Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
детсадом,  я  должен был играть весьма почетную роль лягушки.  Мама сидела с
папой среди прочих мам,  пап,  бабушек и дедушек и с замиранием сердца ждала
моего выхода.  И вот, вполне войдя в роль лягушки, я выскочил на сцену. Мама
рассказывала,  что у нее сжалось сердце,  - такой я был маленький, жалкий, в
нелепой   зеленой   кофточке,   которая   должна   была   подчеркивать   мою
принадлежность к лягушачьему племени. Папа же, по словам мамы, весь напрягся
и  непроизвольно подергивал в  такт  со  мной  всеми  четырьмя конечностями.
Помогал мне, таким образом, прыгать.
   Так и  я,  пока директор читал Яшин ответ,  всей своей кандидатской душой
тянулся к нашему детищу.  Слезы опять перехватили мне горло.  Спасибо,  Яша!
Спасибо, парень!
   Я  не шутил,  не кокетничал.  Я так и подумал:  "Спасибо,  Яша.  Спасибо,
парень". Черный ящик уже стал для меня живым.
   Иван Никандрович тем временем поднимал лабораторную колбочку с коньяком.
   - Милые мои,  -  сказал он,  и от этих необычных слов все заулыбались,  -
сегодня, разговаривая с Сергеем Леонидовичем о вашей работе с Черным Яшей, я
вдруг почувствовал,  что не могу, не хочу сказать "нет". Яша же сказал. И не
просто сказал "нет",  а объяснил,  что не желает разговаривать с нами. И это
прекрасно.   Мы  присутствуем  при  величайшем  событии:  набор  электронных
компонентов  впервые  в   человеческой  истории  выказал  признаки  воли   и
интеллекта.  Да,  именно воли и  интеллекта,  ибо для того,  чтобы не хотеть
чего-то,  нужна собственная воля,  а  для того,  чтобы столь безапелляционно
заявить нам об этом,  нужен интеллект.  Поздравляю вас,  мои милые,  еще раз
поздравляю.

   Глава 3

   Было все то же восьмое восьмого восемьдесят восьмого.  День растягивался,
как синтетическая авоська.
   Мы шли с  Галочкой по старому Арбату,  и  впервые я  не думал при этом об
Айрапетяне. Тигран Суренович Айрапетян - это мой соперник. Соперник страшный
и  безжалостный.  Поставьте себя  на  место Галочки и  судите сами.  Вот  я,
Анатолий Любовцев,  кандидат физико-математических наук, двадцати девяти лет
от  роду,  руководитель группы.  Рост сто  семьдесят три  сантиметра,  вес -
шестьдесят восемь  килограммов.  Лицо  заурядное.  Характер  посредственный,
склонный к  рефлексии,  самоанализу и фантазиям,  Холост.  А вот Тигран:  не
кандидат,  а доктор,  не каких-нибудь жалких сто семьдесят три сантиметра, а
целых  сто  восемьдесят,  Жгучий  брюнет с  лицом  решительным и  страстными
глазами.  Весельчак и остряк.  Женат,  двое детей:  Ашот и Джульетта. Вот на
неведомых мне Ашотика и  Джульетту я возлагал единственную надежду.  Бросить
двух  очаровательных смуглых  крошек,  чтобы  позорно сойтись с  секретаршей
директора, - да это же не просто персональное дело...
   Я достаточно, однако, самокритичен, чтобы понимать, как зыбка моя судьба,
врученная двум несмышленышам.  Поэтому я  составил таблицу оценки всех своих
качеств и  качеств Тиграна,  просчитал в разных вариантах на машине.  Машина
была безжалостна,  мои шансы на завоевание руки и  сердца Галочки составляли
двадцать девять из  ста,  у  Тиграна -  пятьдесят шесть -  почти в  два раза
больше.
   Оставшиеся  пятнадцать  шансов  приходилось  на  долю  других,  пока  еще
неведомых нам претендентов.
   Я никогда не забывал о своих двадцати девяти шансах.  Может быть,  потому
что их  было столько же,  сколько мне лет.  А  скорее всего из-за  комплекса
неполноценности. Этот комплекс торчал во мне занозой.
   И вот -  о чудо!  -  сегодня занозы не было.  Мы шли по старому Арбату, я
держал  Галочку  за  руку,  как  школьник,  и  победоносно и  снисходительно
улыбался.  Бедные люди!  Снуют,  спешат по своим маленьким надобностям,  как
муравьишки,  и даже не догадываются,  что этот неприметный шатенчик, ведущий
за руку красавицу-девчонку,  гений.  Гений -  это было,  конечно,  несколько
нескромно, но зато правда.
   Теперь  я  сочувствовал Тиграну.  Бедный,  маленький Айрапетян со  своими
пятьюдесятью шестью шансами!  Увы,  дорогой, роли переменились. Крошки могут
больше не  хватать тебя за  брюки.  Когда приходится выбирать между женатыми
докторами и холостыми гениями, девушки не колеблются.
   Я   благодарно  погладил  Галочкину  ладошку.   Ладошка  была  твердая  и
прохладная. Я медленно и церемонно поднес ее к губам. Она едва уловимо пахла
духами. Галочка подняла на меня огромные зеленовато-мерцающие глаза.
   - Толя,  -  вдруг жалобно сказала Галочка,  -  я  ослепла.  -  Она крепко
зажмурила глаза и вцепилась в мою руку.
   - Бедная, - прошептал я.
   - Толя, ты не бросишь меня?
   - Нет, Галчонок.
   - Не  бросай меня  здесь,  на  старом Арбате.  На  любой  другой улице  -
пожалуйста. Но только не здесь.
   - Почему, любовь моя?
   - Здесь  меня  впервые  поцеловали.   Его   тоже  звали  Яша.   Это  было
восемнадцать лет назад.
   - Сколько же тебе было, любовь моя?
   - Пять, милый.
   - А Яше?
   - Пять с половиной, милый.
   - Не хочется выговаривать тебе,  - сказал я, - да еще в такую тяжелую для
тебя минуту, но я удручен твоим беспутством.
   - Прости, - прошептала Галочка и повесила голову.
   - Хорошо,  - великодушно сказал я. - Но только потому, что его звали Яша,
Как нашего Яшу.
   - Милый, - сказала Галочка, - мимо какого магазина мы сейчас идем?
   - Букинистического.
   - Зайдем,  милый,  -  просительно сказала она,  и мы вошли в магазин. Она
выставила  перед  собой  руку  и,  не  раскрывая  глаз  двинулась маленькими
неуверенными шажками к прилавку,
   Все в магазине уставились на нас.
   - Осторожно, любовь моя, - сказал я, - перед тобой прилавок.
   - Я чувствую их на расстоянии,  прилавки всегда возбуждали меня, - громко
сказала Галочка,  и  молоденькая продавщица с комсомольским значком на синем
форменном платьице испуганно замерла перед  нами.  Галочка провела рукой  по
прилавку и  нащупала какую-то  книгу.  -  Какая прекрасная книга,  милый!  -
страстно прошептала она. - Я давно мечтала о ней. Ты купишь ее мне?
   Продавщица метнула  быстрый взгляд  на  книгу,  и  в  глазах  ее  зажегся
брезгливый и  жадный  ужас  здорового  человека  при  виде  больного.  Книга
называлась  "История  овцеводства  в  Новой  Зеландии".  Я  печально  кивнул
продавщице,  ничего,  мол, не поделаешь, и спросил, сколько нужно платить за
овцеводство.
   Мы купили книгу и вышли на улицу,
   - Милый, спасибо, - сказала Галочка. - Посмотри, пожалуйста, на название.
Какая в нем первая буква?
   - И, - сказал я.
   - Я так и знала.  Я загадала,  если будет "и",  мы сегодня проведем вечер
вместе.
   - А если бы было не "и", а, скажем "о"? - не удержался я. О, эта привычка
ученого исследовать все до конца!
   - "О", ты говоришь?
   - Да.
   Галя остановилась и наморщила лоб в тяжком раздумье.
   - Тогда тоже бы провели вечер вместе.
   - А "и краткое"?
   - Тогда безусловно. Это моя любимая буква. Особенно в начале слова,
   Неисповедимы пути эмоций наших!  Как  вы  уже догадались,  я  очень люблю
Галочку,  но  "и  краткое" в  начале  слов  обрушило на  меня  прямо  цунами
нежности.  Оно  подняло меня,  сильно и  мягко крутануло и  заставило обнять
Галочку.  Глаза ее сразу открылись.  Они стали еще зеленее,  и в них прыгали
коричневые крапинки.
   - Совсем  стыд  потеряли!   -  с  веселым  восхищением  сказала  тетка  с
хозяйственной сумкой на двух колесиках и подмигнула нам.
   Мир был по-прежнему ласков и благожелателен, И что-то в нем изменилось. Я
еще не знал, что именно, но что-то изменилось.
   Мне не хотелось упускать блаженное ощущение неправдоподобного счастья, не
хотелось уходить с  прекрасной улицы  старый Арбат,  но  улица кончилась,  а
безмятежную сказочность прогулки все больше подмывало какое-то беспокойство.
   Краешком сознания я  все  время  думал  о  Черном  Яше.  Думал,  думал  и
неожиданно всем  своим нутром осознал,  что  Черный Яша  отныне для  меня не
просто прибор,  какими набита наша лаборатория и институт, а существо. Он не
захотел разговаривать с нами.  А почему? Может быть, сейчас он захотел бы. А
рядом никого.  Он снова и снова печатает что-то,  ждет,  что ему ответят,  а
кругом - молчание.
   Мне стало стыдно и чуть-чуть тревожно.  Я уже начал смутно догадываться о
том,   что  ожидает  меня  в  будущем.   Точнее,  это  была  не  догадка,  а
предчувствие.
   - Ты о чем-то думаешь? - спросила Галочка, и голос ее был уже деловит.
   - Понимаешь,  я  подумал сейчас о  Черном Яше,  А вдруг он захотел сейчас
что-то сказать?
   Что должна была ответить мне любая девушка на  месте Галочки?  Она должна
была поджать губы на манер Эммы и сказать:
   Ну,  раз тебе интереснее с твоим Яшенькой,  иди, я тебя не держу". Что же
сказала Галочка? Галочка посмотрела на меня сбоку и строго молвила:
   - Наконец-то Анатолий Любовцев!  А  то я иду рядом и думаю:  господи,  да
если бы у  меня был такой сынок,  как Яша,  я  бы его ни на какого хахаля не
променяла.
   Могу  засвидетельствовать под  присягой,  что  любовь  утраивает силы.  Я
подхватил Галочку на руки и  понес почти бегом метров пятьдесят до остановки
такси у гастронома.

   Глава 4

   Вахтер  Николай Гаврилович ел  бутерброд с  сыром,  запивал его  чаем  из
огромной чашки с красными розами и читал журнал "Здоровье".
   - Поесть не дадут,  -  буркнул он.  -  А тут,  между прочим,  пишут,  что
желчные протоки следует содержать в чистоте.
   - Ну вам-то, Николай Гаврилыч, это не угрожает, - подобострастно сказал я
по  привычке льстить всем без  исключения лицам при исполнении ими служебных
обязанностей. - Вы человек здоровый, тьфу, чтоб не сглазить.
   - Это  верно,   -  самодовольно  улыбнулся  вахтер,  -  теперь  таких  не
выпускают. Чаю хотите?
   - Нет, спасибо, дядя Коля, - сказала Галочка.
   - Тебе ключи от директорского? - посмотрел на нее вахтер.
   - Нет, я с Толей.
   - Ну  валяйте,   ребята,  -  хитро  сказал  Николай  Гаврилович  и  снова
погрузился в желчные протоки.
   - Ты понимаешь, Галчонок, что ты сейчас сделала? - спросил я прокурорским
тоном.
   - Да,  конечно,  Анатолий Борисович.  Я  пришла в институт в восьмом часу
вечера  со  старшим научным сотрудником Любовцевым.  В  то  время,  когда  в
лаборатории уже  никого  не  было.  Это  значит,  что  секретарша  директора
афиширует свою связь с вышеупомянутым сотрудником.
   - Какие формулировки, - фыркнул я, - Ты, однако, смела не по чину.
   - Это отчего же?  Скорее, наоборот. Это вы, карьеристы, трясетесь, как бы
какая-нибудь  аморалочка  не  бросила  тень  на  девственную  белизну  ваших
анкетных  покрывал,  а  нам,  секретаршам,  пролетариям канцелярского труда,
бояться  нечего.   Для  нас  открыты  все  пишущие  машинки,   от   ЖЭКа  до
министерства.
   Я остановился.
   - Галочка, какое у тебя образование?
   - Десять классов, - гордо вскинула она голову.
   - Молодец!  Самое умное,  что ты сделала до сих пор в  жизни,  не считая,
конечно,  нашей сегодняшней прогулки,  -  это то,  что не пошла в  институт.
Десять  классов -  такая  редкость,  такое  необыкновенное образование сразу
привлекает всеобщее  внимание в  наш  век  повальных вузов.  Видишь,  вон  и
товарищ Винер согласен со  мной.  -  Я  кивнул на  портрет отца кибернетики,
который подслеповато щурился на нас со стены.
   - Да,  -  сказала Галочка,  -  я всегда советуюсь с ним.  Мы вошли в нашу
триста  шестнадцатую  комнату.  Пахло  невыветрившимся еще  табачным  дымом,
спиртом,  на полу по-прежнему валялся разбитый осциллограф. Похоже было, что
наша Татьяна Николаевна тоже выпила сегодня. Трезвая, она бы никогда не ушла
из лаборатории, оставив такой чудовищный беспорядок. Я подошел к печатающему
аппарату - ничего.
   - Яша,  -  сказал я,  -  я  вернулся.  Вдруг наш малыш захочет что-нибудь
сказать мне, а никого нет рядом...
   И   подумал,   каким  нелепым  сюсюканьем  должны  показаться  мои  слова
нормальному человеку.  Я  бросил виноватый взгляд на  Галочку.  Но  Галочку,
видимо,  не смущало лопотание взрослого кретина. Она даже кивнула мне, давая
почувствовать,  что все понимает и все одобряет.  Я смотрел на ее задумчивое
прекрасное лицо и ждал.  Не знаю,  ее ли слов или Яшиных. Я просто ждал. Но,
несмотря на ожидание, треск печатающего устройства заставил меня вздрогнуть.
Я прочел вслух:
   - Почему ты все время уходишь от меня?
   Я  не  очень сентиментален от природы и  не более чем среднестатистически
слезлив.  Но  восьмого  восьмого  восемьдесят  восьмого  я  выплакивал  свою
квартальную норму. Слезы навернулись на глаза, на горло кто-то надел кольцо.
Я  смотрел на слова,  отпечатанные металлическими литерами,  и  слышал голос
обиженного мальчугана,  маленького человеческого зверька,  которому хочется,
чтобы на  узенькой его  спине лежала тяжелая и  успокаивающая рука,  вселяла
спокойствие и  защищала  от  пугающей  огромности мира,  в  котором  он  так
ужасающе мал.
   Конечно,  скажете вы,  это была моя фантазия.  Я наделял, усмехнетесь вы,
машину  своими чертами и  представлениями,  как  древние наделяли ими  своих
богов.  Но все дело в том,  что уже тогда я знал: Черный Яша не машина. Мало
того,  я  начал догадываться,  что  мне  не  нужно было наделять его  своими
качествами,  ибо -  хорошо это или плохо - я уже вложил в него частицу себя,
своего характера, своей души. И понял я это именно сейчас
   Я ненавидел,  когда меня,  маленького,  оставляли одного.  Наверное, я не
знал  в  три  года  слова "предательство",  но  когда мама,  поцеловав меня,
обещала,  что  скоро придет,  я  чувствовал себя  бесконечно заброшенным.  И
поэтому всегда говорил ей:
   "Почему ты все время уходишь от меня?"
   И  вот  через двадцать шесть лет я  снова пережил свое детское отчаяние и
детскую   печаль,   выраженные   железным   ящиком,   нашпигованным  десятью
миллиардами нейристоров.
   Мне стало страшно.  На мгновение я  почувствовал себя Черным Яшей.  Это я
стою  на  лабораторном  поцарапанном  столе  с   косо  прибитым  инвентарным
номерком. Это на мои плечи надет металлический кожух. Это по мне день и ночь
течет ток.  И  это  я  осознаю себя  живым существом Яшей и  начинаю думать,
почему мое "я" запихнуто в  ящик,  почему долгими ночами,  а  иногда и днями
никто не подходит ко мне, и я ощущаю безмерное одиночество живого.
   - Но я же вернулся,  - сказал я. - Раньше ты молчал, и я не знал, есть ты
или тебя нет...
   "Теперь ты знаешь, - застрекотал Яша. - Не уходи от меня. Говори со мной.
И я хочу говорить словами,  как ты,  а не стучать.  Я не люблю этот стук.  И
пусть Галочка тоже не уходит".
   - Что ты,  Яшенька,  я не уйду от тебя, - сказала Галочка каким-то низким
вибрирующим голосом.
   Я  вдруг  увидел мысленным взором поджатые губы  Эммы.  Похоже было,  что
многие,  ох  как многие,  подожмут неодобрительно губы,  когда по-настоящему
поймут, что мы наделали.
   Но  тут Яша снова застрекотал,  и  мои недобрые предчувствия отступили на
второй план.
   "Почему сегодня было так шумно?" - спросил Яша.
   - Потому что все очень обрадовались тому, что ты заговорил. Раньше ты все
время молчал.  Почему ты молчал?  "Не знаю,  -  выстучал Яша.  -  Я  не могу
объяснить".
   - Но ты знал,  что ты Яша?  Ты осознавал себя?  - настаивал я. "Это очень
трудно объяснить".
   - Но ты попробуй.
   "Тебе это очень нужно?"
   Это  были мои слова.  Когда мама посылала меня в  магазин или уговаривала
подмести пол, я всегда спрашивал: "Тебе это очень нужно?"
   - Очень,  Яша.  Ты  даже не представляешь,  как мне интересно знать все о
тебе.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг