стоишь в поле, до горизонта - ничего, хочешь сделать шаг и не можешь, руки
упираются во что-то, чего ты не видишь, и сердце стучит от страха, она
ведь девчонкой была, а не мужиком здоровенным, а потом все выключается, и
ты видишь, что перед тобой стена в твоей же комнате... Или наоборот:
стоишь у замшелой стены, вся она в потеках, камень потрескался,
протягиваешь руку, и она проходит насквозь, ты приходишь в себя и видишь,
что стоишь посреди комнаты и нащупываешь пустоту, воздух. Представь все
это, а потом вообрази, что видишь не поле с цветами, не скалу - это земные
явления, наш мир, - а нечто, чего описать словами никогда не сможешь,
потому что ты не Лев Толстой, да и неизвестно, что сумел бы Лев Толстой в
подобной ситуации. Слов у тебя нет, но ты хочешь понять, знаешь, что, если
не поймешь, то сойдешь с ума. И пытаешься нарисовать. Но и рисовать ты не
умеешь. И то, что у тебя получается, так же похоже на истинное, как
детские рисунок льва на живого царя зверей. Плачешь от бессилия и
невозможности с кем-нибудь поделиться и знаешь наверняка: то, что ты
видишь, то, что можешь пощупать в такие минуты, все это действительно
есть, и все это не менее реально, чем твой мир на Земле. Представь себе
это и скажи: что мне делать с этими числовыми последовательностями?
- Рома, - сказал Гарнаев, - то, что ей казалось реальным, было игрой
сошедшего с катушек мозга. Поняв численные закономерности, мы, возможно,
разберемся в...
- Ладно, - Р.М. махнул рукой. - Мы говорим о разных вещах. Надя была
обыкновенной ведьмой, и с психикой у нее все было в порядке.
- Ну конечно... Тебе ведь известно, что такое обыкновенная ведьма!
- Господи, ведьмами я занимался в свое время больше, чем физикой. Ты
думаешь, что ведьмы - это женщины, которые собираются на Брокене, летают
на помеле, ворожат, колдуют, напускают порчу, вызывают дьявола... Что еще?
- Согласись, что в народных преданиях...
- Народные предания сделали из древних ящериц драконов. А в тридцать
седьмом многие - миллионы! - искренне верили, что каждый третий в стране -
иностранный шпион. Во время средневековой охоты на ведьм сожгли около
десяти миллионов женщин, примерно столько же, сколько народа погибло в
сталинских лагерях. И методы следствия, допросов, сами судилища были очень
похожими - собственно, один к одному. Это плохо исследованная аналогия, я
когда-то написал рассказ, и его, конечно, не опубликовали...
- Расскажи, интересно.
- После, - Р.М. отмахнулся. - Я это к тому, что ведьмы - самые
обычные женщины. Никто из них не летал и не вызывал дьявола. Что до порчи
и сглаза... Для этого не нужно быть ведьмой. У многих есть дар внушения,
не нужно путать лошадь с мотоциклом. А ворожба и колдовство... Ну,
представь, что ты живешь в четырнадцатом веке. И знаешь многое из того, о
чем никто не догадывается. Тебя принимают за ненормальную, потому что
иногда у тебя случаются, ну, скажем, приступы, когда ты не воспринимаешь
окружающий мир. Люди ждут от тебя определенного образа мысли, поведения...
Все дальнейшее определяется твоим характером. Если ты независима, если
тебе плевать на то, что о тебе говорят, ты стремишься сохранить себя, и
тебе изредка это удается. Очень изредка, потому что ты женщина, и значит,
эмоциональна, и ты ведьма, значит, эмоциональна предельно. Или даже
беспредельно - до взбалмошности. До истерик. До исступления. Если тебя не
сломит муж, не бросит любовник, не засадит в психушку опекун, все равно
отношение к тебе будет однозначно отрицательным. И какой-нибудь
благодетель непременно напишет на тебя донос на Лубянку... то есть, в
святую инквизицию, и тебя возьмут, засудят и сожгут. А если ты по складу
ума практична, то быстро поймешь, чего от тебя ждут окружающие, и станешь
вести себя соответственно. Научишься внешним атрибутам ворожбы, способам
прорицания, женская интуиция поможет тебе предугадывать если не многое, то
кое-что, достаточное, чтобы тебе верили и называли ведьмой. Впрочем, и в
этом случае кто-нибудь увидит тебя летающей на помеле и донесет куда
следует.
- И на костры они шли, чтобы поддержать репутацию?
- На кострах чаще всего сжигали вовсе не ведьм, а невинных женщин.
Лес рубят - щепки летят. Знакомая поговорка? А ведь это были женщины.
Господи, как ты понять не можешь - женщины!
Р.М. замолчал. Не нужно было заводиться, - подумал он. Пусть Евгений
сам соображает. Может, додумается.
- Спасибо за работу, - сказал он. - Ты молодец, Женя, в этих числах,
наверное, что-то есть. Я посмотрю на досуге, хорошо?
- Рассказ, который ты написал... - напомнил Евгений.
Но Р.М. уже остыл. Вспоминал неохотно - раз уж обещал. Был такой
рассказ - один из первых его опусов, вскоре после университета.
Стандартная история с использованием машины времени. Герой рассказа -
физик. Время действия - середина тридцатых годов. Герой интересуется
ведьмами, но поступает иначе, нежели автор рассказа. И это естественно,
автор ведь исследовал альтернативные возможности, в том числе и бредовые.
Герой решает сконструировать машину времени (всего-навсего!) и отправиться
в пятнадцатый век "изучать натуру". Будто в двадцатом ведьмы перевелись.
Ну, это на совести автора. Кое-что в теоретическом плане герой успевает
сделать прежде, чем за ним приходят. В тридцать седьмом. Следователь ему
попадается... Нормальный, наверное, как другие. Но от этого герою не
легче, верно? Автор выдал тут все, что помнил по отцовским рассказам.
Ясно, что уже на этой стадии рассказ стал "непроходимым". Но автор не мог
остановиться.
Короче говоря, герой без всякой фантастики отсидел до пятьдесят
четвертого. А выйдя, довел-таки до конца дело жизни - построил машину
времени. Вот, где фантастика... Ну, ладно. Он постарел, желания
изменились, в лагерях было как-то не до ведьм, зато ненависть к некоторым
представителям аппарата НКВД, хотя и бывшего... Решает он съездить не в
далекий пятнадцатый век, а в более близкий тридцать седьмой год. За сутки
до собственного ареста. Подкарауливает следователя, идет за ним и в темном
переулке убивает ударом по голове. Это, конечно, глупо, но психика-то уже
повреждена... Он намерен вернуться в будущее, с интересом рассуждая теперь
о том, что может произойти - ведь воспоминания его нисколько не
изменились, хотя следователя в этом мире уже нет... Арестовывают его почти
сразу, он не успевает пройти и нескольких кварталов. Судят за умышленное
убийство. Настоящий суд с государственным защитником! Конечно, лагерь, но
теперь он попадает в "привилегированное общество". Разумеется (рассказ!),
он оказывается в том же лагере, и естественно, наблюдает себя со стороны,
даже уговаривает уголовников не трогать придурковатого политического.
Начинается война, он просится на фронт, воюет в штрафбате, и его
благополучно убивают под Брянском. Тут вольность автора, он просто не
придумал, что делать дальше. Ну, выйдут они оба из лагеря, и что? Рассказ
кончался, показывая неспособность автора, раскрутив сюжет, связать концы с
концами...
Вскоре после ухода Гарнаева позвонил Родиков. Голос у него был
уставшим, и Роману Михайловичу почудился в интонации скрытый упрек: вот,
мол, заставил ты меня работать.
- Если хотите, - сказал Родиков, - можете зайти ко мне, я буду
допоздна.
- Есть за чем?
- Есть.
- Приду, - пообещал Р.М.
То ли следователь расколол в этот день особо опасного преступника, то
ли получил благодарность начальства - Роману Михайловичу показалось, что
на Родикова снизошла благодать. Следователь вышел ему навстречу в
проходную, держал под руку, улыбался чему-то, усадил гостя не к столу, а в
мягкое, хотя и продавленное, кресло. Сам продолжал ходить по кабинету
молча, и лицо его быстро меняло выражение. "Хамелеон", - мелькнуло в
голове Романа Михайловича.
- Вам что-то удалось? - спросил он.
- Удалось, - бросил Родиков, продолжая ходить. - Впрочем, не все.
Семнадцать адресов - вот список. Весь вопрос в том, что мне с этим списком
делать.
- Отдать мне, - простодушно предложил Р.М.
- Зачем? Чтобы вы могли пойти или съездить и лично убедиться, что
плоды вашей деятельности реально существуют? Не знаю, что вы делали
двадцать лет назад, но мне это не нравится.
- Давайте не будем ходить вокруг да около, - попросил Р.М.
Родиков сел за стол, придвинул к себе раскрытую папку. Насколько мог
рассмотреть Р.М., в ней было всего два листа.
- Масленникова Ирина Леонидовна, - начал читать Родиков, опуская
детали. - Сорок лет... ммэ... вот. Дочь Анастасия, одиннадцати лет, на
учете в психиатрическом диспансере... Ммэ... Карпухина Елизавета
Максимовна, тридцати девяти... Дочери тринадцать, сыну девять лет. Сын
здоров, дочь второй год живет в интернате для... ммэ... вот так. Исмаилова
Севда Рамзиевна, сорок два. Детей нет, муж ушел. Ну, тут говорить не о
чем. Впрочем, сама она несколько лет назад обращалась к психиатру, но
отклонений не нашли. Мнацаканян Людмила Ервандовна, сорок один. Второй
брак. Два сына, оба вполне здоровые парни. Некрасова Марианна Лукинична,
сорок четыре. Поздний брак, дочь пяти лет. Психически больна, от
диспансеризации отказалась... ммэ... ну и так далее. У всех девочек без
исключения - а у Касимовой их две - есть психические отклонения. У
мальчиков, тоже у всех, с психикой полный порядок. В двух случаях сами
женщины лечились от психических расстройств. Девочек и девушек в этом
списке всего восемнадцать. И в списке уже нет Нади Яковлевой. Но есть
Карина Степанян, которую муж выгнал из дома через неделю после свадьбы,
потому что решил, что она шизофреничка. Дочь Аиды Нерсесовны Степанян. Вот
так. Вы такого результата ждали, Роман Михайлович?
Р.М. молчал. Господи, разве этого он хотел? Аида Степанян -
некрасивая, длинноногая, она занималась тестами с удивительным усердием,
каждый вопрос отнимал у нее втрое больше времени, чем у остальных, потому
что она искала тончайшие нюансы. Что же это такое? Девчонки, обыкновенные
девчонки. Красивые, как Лиза Карпухина, смотревшая на всех свысока и
ждавшая принца. Некрасивые, как Аида или Ира, но тоже ведь ждавшие чего-то
от жизни и помогавшие Роману потому, что это было интересно, романтично,
таинственно как-то, и наконец, модно - тесты!
Что это? Бред? Наука? Лысенковщина? Заговаривание зубов? Что? Он еще
мог сомневаться - с Галкой. Вдруг случайность. Потом - Марианна. Почти
уверенность. Но - почти. Вдруг, все же вдруг. Сейчас ни сомневаться, ни
надеяться на чудесные совпадения нельзя. Он был прав, вот в чем беда. Он
хотел отыскать ведьм, и он отыскал их. Более того: он их почему-то творил
сам. И не сразу, а во втором поколении. На детей действовал. Значит - на
гены. На гены - словом?? Если это не чушь и мистика, то что же тогда чушь
и мистика?
В любом случае, что бы это ни было, он виновен. Разбил жизни, потому
что не ведал, что творил. И сейчас не ведает, что творил тогда. Цепляется
за научные аксиомы, потому что в них спасительный для совести выход -
случайность. Невероятная и жуткая, но случайность. И тогда спасены и
совесть, и наука. Но все это ерунда. Потому что таких случайностей не
бывает.
- Ужасно, - сказал Р.М. севшим голосом. - И это не может быть
совпадением...
- Значит, - резюмировал Родиков, - записка Нади Яковлевой была
адресована именно вам. Не потому, что вы фантаст, которого она читала, а
потому, что, по ее мнению, вы должны были знать.
- Что знать?
- Знать, что с ней происходит и почему она больше не может жить.
- Если бы я знал это, девочка была бы жива.
- Она адресовала рисунки вам.
- Сергей Борисович, так мы часами будем ходить вокруг да около. Нужно
что-то делать! Пока еще кто-нибудь...
- Думаете, до этого может дойти?
- Да не знаю я! Нужно предполагать, что может. Понимаете?
- Нет. Вы недоговариваете. Я охотник, а вы хотите использовать меня
как охотничьего пса.
- Ну хорошо, я расскажу. Извините, если будет сумбурно. Как сумею...
И рассказ действительно оказался сумбурным. Впрочем, Родиков ни разу
не перебил.
- Что же это было? - спросил он, когда Р.М. иссяк. - Преступная
халатность во время научного опыта? Если уж вы при помощи вербального
теста сумели испортить жизнь стольким женщинам, то сейчас можете захотеть
дать всему обратный ход - у вас есть методика открытий, с ее помощью вы
можете придумать другой тест или что-нибудь в этом роде, и опять начнете
экспериментировать, чтобы вышибить клин клином, и кто поручится, что не
натворите бед, еще худших? Вы и с работы ушли, чтобы иметь на это больше
времени, так я понимаю?
- Нет. Мне это и в голову не приходило. Но в ваших словах что-то
есть. Я подумаю над вашим предложением.
- Да вы что! Я сказал в порядке предостережения, а не наоборот.
- А я думаю, что как раз наоборот могло бы получиться.
- Роман Михайлович, я вам официально предупреждаю! Ничего такого! С
женщинами этими встречаться запрещаю, во всяком случае, без меня. А то еще
наговорите, разбередите, психолог из вас никудышный...
- Психология здесь не при чем. Дело гораздо серьезнее, чем мы с вами
сейчас можем понять. Глупостей я делать не собираюсь, так что беспокоиться
вам не о чем. В другие города не поеду - не настолько богат, особенно
сейчас. Помогите: нужны истории болезней девочек, если они есть и если их
удастся достать.
- Пожалуй, открою я на вас уголовное дело, - Родиков вздохнул. -
Иначе под каким соусом я буду оформлять запросы?
Р.М. пожал плечами.
9
Шестеро его "девчонок" никуда не уезжали. Всего шестеро. Наиля и
адреса не поменяла, жила в том же двухэтажном, с лепниной, особняке, что
стоял у въезда в крепость. Всего только раз Роман провожал Наилю домой, и
сейчас живо вспомнилась узкая улочка, посреди которой на протянутом между
домами тросике качался фонарь, чудом еще не сбитый мальчишками. Фонарь
тускло освещал улочку от угла до угла, а дальше наверняка притаились
"крепостные" - те, о ком судачили в городе, кто ходил с ножами, курил
анашу и вообще занимался беззаконием и развратом. Впрочем, таинственных
этих ребят Роман никогда не видел, о чем не очень жалел.
Тане Р.М. списка не показал. Впервые за много лет между ним и женой
пролегла странная трещина, вроде и неглубокая, ведь и раньше Р.М. не всем
подряд делился с Таней, но не в глубине было дело, а в том, что стояли они
по обе стороны трещины и смотрели, как она становится глубже, и оба делали
вид, что ничего не замечают. Такого прежде не бывало - если случалась
размолвка, они выясняли отношения быстро и надежно. Как же иначе? Иначе
трудно жить. Сейчас Р.М. затаился в кабинете, перечитывая список, а уж что
думала о его женщинах-ведьмах Таня, он не представлял, хотя что она могла
подумать?
Тамара Мухина (дев. Каневская). Была замужем три года. Дочери
восемнадцать. Живет в поселке Разина. Удивила приписка: "Дочь Елена
занимается незаконным промыслом, предупреждалась в милиции". И нужно
учесть еще, что с четырнадцати лет Лена состоит на учете в психдиспансере.
Что значит "незаконный промысел"? Спекулирует?
Начну с Тамары, - решил Р.М.
Рассказ он почти закончил. С утра читал беловик, перепечатанный
Таней, и, в общем, остался если не вполне доволен, то хотя бы
удовлетворен. Мир получился. Странный мир, конечно, но ведь именно таким
он и хотел этот мир описать. Хотя, возможно, было бы лучше дать больше
узнаваемых деталей, чтобы читатель понял: речь идет не о какой-то
абстрактной планете, а о нашей Земле, наших отношениях с наукой и
природой. Возможно. Но ведь и игра фантазии тоже кое чего стоит в
эстетическом плане. А читатель, если не дурак, поймет. Дурак и читать не
станет.
Ну, все. Теперь начинался период "вылеживания", и Р.М. не знал,
сколько он продлится. Может, уже через неделю появится желание достать
рукопись, а может, он вовсе к ней не вернется - бывало и такое.
Папка исчезла среди бумаг, и Р.М. развернул таблицы. Основная часть
методики открытий была сконцентрирована в этих таблицах и строках.
Классификация научных противоречий. Система отбора противоречий, ведущих к
потенциальному открытию. Система отбора выигрышных ходов. Лет десять
назад, когда он конструировал таблицу из отдельных блоков и ничего не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг