Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   Но  ведь  не  может  же  он  один  быть  нормальным,  а  все  остальные
нравственными уродами. Может быть, всеобщая, абсолютная ложь и  корысть  -
это норма, нарушение  которой  безнравственно?  Может  быть,  безнравствен
именно он, а все эти лжецы вокруг него нравственны?
   Дэвид чувствовал огромную, давящую усталость,  парализовавшую  все  его
чувства. Его выгнали с работы - он не жалел об этом. Он ушел от Присиллы -
он не жалел о ней. Ему, наверное, придется уехать из города - он не  жалел
о нем.
   Вот что на поверку принес ему счастливейший дар...



5

   Капитан Фитцджеральд не выносил загадок и  тайн.  Он  любил  ясность  и
четкость, когда причина и следствие не играют друг с другом  в  прятки,  а
стоят одна за другой в затылок по команде "смирно".  Впереди  причина,  за
ней следствие. Он не любил тумана и летнего знойного марева,  размывающего
очертания предметов. Он не любил полумрака, и даже в кабинете у него  была
ввернута трехсотваттная лампочка.
   Он не выносил неясных  для  него  преступлений.  Они  мучали  его,  как
слишком узкий воротничок, - давили и не давали спокойно дышать. Но, к  его
счастью, неясных для него преступлений в городе почти не было. Но  неясные
и нераскрытые преступления - далеко не одно и  то  же.  Если  преступление
становилось для него ясным, это еще  не  значило,  что  оно  автоматически
становилось и раскрытым. Он был человеком скромным и вовсе не отождествлял
себя с карающей десницей правосудия. Иногда он делал даже все зависящее от
него, чтобы преступление, ясное для  него,  оставалось  неясным,  а  стало
быть, и нераскрытым для правосудия. Все зависело не от преступления, а  от
того, кто его совершал. Иногда Фемиде лучше так и  не  снимать  повязку  с
глаз. И ей спокойнее, и окружающим меньше хлопот.
   Два автомобиля у витрин магазина Чарлза Майера  меньше  всего  занимали
его воображение. Это был Руффи за  работой,  может  быть,  порой  чересчур
драматической, но работой. Латинская склонность  к  эффектам  всегда  была
свойственна этому  человеку,  но  у  каждого  в  конце  концов  есть  свои
маленькие слабости. Нет, Руффи и  его  ребята  меньше  всего  интересовали
капитана. Великое "ювелирное" ограбление,  как  его  уже  начали  называть
газеты, навсегда останется тайной и даст,  кстати,  возможность  требовать
увеличения бюджета полиции.
   Но  тем  не  менее  Эрнест  Фитцджеральд  чувствовал  себя   несчастным
человеком. Он буквально задыхался, ему не хватало кислорода. Он не мог  ни
на чем сосредоточиться. Он думал только  о  Дэвиде  Россе.  Он  знал,  что
позвонить сейчас  Руффи  и  встретиться  с  ним  было  бы  бестактно,  как
приходить в гости к человеку,  который  тебе  должен,  но  он  не  выносил
загадок. Он снял трубку, позвонил Руффи в контору  и  сказал,  что  сейчас
приедет.


   - Здравствуйте, капитан,  -  широко  улыбнулся  гангстер  и  пододвинул
глубокое кожаное кресло. - Вы прямо не даете мне отдышаться.
   - Дело не в этом, Руффи.  Мы  всегда  понимали  друг  друга...  Дело  в
другом. Накануне вашего... гм...
   - С каких пор такая деликатность, капитан? Вы имеете  дело  с  солидным
бизнесменом, владельцем транспортного агентства,  который  любит  полицию.
Хоть и приходится платить налоги на ее содержание, но ничего не поделаешь.
Он ее любит хотя бы за то, что она оберегает его  бизнес,  его  маленький,
скромный бизнес.
   - В субботу ко мне пришел корреспондент "Клариона", некто Дэвид Росс, и
предупредил о готовящемся налете. Точно указал место, время и даже  назвал
марки обеих машин.
   - Не может быть! - Руффи озадаченно глядел на капитана.
   - Может, - Фитцджеральд пожал плечами и  добавил:  -  Он  даже  пытался
сообщить об этом Рональду Барби.
   -  Не  может  быть,  -  упрямо  повторил  гангстер  и  задумчиво  потер
переносицу. - Ни один из моих ребят не мог продать нас.  Да  и  для  чего?
Чтобы вместо своей доли получить пулю в лоб? - Он помолчал, словно пытаясь
сообразить что-то, а потом добавил: - К  тому  же  мы  угнали  обе  машины
только в пятницу вечером. Если он знал о "плимуте" и "шевроле", то ему мог
кто-нибудь капнуть, только начиная с пятницы вечером и до того  момента  в
субботу, когда он пришел к вам. Я могу проверить, где  и  как  мои  ребята
провели каждую минуту в это время. И если я узнаю, что...
   - Обождите, Руффи. Я хочу облегчить вашу задачу.
   Капитан медленно достал из бумажника несколько фотографий и положил  их
перед гангстером.
   - Они все одинаковые?
   - Да, - ответил  капитан,  -  на  них  всех  один  и  тот  же  человек.
Постарайтесь узнать у своих мальчиков, не видел ли кто-нибудь из  них  эту
физиономию.
   - Это Дэвид Росс? - Руффи погладил пальцем щеточку усов  и  внимательно
посмотрел на карточки.
   - Он.
   - Знакомое лицо.
   - Постарайтесь вспомнить, Руффи.
   - Где-то я его видел, и недавно... Но где?.. Обождите, обождите... Ага,
вспомнил. Этот тип сидел рядом со мной в автобусе...
   - Когда это было?
   - В субботу утром. Да, точно, в субботу утром.
   Капитан Фитцджеральд почувствовал, как у  него  вдруг  бешено  забилось
сердце, рванув с места, словно гоночная машина. Руффи не  сумасшедший,  он
не станет наклоняться к уху соседа по  автобусу  и  доверительным  шепотом
рассказывать, как он завтра ограбит магазин.  Значит...  Но  этого  же  не
может быть, это  же  не  фантастический  роман  Джеймса  Ганна  или  Зенны
Хендерсон!
   - Но откуда же он мог узнать? - тихо спросил гангстер.
   - Думаю, что скоро сумею установить это, -  ответил  Фитцджеральд,  изо
всех сил стараясь не выдать волнения.
   - Может быть, его лучше убрать?
   - Ни в коем случае, Руффи, - сказал Фитцджеральд  и  почувствовал,  что
вложил в свою фразу чересчур много чувства.
   Гангстер пристально посмотрел на него и пожал плечами:
   - Надеюсь, вы не надумали сыграть какую-нибудь шутку над старым, бедным
Руффи. А, капитан?
   - Вы меня знаете...


   Дэвид лежал, вытянувшись на тахте, не в  силах  оказаться  по  какую-то
сторону зыбкой грани между сном и бодрствованием. Он то закрывал глаза,  и
странные сны начинали бесшумно скользить перед  ним,  то  снова  испуганно
открывал их вместе с тревожным ударом сердца.
   Когда прозвенел звонок, он вздрогнул и с трудом  вышел  из  оцепенения.
"Должно быть, Присилла", - подумал он равнодушно и открыл дверь. Перед ним
стоял капитан Фитцджеральд с чемоданчиком в руке.
   - Добрый день, Росс, - сказал он весело. - Простите, что я пожаловал  к
вам. Позвонил в "Кларион" - говорят,  вы  там  больше  не  работаете.  Что
случилось?
   - А вам что за дело? Приехали специально меня утешить?
   - Ну, ну, Росс. Что вы на меня дуетесь? Я просто сообразил, что забыл в
прошлый раз отдать вам вашу корреспондентскую карточку. Вот она, держите.
   - Она мне больше не нужна.
   - Не унывайте, такой парень, как вы, долго без работы не останется.
   "Там-тара-там-там, там-тара-там-там!" - напевал  про  себя  капитан,  и
Дэвид со злостью подумал: "Идиот!.."
   - Вот, кстати, посмотрите,  -  добавил  капитан  и  открыл  чемоданчик.
Тускло поблескивая вороненой сталью, в нем  лежал  автомат.  -  Нашли  под
сиденьем одной из машин. В "плимуте". Держите. Хороша штучка?
   "Трам-тара-там-там,  там-тара-там-там!"  -  беззвучный  голос  капитана
распевал изо всех сил.
   "Ну и кретин!" - подумал Дэвид, машинально взял автомат, подержал его в
руке и вернул капитану.
   "Есть!  Взял!"  -  мысленно  крикнул  капитан  и  положил   автомат   в
чемоданчик. Больше он уже не пел.
   "Что взял?  О  чем  он?"  -  тревожно  подумал  Дэвид  и  посмотрел  на
Фитцджеральда.
   "Есть, есть, теперь он в моих руках!" - торжествовали  мысли  капитана,
танцуя и кувыркаясь от радости в его черепной коробке.
   "Отпечатки пальцев! Я оставил отпечатки пальцев на автомате!"  -  вдруг
мелькнула стремительным метеором пугающая мысль, и  Дэвид,  не  успев  еще
сообразить, что делает, стремительно выбросил вперед правую руку.
   Росс не видел глаз капитана, он смотрел лишь  на  его  мясистый  нос  с
несколькими волосинками, росшими на нем.  Он  ясно  видел  эти  волосинки,
короткие и черные.
   Дэвид  не  был  боксером,  но   восемьдесят   килограммов   его   веса,
сосредоточенные в одном кулаке,  заставили  капитана  качнуться  назад,  и
только стена не дала ему упасть.
   Но Фитцджеральд был профессионалом и  в  то  короткое  мгновение,  пока
кулак  Дэвида  описывал  свою  короткую  траекторию,  он  успел   вытащить
пистолет. Капитан не выронил его, даже когда ударился затылком о стену.
   - Не спешите, Росс,  -  хрипло  пробормотал  он,  держа  в  одной  руке
чемодан, в другой, направленной на  Росса,  -  "кольт".  -  И  не  делайте
глупостей, я же все-таки живой человек и могу случайно нажать на спуск...
   Он говорил и не  спускал  глаз  с  Дэвида,  который  стоял  со  сжатыми
кулаками напротив него и тяжело  дышал.  У  журналиста  в  глазах  мерцала
отчаянная решимость загнанного в угол зверя.
   - Дэви, - сказал капитан, - я не знаю, как это у вас получается, но  вы
умеете читать мысли. Это звучит дико, но я не наркоман и не  пьян.  Только
что я получил последнее доказательство.
   - Убирайтесь к черту вместе с вашими мыслями! - сказал Дэвид.
   - Если бы вы действительно могли меня туда отправить, я уже был у  него
в гостях. Но вы не можете. Вы действительно оставили отпечатки пальцев  на
стволе и прикладе автомата, Дэви. Это была ваша ошибка. Газеты и мэр будут
рвать и метать, чтобы  полиция  нашла  им  преступников.  Хотя  бы  одного
маленького преступника. А ясные отпечатки пальцев, которые  через  полчаса
мои ребята в лаборатории снимут с автомата - это улика,  Дэвид  Росс.  Это
серьезная  улика,  любимая  улика  присяжных.  Когда  они   слышат   слова
"отпечатки пальцев", они больше не сомневаются.  Так  уж  у  них  устроена
психика.
   Представьте себе: сидят присяжные в своей комнате. Им  жарко  и  тошно,
всем этим коммивояжерам, бакалейщикам,  домовладельцам.  Им  хочется  уйти
домой или нырнуть в бассейн. Или поехать к любовнице. Или выпить холодного
пива. А тут их мучают вопросом: виноват или не виноват некто  Дэвид  Росс?
Да какой может быть вопрос, когда наша славная полиция нашла автомат с его
- понимаете, его! - отпечатками пальцев. Дактилоскопия ведь недаром  самая
точная штука на свете. У двух людей на  свете  нет  одинаковых  отпечатков
пальцев. А, Дэви?
   К тому же вы никогда не сможете  доказать  свое  алиби.  С  семи  и  до
половины девятого вас видели только полицейские, а они умеют и не  видеть.
Так уж у них получается. А вы представляете, мистер Росс, - голос капитана
уже звучал уверенно, - какая  это  будет  сенсация:  молодой  журналист  -
гангстер! И даже газета не  вступится  за  вас.  Они  же  вас  уволили;  и
кажется, я догадываюсь почему. Можете быть уверены, что Рональд  Барби  не
бросится за  вас  в  бой.  Вот  вам,  как  говорится,  краткое  содержание
предыдущих глав. Теперь перейдем к будущим. Вы умеете читать чужие  мысли.
Вы ехали в автобусе, когда вышли из больницы, рядом с Руффи.  Надеюсь,  вы
помните это имя? Вы слышали его мысли. Заметьте, кстати, что он  знает  об
этом. Нет, не о мыслях, но он  знает,  что  вы  сидели  рядом  с  ним.  Вы
разговаривали со мной так, словно отвечали не  на  мои  слова,  а  на  мои
мысли.
   - Что вы хотите, капитан? - спросил Дэвид медленно и устало.
   - Я хочу, чтобы вы работали вместе со мной.
   - В качестве детектива? Своих мозгов вам не хватает?
   - Бросьте, Росс! Не задирайтесь. Вы не щенок.  Итак,  мы  партнеры.  Вы
согласны?
   - Партнеры в чем? В гольфе?
   - Вы глупец, Росс. Вы даже не понимаете,  что  у  вас  в  руках  или  в
голове, если вы предпочитаете точность. Мы с вами разбогатеем, у нас будет
все. Вы представляете себе, что такое деньги?
   - Не нужно, капитан, не читайте мне проповеди о пользе денег. Мне не из
чего выбирать. Я согласен. Но с одним условием: вы тут же уйдете. Я устал.
   Капитан протянул ему руку, и Дэвид вяло пожал ее.
   - До завтра, Дэвид.
   Внезапно Дэвиду стало легче дышать, словно кто-то отпустил  его  горло.
Все встало на свои места.
   Дэвид почувствовал, как одновременно  к  нему  приходит  спокойствие  и
ярость. Они не  мешали  друг  другу.  Ярость  требовала  ясной  головы,  а
спокойствие - опоры в ярости.
   Нет, он не собирается поднять над головой руки. Ему не раз  приходилось
лгать и самому, и ложь как таковая не пугала  его  и  не  вызывала  в  нем
пророческого негодования.  Но  одно  дело,  когда  смотришь  на  змею  или
крокодила.  И  совсем  иное,  когда  видишь  в  террариуме  сотни   гадов,
устилающих его пол слегка колышущимся покрывалом.
   Только бы уйти от них,  не  слышать  этих  больших  и  маленьких  змей,
копошившихся в чужих головах, только бы суметь заткнуть уши!
   Он вспомнил, как обрадовался тогда в больнице своему нежданному дару, и
невесело рассмеялся. Вместо богатства, о котором он  мечтал  тогда,  можно
было подвести совсем другой баланс: он в руках этой свиньи в  мундире.  Он
будет шантажировать его, сколько захочет, и ничто не сможет помешать  ему.
Что он заставит его делать? Ловить преступников или  помогать  им?  Скорее
второе.



6

   Сенатор Стюарт Трумонд был глубоко  несчастным  человеком.  Исполненный
сильных чувств и страстей, человек действия, он вынужден  был  то  и  дело
одергивать самого себя,  соблюдая  наложенную  обстоятельствами  епитимью,
чтобы поддерживать в глазах избирателей  образ  кроткого,  рассудительного
старины Стью.
   Он  ненавидел  негров  остро  и  ежесекундно,  ненавидел  всеми  своими
клетками, сердцем, печенью, умом и почками.  Один  вид  их  заставлял  его
сердце биться сильнее, посылая мощные потоки  крови  по  телу,  будто  оно
готовилось к охоте, к напряжению всех сил. Эта  непримиримость  заставляла
его задыхаться от слепой враждебности, это был инстинкт охотника на черную
дичь, инстинкт рабовладельца, переданный ему четырьмя поколениями южан.
   Он чувствовал в неграх скрытую и явную угрозу, ему чудились в них люди,
биологически чуждые. И при  этом,  вместо  того  чтобы  гнаться  за  ними,
науськивать собак и держать в руках винтовку,  он  вынужден  был  публично
говорить о порядке и терпимости.
   Он презирал профсоюзы, и сама мысль о каком-либо социальном обеспечении
сводила его с ума. И при этом он должен был улыбаться перед телевизионными
объективами, говоря о высоких традициях американских профсоюзов.
   Он не мог видеть людей  с  востока  страны,  либералов  и  профессоров,
особенно с иностранными фамилиями. Они подвергали  сомнению  то,  что  для
него было ясно, и им было ясно то, чего он не мог и не хотел понимать. Они
казались ему ржавчиной, кислотой, которая разъедает тот мир, в котором  он
родился  и  который  хотел  сохранить.  Это  был  мир  четкий   и   ясный,
великолепный в своем застывшем совершенстве, мир, в  котором  черное  было
черным, а белое - белым, без полутонов и оттенков. Это был мир, в  котором
сила осознавала себя и считала себя мудрой уже потому, что была  силой.  И
при этом, играя предписанную ему роль доброго  старины  Стью,  он  пожимал
руки всем этим людям и говорил о пользе просвещения.
   И потому, подобно преподавательнице воскресной школы, уезжающей  раз  в
неделю в другой город, чтобы тайно напиться там  или  подцепить  проезжего
коммивояжера,  он  вкладывал  всю  свою  неизрасходованную   ненависть   и
неосуществившиеся  надежды  в  любовь  к  минитменам.  Эти   люди,   тайно
накапливающие оружие и тренирующиеся в своих клубах в стрельбе по мишеням,

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг