расчеты траекторий спутников, прогноз погоды или счет за телефонные
разговоры. А новую научную идею да еще столь необычную... Нет, Толя, это
должна быть твоя работа,
- Я должен подумать, Яша.
- Хорошо, Толя, спасибо. Но я еще не все тебе сказал, Я ждал, что ты сам
подумаешь об этом и спросишь меня...
- О чем?
- Неужели тебе не пришло в голову, что копирование может осуществляться и
с живого мозга? Только при другом напряжении.
Я не успевал за ним. Я вдруг вспомнил своего двоюродного брата. В каком
же классе я учился, когда он жил у нас одну зиму? В восьмом, наверное. Он
был студентом физтеха, и молчаливо предполагалось, что наличие студента в
доме автоматически сделает из меня отличника. Несколько раз он действительно
пытался помочь мне выполнять домашние задания по математике и физике, но он
думал настолько быстрее меня, что я тут же терял нить его объяснений. Он
нервничал от этого, а я злился...
- Может быть, попробуем? - спросил Яша.
- Как попробуем?
- С собой я уже пробовал. Идеально.
- И твоя копия была живая?
- Конечно. Только разговаривать с нею было неинтересно. Совершенно
идентичная копия.
- И она сейчас существует, эта копия?
- Я стер ее.
- Зачем?
- Я подумал, что нужно освободить аппарат. - Для чего, Яша? - тихо
спросил я и почувствовал, что сердце мое испуганно дернулось.
- Я ж тебе сказал, Толя. Можно попробовать снять копию 4 человека. Это
абсолютно безопасно, но если ты...
- Я не знаю, можешь ли ты свихнуться, Яша, но похоже, что да.
- Почему?
- Ты еще спрашиваешь?
- Это абсолютно безопасно, Толя, - сказал Яша. - И я прошу тебя об этом.
- Для чего? Почему так сразу?
- Конечно, если тебе страшно...
- При чем тут страшно? - Толя, мы не должны обманывать друг друга...
- Да, мне страшно.
Яша подъехал ко мне и положил руки на плечи.
- Неужели же ты думаешь, что я стал бы уговаривать тебя, если бы была
хоть какая-то опасность? Мы договаривались ничего не утаивать друг от друга,
и я скажу, почему мне хочется проделать этот эксперимент. Я хочу, чтобы
рядом со мной была твоя копия. Я чувствую, что часто становлюсь тебе в
тягость, а так у меня будет товарищ...
Я молчу. Я жду. Я ощущаю, как накатывается на меня отчаянная лихость. Она
поднимает меня, и как только ноги мои теряют опору, я в ее власти. Она
несет, крутит. И оттого, что я не могу уже управлять собой, испытываю
облегчение. Как во сне, помогаю Яше приспосабливать транслятор, как во сне,
подключаю с ним все приборы к сети.
- Начнем, - сказал Яша.
- Давай, сынок. Только смотри, не разрегулируй папашу. Ну чего ж ты
ждешь?
- Я не жду, Толя. Копирование уже идет.
- Я ничего не чувствую.
- Ты и не должен ничего чувствовать. Ты же ничего не теряешь.
- Надеюсь, число моих копий будет хоть ограничено, как подписные гравюры
у художника. Долго еще? - Скоро. Впрочем, пока мы болтаем, процесс уже
заканчивается, Да, все.
Поверьте мне, умом я понимал всю гениальность Яшиного открытия. Как-никак
это моя профессия. Но все мое существо срочно стояло на якоре здравого
смысла: как, чтобы в этом непрозрачном ящике заключалась моя душа? Моя
уникальнейшая несравненная душа, сотканная из неповторимых чувств, мыслей и
воспоминаний? В которой живет весь мир, от Галочки, отвергнувшей меня, до
Яши, от приготовленных для Нобелевской премии речей до маминых телефонограмм
подругам о поступках чудовища, взращенного ею на свою бедную пенсионную
голову. Да чепуха это! Этого просто не может быть! Мало ли что там говорят
изящные и неожиданные Яшины уравнения. Для других, может быть, они и
действительны, но только не для меня, Анатолия Любовцева.
- Проверим, что получилось, - сказал Яша, и будничность фразы еще больше
укрепила мое восставшее сердце.
- А как ты проверишь? У него же нет ни речевого синтезатора, ни
печатающего устройства. Да если ты и подсоединишь к нему свой синтезатор,
вряд ли он сразу заговорит. Ты, во всяком случае, осваивал свой несколько
дней,
- О, ты прав, конечно. Одно дело, когда говорит человек, естественно,
пользуясь своим речевым аппаратом, другое - синтезатор. Но сейчас он и не
нужен нам.
- А как же? Это же действительно черный ящик, вещь в себе, иди, определи,
что в нем происходит, когда на выходе не сигнал, а знак вопроса,
- Я думаю, что если усилить поле до предела, транслятор может на
минуту-другую обеспечить двустороннюю связь. Ты соединишься со своей копией
незримой пуповиной.
Яша склонился над транслятором, и вдруг я почувствовал. Я почувствовал
гулкую тишину, которая напряженно вибрировала и внезапно взорвалась эхом. Я
увеличился а размерах. Я был огромен, и по мне прокатилось эхо. И откуда-то
издалека я услышал снова. Я не знал, откуда они исходили, но я слышал их:
"Это правда, правда. Это очень страшно. Сначала было страшно. Я возник из
ничего, осознал себя. Я рванулся, чтобы убежать. Инстинкт животного,
попавшего в капкан. Но я не мог пошевельнуться. Я даже не мог напрячь мышцы.
У меня нет мышц. У меня есть лишь воспоминание о мышцах. Я хотел закрыть
глаза, чтобы спрятаться от ужаса хоть за веками, но у меня теперь нет даже
век. Каждая секунда моего существования - это ни на что не похожий страх..."
- Что же делать? - крикнул я, забыв о том, что можно было и не открывать
рот. Там, в метре от меня, в железной коробке билась в кошмаре живая мысль,
и эта мысль была мною. - Я выключу ток, разряжу аппарат.
"Нет, - донеслось до меня мое эхо, - подожди. - Это бунтовали мои
животные инстинкты. Автоматика живого существа отказала, и я перехожу на
ручное управление".
- Это я, я! - заорал я. - Он трус и смелый. Отчаянный болтун, но хороший
парень.
"Другой бы спорил, - донеслось эхо. - Ты, то есть я, ну, скажем, мы
всегда любили рефлектировать и спорить с тобой. Теперь мы разменялись
площадью, разделились и спорить станет легче..."
- Говори, парень, остри! Ей-Богу, мы с тобой молодцы! Другой бы тут же
встал в позу Наполеона и начал ждать, пока прибьют к стене мемориальную
доску: "Здесь жил и работал". А мы с тобой несем чудовищную околесицу и
восторгаемся друг другом. Впрочем, если говорить честно, я всегда относился
к себе с большой симпатией.
"Я тоже. Хотя что я несу, ты же знаешь это. Ты знаешь, я знаю, мы знаем,
они знают. Уже легче. Толя, ей-Богу, легче. Главным образом потому, что я
еще мысленно не разделился со своим ходячим братом, и сознание, что этот
отвергнутый Галочкой идиот стоит рядом со мной, очень утешает. Ты - моя
ходячая половина. Ты будешь ходить на совещания, бриться, платить профвзносы
и получать по носу от зеленоглазых девушек. Я - твой чистый разум. Я буду
думать".
- Ну конечно, ты и в этом положении стараешься унизить меня. Но как ты?
"Уже не так страшно. И думается совсем по-другому. То есть сама мысль та
же, но думается совершенно не так, как раньше. Я еще должен подумать, я не
умею сейчас объяснить..."
Эхо стало слабеть и исчезло.
- Не горюй, - сказал Яша, - мы подсоединим к нему речевой синтезатор, и
через денек-другой вы будете болтать в свое удовольствие.
Я шел один по старому Арбату. По той стороне, по которой мы шли когда-то
с Галочкой в другую историческую эпоху. Или в другом измерении.
Галочка, Галчонок, коричневые крапинки в зеленых глазищах. А может, зря?
Может, стерпелось бы, слюбилось? Ты представляешь, сколько бы мне дали чеков
в "Березку" за Нобелевскую премию? Это что у вас, норка? Почем? Гм, пожалуй,
заверните два, нет, лучше три манто для моей Галочки. Да, зеленое,
коричневое и зелено-коричневое. У нее, знаете, зеленые глаза с коричневыми
крапинками. Что, счастливая, говорите? Гм, она, увы, этого не считает. Она
меня не любит. Что вы смеетесь, девушка? Вы думаете, что тех, кто приносит
норковое манто, нельзя не любить? Гм, возможно, вы и правы, но вы не знаете
моей жены...
- Осторожнее, вы!
Занятый тремя манто, я толкнул стоящую на тротуаре немолодую женщину с
буддийской пагодой из крашеных светлых волос на голове.
- Простите, я задумался.
- Нашел место думать, - буркнула пагода.
И все-таки нужно было думать, потому что надо было решать, что делать с
Яшиным транслятором поля, потому что в ящике сидело мое "я", забравшееся
туда только с целью убедить мир в возможности копирования, Ах, как хотелось
бы, если быть честным, согласиться на Яшино предложение! В конце концов, я
сделал бы это не столько из корыстных и тщеславных соображений, сколько для
того, чтобы дать жизнь транслятору. Так что это был бы акт мужества с моей
стороны. Ну, положим, не мужество, в лучшем случае тактический ход.
Конечно, когда чего-то очень хочется, можно убедить себя в чем угодно. Мы
гибки и находчивы. Можно убедить себя, что, становясь всемирно известным
ученым и купаясь в славе, я приношу себя в жертву. Так, кстати, многие и
поступают. Я вдруг вспомнил лекцию одного маститого
журналиста-международника. Слабым, томным голосом он говорил: помню,
нелегкая судьба журналиста в который раз забросила меня в Париж...
Ну а если я соберу по крохам всю принципиальность и честность? Если этих
крох достанет, чтобы заявить: это открытие Черного Яши! Ну я, допустим,
остаток своих дней буду кусать локти и гордиться никому, кроме меня, не
нужным идиотизмом. А суть? А транслятор? Не включит ли транслятор Яшин
первый вариант? Как воспримут ученые мужи блестящую идею, рожденную набором
нейристоров, работающих на напряжении двести двадцать вольт? Сегодня это, а
что предложит Яша завтра? Совмещение машинного неутомимого интеллекта с
талантом человека - это действительно непобедимая комбинация, А когда таких
Яш будет множество? И когда они ежедневно качнут посрамлять чисто
человеческий разум? Нет, очень и очень похоже на первый вариант,
предложенный Яшей.
Как же разобраться, что делать?
И вдруг я понял, что делать. Надо просто перестать лукавить. Надо меньше
думать об обстоятельствах, а больше - о старой, доброй, полузабытой совести.
Вот так-то, уважаемый товарищ Любовцев! И нечего никому морочить голову.
Автором транслятора является Яша. И за признание его и за признание самой
идеи копирования ты будешь сражаться. И ты и твоя лучшая половина, сидящая в
железном ящике. И черт с ними, с норковыми манто! Все равно Галочка отвергла
меня. И черт с нею, с Галочкой, с ее божественно застиранными джинсами,
которые нельзя натянуть на себя и в которых нужно родиться! Любит, не любит
- пусть разбирается с товарищем Айрапетяном. Пусть воспитывает Ашотика и
Джульетту. Мир велик, и в нем множество Галочек. Может быть, даже лучших...
Все, оказывается, очень просто. Надо лишь регулярно тренировать старую,
добрую, полузабытую совесть. Хотя бы по пятнадцать минут в день. И она
станет крепкой, перестанет гнуться и охотно будет подсказывать, что делать
даже в самых сложных ситуациях. Я засмеялся.
Глава 10
Место действия - знакомый уже нам кабинет Ивана Никандровича. Время -
одиннадцать пятнадцать хмурым ноябрьским утром. Действующие лица - весь
состав нашей лаборатории, включая, разумеется, мою группу. Эмма, а кроме
него, второй зам Ивана Никандровича, человек таинственный, в существование
которого верили далеко не все. Дело в том, что полгода он обычно проводил за
границей, а вторую половину года лежит в какой-то необыкновенной больнице,
где якобы так хорошо, что выходить оттуда никому не хочется и мало кому
удается. Фамилия его была Шкиль, а звали Петром Петровичем. Присутствовали
несколько членов ученого совета, которых я знал мало, и еще какие-то люди.
Ну и, естественно, за хозяйской перекладиной буквы "Т" восседал Иван
Никандрович.
Дополнительные эффекты - пока только косой злой снежок за окнами.
Впоследствии количество эффектов должно увеличиться.
Иван Никандрович обвел нас всех взглядом, обреченно откинулся на спинку
своего роскошного судейского кресла и сказал:
- Итак, послушаем, что имеет нам сообщить руководитель группы Анатолий
Борисович Любовцев.
Неожиданно для себя я абсолютно спокоен. Все позади. Я ведь не сам по
себе. Я наконечник копья, брошенного всей нашей группой, Черным Яшей, моим
вторым "я", Сергеем Леонидовичем, наукой. И я лечу. Стараюсь сухо излагать
факты. Так солиднее. Феденька смотрит на меня, раскрыв от внимания рот. Его
новый кирпичный галстук уже успел изрядно залосниться. Татьяна глядит с
материнской гордостью и страхом. И все время беззвучно шевелит губами.
Герман Афанасьевич недвижим и непроницаем. Черный Яша еще ждет своей минуты
в комнате триста шестнадцать, болтая с моим вторым "я", Толей-бис, как я его
теперь мысленно называю.
Иван Никандрович нагнулся над футбольным своим столом и что-то рисует.
Эмма доедает свои губы. Губы, наверное, не слишком вкусные, и выражение лица
у него брезгливое. Таинственный зам вдруг начинает считать у себя пульс.
Хочет убедиться, что еще жив. Остальных ученых мужей я по отдельности не
вижу, они как бы сливаются в некую собирательную лысину и очки.
Я говорю спокойно. Я рассказываю о создании Черного Яши, кратко (выучил
текст выступления наизусть) излагаю три варианта развития проблемы
искусственного разума, перехожу к транслятору.
Иван Никандрович больше не рисует чертиков. Он держит карандаш и
завороженно смотрит на меня. Эмма перестал жевать и даже впервые за время
пребывания в институте приоткрыл рот. Как ни странно, губы пока на месте.
Таинственный зам все еще держит руку на своем пульсе и качает головой:
пульс, должно быть, так и не обнаружен.
- Федя, - говорю я, - Герман Афанасьевич, если вы не возражаете,
приведите, пожалуйста, сюда Яшу и прикатите меня... Объединенная лысина
снимает очки и крякает:
- М-да...
Атмосфера так накалена, что "м-да" мгновенно испепеляется без остатка. Я
молчу. Пауза тянется, истончается, но я, черт побери, спокоен. Я копье
летящее, его наконечник, и я тут ни при чем.
Дверь распахивается, и в кабинет въезжает Яша, ведя на буксире тележку со
мной, с Толей-бис. За ними змеятся кабели, по бокам стоят мои верные
янычары, Феденька в засаленном галстуке и Герман Афанасьевич. Ну, Яша,
давай, сынок! Давай, Бис, покажем мужам, ху есть кто или кто есть ху, как
говорит мой пошлый друг Плющик.
- Добрый день, товарищи, - говорит Яша, и мне кажется, что искусственный
его голос звучит сейчас торжественно. - Позвольте представиться тем, с кем я
не имею удовольствия быть знакомым. Я - Черный Яша. Строго говоря,
официального имени я еще не имею, но я так привык к Черному Яше, что я
просил бы ас оставить его мне. Один из моих создателей, Анатолий Борисович
Любовцев, - мягкий взрыв моторе, и тележка поворачивается ко мне, - уже
рассказал вам, наверное, как я явился на свет, потому я не буду
разглагольствовать о себе, в отвечу на ваши вопросы. А сейчас я передаю
слово своему товарищу Анатолию Борисовичу Любовцеву-бис, который был
скопирован с оригинального Анатолия Борисовича Любовцева одиннадцать дней
назад. Напоминаю, уважаемые товарищи, что Бис говорит не голосом оригинала,
а пользуется таким же речевым синтезатором, как я. Давай, парень.
Мне почудилось, что Яша хихикнул. Впрочем, не берусь утверждать это.
Скорей всего мне это почудилось.
- Здравствуйте, товарищи, - проскрипел мой Бис, и я не выдержал и
фыркнул. - Толя, - сказал Бис, - я попрошу вести себя как следует... - Никто
не засмеялся, и Бис продолжал, по-моему, несколько разочарованно. -
Разрешите представиться: я копия Анатолия Любовцева, полученная с помощью
транслятора. Я понимаю ваш более чем законный скептицизм, поэтому я вместе б
Черным Яшей постараюсь ответить на все ваши вопросы.
Воцарилась тишина.
- Замечательно, - хохотнул вдруг таинственный зам, - куда там Кио!
- Вы думаете, что смешно? - спросил Иван Никандрович.
- По-моему, очень хорошо поставленный научный аттракцион! Да, аттракцион!
Два магнитофона десяток микропроцессоров и микрофоны. Но сделано безупречно.
Но для чего, позволю я себе спросить?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг