- Понятия не имею. Странные.
- Наркотики, - убежденно сказал Гарнаев. - Видения, бред и фантазии.
И посвящение фантасту, который может во всем этом разгадать смысл. Тем
более, что в городе только один писатель-фантаст.
- И в стране тоже?
Гарнаев понял, наконец, что речь идет не о решении учебной задачи.
- Ну-ка, - потребовал он.
Р.М. рассказал о посещении прокуратуры.
- В этом есть нечто загадочное и даже романтическое, - сказал
Евгений.
- Романтика самоубийства? - возмутился Р.М.
- Я имею в виду обстоятельства. Папка, что ни говори, адресована тебе
и никому другому. Неужели ты не хотел бы поглядеть, что в ней?
Роман Михайлович промолчал. Не встретив поддержки, Евгений опять
переключился на обсерваторские темы, и Р.М. сказал, что он, пожалуй,
поработал бы еще над последней главой. Гарнаев не обиделся и пошел на
кухню прощаться с Таней.
До вечера работалось хорошо. Удалось подступиться к решению задачи о
втором законе Ньютона. Задача была любопытна, учила даже к самым "стойким"
законам природы относиться с долей здравого недоверия. Р.М. получил
удовольствие от хода рассуждений, методика не пробуксовывала ни на одном
шаге, даже прогноз-матрица на этот раз удалась.
И тогда, под влиянием неожиданного порыва, он позвонил Родикову.
Следователь был у себя и, наверно, опять сочинял какую-нибудь бумагу.
Предложение побеседовать в неофициальной обстановке он принял сразу и
сказал, что минут через десять закончит работу, и почему бы...
Они встретились у афишной тумбы и медленно пошли по направлению к
драматическому театру.
- Чего только я ни повидал, - говорил Родиков, - но когда так вот,
совсем молодая... А что до той папки, то и мне ее содержимое практически
неизвестно. Рисунки. Карандаш, фломастеры, акварель... Вы девушку так и не
вспомнили?
- Нет, - Р.М. покачал головой. - Но есть два вопроса. Первый: почему
она это сделала? Второй: почему там моя фамилия? Если адресовано мне,
значит, она что-то хотела этим сказать. И оттого, что я ее не знаю, ничего
не меняется. В общем, я хотел бы увидеть папку. Это возможно?
Минуту они шли молча. Родиков обдумывал что-то, никак не показывая
свое отношение к просьбе.
- Почему она это сделала? - сказал он наконец. - В запросе было
сказано предположительно о психической болезни. Только предположительно.
Мое личное впечатление, из опыта: она столкнулась с жизнью. Только и
всего. Иногда это бывает убийственно. Девочка, над которой мать тряслась,
отец с ними давно не живет. Матери, знаете ли, иногда большие дуры.
Думают, что если дети у них живут как у бога за пазухой - радостное
детство и все такое, - это и есть правильное воспитание. А потом
какой-нибудь подлец оскорбит, сам, может, и не заметив, - и все. Трагедия.
Жить не стоит. Пачка снотворного. Много таких случаев знаю. Большинство -
девушки. Практически всех откачивают. Но случается, конечно, - не
успевают. Рисунки Нади тоже работают на эту версию. Реальности в них нет,
жизни... А фамилия ваша... Может, и не ваша вовсе, случаются ведь самые
удивительные совпадения. Это раз. А может, она любила фантастику. Но это
уже, понимаете, мои домыслы. А точно не знаю. Возбуждать дело прокурор не
станет, забот и без Нади больше чем... Так что папка с рисунками останется
у матери. Попробуйте написать ей. Вы мне позвоните, я скажу адрес, секрета
здесь нет.
2
Р.М. был собой недоволен. Книгу он закончил и отослал, но, перечитав
рукопись, понял, что в нескольких местах все же недотянул. Это было
нормальное состояние. Если бы он был доволен сделанным, из этого наверняка
следовало бы, что книга - дрянь.
В институт он теперь ходил ежедневно, нужно было наверстывать. За
прошедшие месяцы, пока мысли были заняты книгой, появилось много
публикаций по его плановой теме. Информационный бум, как говорили коллеги.
На самом деле никакого бума не было, потому что большую часть статей можно
было без вреда для науки сразу спускать в мусоропровод. Избавляться от
этого хлама Р.М. предлагал с помощью своей методики открытий. Худо-бедно,
но работы нулевого уровня эта методика отсекала мгновенно.
На работе к Петрашевскому относились как к человеку с приемлемыми для
ученого странностями. Никто - никто! - из сотрудников, высказывая уважение
к его работам по специальности, хроматографии селена, даже не пробовал
понять, чем он занимается дома. Никто не прочитал хотя бы одну из его
брошюр или статей по прогнозированию открытий. Из многих городов страны
незнакомые люди писали ему, спрашивали совета и советовали сами, а здесь,
в родных пенатах, была тишь да гладь. Вот уже восемь лет он сидел за одним
и тем же столом без всякой надежды дослужиться до старшего научного
сотрудника. Должности требуют локтей, а толкаться Р.М. не любил. Когда-то
Таня ворчала: вот, мол, и этот лабораторию получил, и тот, оба с тобой
учились и уже доктора наук. Один, правда, национальный кадр, но второй-то
- русский. Р.М. устроил семейную сцену, сказал все, что думал о
должностях, околонаучной возне и докторах-академиках независимо от их
национальной принадлежности. Больше Таня об этом не заговаривала.
Денег им, в общем, хватало - с гонорарами. Детей не было, Таня
болела, потому и с работы ушла, а потом, когда можно было устроиться, Р.М.
не разрешил: помощь ему нужна была не деньгами.
За две недели после отправки рукописи Р.М. отыскал и решил еще одну
задачу на прогнозирование открытия. Таня распечатала сотню экземпляров, и
Р.М. разослал решение с методическими указаниями всем своим
корреспондентам. Позвонил Родикову, тот был занят, торопился, но адрес
продиктовал и даже просил звонить еще, на работу или домой, можно
встретиться, поговорить...
Отправив уже письмо, Р.М. раскаялся - не нужно было этого делать.
Ему, видите ли, любопытно, а матери каково? Набросился на Таню: почему не
отсоветовала? Но дело было сделано, и оставалось ждать.
В институте наступила спокойная пора, шеф отбыл на совещание по
сильным магнитным полям, и в лаборатории много говорили о футболе,
международных событиях, высоких ценах, гнилой картошке и армянских
националистах, почему-то считающих Нагорный Карабах частью Армении.
Впрочем, бывало, и работали. Р.М. любил самостоятельность и дома имел ее в
избытке. В институте он предпочитал выполнять то, что хотел шеф. Он так
привык, бурь ему хватало с методикой и фантастическими рассказами, а на
работе хотелось чего-то спокойного.
Как-то они пошли с Таней в кино, идти не хотелось, но жена настояла,
иногда она умела быть упорной - в таких вот мелочах. Фильм был серым, но
незадолго до конца один из персонажей сказал своей дочери несколько слов,
которые заставили Романа Михайловича вздрогнуть. И слова-то были
необязательные, что-то вроде "Таких ведьм, как ты, еще поискать надо!" Но
фраза из памяти не ускользала, и Р.М., привыкнув доверять неожиданным
впечатлениям, долго потом искал нужную ассоциацию или аналогию, слушая
одновременно Танины рассуждения о том, что такие средние фильмы очень
точно рассчитаны на средний уровень зрителя, и в этом проявился талант
режиссера. Ассоциаций не возникло - то единственное, что он должен был
вспомнить, на ум не пришло.
Еще через несколько дней позвонил Родиков и пригласил погулять после
работы. Р.М. согласился с неохотой. Он злился, с утра пришлось высидеть
больше трех часов на семинаре, обсуждалась дурацкая, по его мнению,
работа, которая не могла быть верной потому хотя бы, что противоречила
всем правилам науковедения. Р.М. отмолчался, он приучил себя не вступать в
заведомо бесплодные дискуссии. Чтобы доказать глупость автора, пришлось бы
потратить много времени и нервов, этого Р.М. себе позволить не мог. Но
настроение испортилось.
С Родиковым они встретились у афишной тумбы и медленно пошли к
станции метро, где был небольшой сквер и можно было посидеть на скамейке.
- Мать девушки ответила, - сказал следователь после недолгого
молчания. - В возбуждении уголовного дела, как я и предполагал, ей
отказали. Типичный случай, девушка была на учете в психдиспансере.
- Почему она написала вам? Я ведь дал свой домашний адрес.
- Вам писать она то ли не захотела, то ли постеснялась. Ваши рассказы
из книги "Пространство мысли" дочь читала последние дни перед... Она
просит обо всем забыть, это, мол, ее беда и так далее...
Ассоциация, которая таилась в дальних уголках подсознания, всплыла,
как всегда, неожиданно. Р.М. вспомнил и удивился. Конечно, его сбил с
толку возраст Нади. Нет, идея нелепая... Впрочем, можно спросить.
- Скажите, Сергей Борисович, фамилия у Нади, наверно, по отцу?
- Вероятно, - Родиков пожал плечами.
- А девичьей фамилии матери вы не знаете?
- Нет.
- А вы могли бы узнать? - настойчиво продолжал Р.М. - Если я напишу
ей сам, она может не ответить.
- Вполне, - согласился Родиков. - А зачем вам?
- Может быть, я знал мать Нади до замужества?
Родиков внимательно посмотрел на Романа Михайловича.
- Вам что-то пришло в голову? - спросил он.
- Привык все раскладывать по полочкам. Вы знаете, что такое
морфологический анализ?
- Да так... - неопределенно отозвался Родиков. - У меня лежит ваша
книга "Наука об открытиях", я взял ее в библиотеке еще до встречи с вами,
но... Оглавление прочитал, помню, был так и этот морфологический анализ.
Кстати, я давно хотел спросить... У вас есть рассказ "Волны Каменного
моря", я сам не читал, но сын...
Р.М. думал о своем. Что-то отвечал Родикову, а мысленно просчитывал
схему. "Таких ведьм как ты..." В этом ключ, интуицию нужно слушаться.
Узнать девичью фамилию Надиной матери. Еще лучше - посмотреть на ее
фотографию или выяснить, где она жила двадцать лет назад. Может ли быть,
что дело в матери? Казалось бы, чушь. Но все объясняет. Все?.. Девушки
нет. Нет Нади...
Ему повезло с родителями. Это он сейчас понимал - повезло. А в
детстве он отца боялся. Тянулся к нему, во многом подражал, но боялся.
Стоило отцу с сумрачным видом войти в комнату, где Рома играл в
солдатиков, и у него начинали дрожать ноги. Отец садился перед ним на
низкий продавленный диван и говорил "давай поиграем". Играли они обычно в
шашки или в "логику".
А маму Рома не боялся. Она ему все разрешала, а он хотел сделать
что-нибудь наперекор и не мог, просто руки не поворачивались. Мать он
жалел. Отец появился, когда Роме уже исполнилось четыре, а до того они
жили вдвоем, он знал, что матери трудно, она ему это часто говорила, и он
знал, но не понимал. Еще он знал, что отец ни в чем не был виноват, что
лучше его нет и не будет, но не понимал, в чем не виноват отец, которого
он никогда не видел. Когда явился незнакомый мужчина, и мать долго
плакала, Рома решил, что этот чужой дядя принес дурные известия об отце,
но оказалось, что бородатый пришелец и есть отец, а плачет мама от
радости. Рома не понимал, как можно плакать от радости, и потому ему долго
не верилось, что мать стала совсем другим человеком, и у них, наконец,
появилась семья. Позднее отца реабилитировали, но это трудное слово Рома
не мог в то время ни выговорить, ни понять.
Отец пошел работать на завод - до ареста он был инженером-механиком,
- и в пятьдесят пятом они впервые "наскребли", как сказала мама,
достаточно денег, чтобы снять на лето комнату в дачном поселке у моря.
Рома отца боялся - так он считал, - но подражал ему во всем, впрочем,
этого он тоже не понимал. Отец не любил купаться, и Рома с утра до вечера
строил с ним огромные замки из мокрого пляжного песка, а однажды провел
насыпную "железную" дорогу через весь пляж до пионерского лагеря и пустил
по ней "электричку" из спичечных коробков.
Отец научил Рому читать и по десять раз на дню загадывал загадки, а
ответ требовал искать в книгах.
- В книгах есть все, - уверял он, - нужно только не лениться искать.
Однажды отец принес засвеченную фотографическую пластинку и предложил
Роме поглядеть на солнце. Они сидели на песке, к ним подходили любопытные
и просили показать, что такого интересного можно различить сквозь
непрозрачное стекло.
- Ну вот, - сказал отец, - а завтра будет главное событие - солнечное
затмение.
День был обычным, рабочим, но Роме казалось, что наступил праздник,
что-то вроде Первого мая. Весь день они провели на пляже, погода выдалась
великолепная: ни облачка, жарко, ходить босиком по песку было невозможно.
Вскоре после полудня на диске солнца возникла щербинка. Наползала она
медленно, никто этого не замечал. Но день постепенно поблек, стало
неестественно сумрачно. Отец потом говорил, что начали лаять собаки,
где-то заблеяли овцы. Ничего этого Рома не слышал. Чувства его
сосредоточились в зрении, потому что на пляже неожиданно появилась
странная женщина. Вся в черном, закутанная в чадру, она медленно шла по
берегу у самой воды и, наверно, смотрела в небо, а не перед собой, потому
что босые ее ноги то и дело ступали в воду, она будто плыла в мелкой воде,
и была в ней сила, которая не позволяла отвести взгляд. Она прошла
недалеко от Ромы, и он почувствовал, что сейчас пойдет следом. Женщина ни
на кого не обращала внимания, но всюду люди оборачивались и смотрели
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг