Оскаром мишенью, лучшего стрельбища, чем отель "Сансет вэлли" и не
придумаешь. Во-первых, людям из красного фургона известно, что мы
остановились именно там, поскольку номер был заказан ими же. Во-вторых,
тихий загородный отельчик с симпатичной и внимательной администрацией,
которая всегда готова вручить друзьям постояльцев запасные ключи, - разве
это не удобно?
Вместо этого мы отправились на крошечную квартирку, ключ от которой нам
дал Николас Дани.
21
Дежурство было тягостным и бесконечным, как неудачный брак. Два нарка с
ножевыми ранами. Не могли разделить одну дозу героина на двоих. Зашивая
раны, доктор Пуласки подумал, что занимается на редкость бессмысленным
делом. Как только они придут в себя, снова начнут просить, требовать,
угрожать - им нужна будет очередная доза белого снадобья.
Интеллигентный старичок, у которого кто-то хотел отнять на улице
бумажник. Вместо того чтобы извиниться за то, что в бумажнике так мало
денег, старичок стал звать на помощь и получил ее в виде удара кулаком по
носу. Скорее даже кулачищем, потому что кости переносицы были раздроблены,
нос свернут на сторону. Плюс легкое сотрясение мозга. И все за двенадцать
НД.
Ребенок, сбитый машиной. Элегантно одетый джентльмен с четырьмя
перстнями на жирных пальцах и пятью автоматными пулями в груди. Как будто
не могли его отвезти прямо в морг...
Доктор Пуласки в последний раз не спеша вымыл руки. Каждый палец в
отдельности - привычка Можно было идти домой. Он доплелся до дежурной
комнаты, снял халат. Он устал. Раньше случалось оставаться на ногах по две
смены - и ничего. А теперь стал уставать. И не определишь сразу, где
накапливается усталость. Ломит спину, хочется расправить плечи, поглубже
вздохнуть, но плечи не расправляются.
Доктор Пуласки вытащил из кармана пачку мариси. Единственное, что
приносит успокоение и поднимает тонус - сигарета с марихуаной.
Вечно сестры оставляют включенным телевизор. Доктор Пуласки хотел было
протянуть руку, чтобы выключить его, но на экране загорелся зеленый глаз -
"Око". Новости. Черт с ними. Пусть будут новости, хотя новости-то все
далеко не новые: чья-то грандиозная свадьба. "Господи, - подумал доктор, -
хоть бы раз показали не свадьбу, а развод". Новые весенние модели
электромобилей. Волнения безработных.
Внезапно доктор Пуласки выпрямился. Из зеленого "шеворда" вылезли двое.
Какой-то тип и Оскар Клевинджер. Тот, у которого была раздавлена нога и
рука во время катастрофы на монорельсе. И которого забрал из больницы его
отец. Надменная скотина. Миллионер. Оскар Клевинджер шагнул навстречу отцу
и вскинул руки для объятия.
Доктор Пуласки едва успел вскочить и ткнуть пальцем в кнопку
стоп-кадра. Оскар Клевинджер застыл с поднятыми руками. Двумя здоровыми
руками. Стоя на двух здоровых ногах.
Может быть, протезы? Но доктор Пуласки знал, как выглядят люди с
протезами всего через два с небольшим месяца после ампутации руки и ноги.
Недаром он двадцать лет был хирургом.
Этого не могло быть. Кости не могли срастись. Там же не было костей. Он
вспомнил рентгеновский снимок.
Этого не могло быть. Никогда. И то, что в стоп-кадре стоял улыбающийся
Оскар Клевинджер, стоял на здоровых ногах, подняв здоровые руки, было для
доктора Пуласки оскорбительно. Оскорбительным было то, что он, хирург с
двадцатилетним стажем, считает это невозможным, а телевизор доказывает
обратное. Он оказался в дураках, а эта богатая сволочь обнимает сына. Они
всегда правы. Те, у кого есть деньги.
Он затянулся мариси, выключил телевизор, но Оскар Клевинджер
по-прежнему издевательски поднимал и опускал руки. Доктор Пуласки знал,
что не найдет себе места, пока не увидит Оскара Клевинджера собственными
глазами.
Он взял телефонную книгу, нашел номер Генри Клевинджера. Чей-то до
омерзения вежливый голос сказал, что Оскара Клевинджера в доме отца сейчас
нет, а адреса его резиденции в настоящее время он сообщить не может.
Он позвонил знакомому лейтенанту в городскую полицию и попросил узнать,
где остановился Оскар Клевинджер. Через пятнадцать минут тот позвонил сам
и назвал гостиницу.
Через полчаса Пуласки уже поставил машину на стоянке и вошел в
вестибюль.
- Мне нужен Оскар Клевинджер, - сказал он молодому портье с боксерскими
плечами.
- Одну секундочку, - пробормотал портье и поднял телефонную трубку. -
Это портье. К мистеру Клевинджеру посетитель... Простите, - он повернулся
к доктору Пуласки, - как ваше имя?
- Доктор Пуласки. Оскар Клевинджер лежал у меня в больнице.
- Доктор Пуласки, - повторил портье в трубку, выслушал ответ и кивнул
доктору. - Пожалуйста, третий этаж, семнадцатая комната. Лифт налево,
прошу вас.
Портье проворно выскочил из-за стойки и почтительно повел доктора к
лифту.
"Боже правый, - подумал доктор Пуласки, - неужели же еще осталось такое
обслуживание?"
Портье пропустил доктора вперед и захлопнул за ним дверцы. Лифт мягко
вознесся и тут же затормозил.
Триста семнадцатая комната была прямо напротив лифта, и доктор Пуласки
вдруг подумал, что будет выглядеть довольно глупо, когда спросит у Оскара
Клевинджера, почему у него сгибаются правая нога и правая рука, хотя
делать этого не должны. Но он уже поднял руку, чтобы постучать в дверь с
красивым медным номером, и знал, что отступать поздно.
Однако он так и не постучал. Дверь сама распахнулась навстречу ему.
- Пожалуйста, доктор, заходите.
- Спасибо, - кивнул доктор и вошел в маленькую прихожую.
Человек, впустивший его, повернул в двери ключ.
- Мне нужен Оскар Клевинджер, - неуверенно сказал доктор Пуласки. - Я
понял внизу, что он сейчас у себя.
- Кто вы такой?
- Я уже называл себя портье. Доктор Пуласки. Мистер Клевинджер-младший
попал ко мне в больницу некоторое время тому назад после катастрофы на
монорельсе...
- Ну, а зачем он вам? - подозрительно спросил человек, заперший дверь.
Он чем-то напоминал портье. Может быть, тем, что у него были такие же
мощные плечи и слегка сонные глаза. Доктор Пуласки вдруг почувствовал, как
а нем шевельнулась тревога, но он тут же отогнал ее.
- Ну, я же врач, вы понимаете... Меня интересует состояние его
здоровья.
- Зачем он вам? - тупо повторил вопрос человек с сонными глазами.
- Я же вам только что ответил. Если его нет, я не настаиваю... - доктор
Пуласки повернулся к двери. Сердце его колотилось, и дыхание стало
прерывистым.
- Последний раз спрашиваю, зачем он вам? Кто вас прислал? Он сам? Или
второй? Где они?
- Позволите, позвольте, - доктора охватила паника, и он тоскливо
подумал, что нужно было все-таки выключить телевизор. - Позвольте, я вас
не понимаю... Я смотрел телевизор и увидел в программе новостей "Ока"
Оскара Клевинджера и его отца. Меня поразило, что всего через два с
небольшим месяца после катастрофы, во время которой ему раздробило ногу и
руку, он так поправился...
Доктор Пуласки видел, как человек взмахнул рукой. Ему казалось, что
взмахнул медленно, лениво, и он не сразу даже соединил это движение с
взорвавшейся на щеке болью. Голова его дернулась назад так, что хрустнули
шейные позвонки.
- Теперь скажешь, кто тебя подослал?
Сквозь облако боли доктор увидел сонные глаза, в которых не было
никакого выражения. Он опустился на колени.
- Клянусь вам, вы можете проверить. Я к вам прямо из больницы. Мне
сказал, где они остановились, лейтенант Флешер из городской полиции. Он
знает, что я поехал сюда.
- А это идея, - послышался второй голос, и из смежной комнаты вышел
человек постарше.
"Господи, - страстно зашептал про себя доктор Пуласки, - спасибо тебе".
- В каком смысле?
- Пусть полиция ищет их. Пусть помогут нам.
- А почему полиция будет искать их?
- Потому что в их номере будет найден труп, а убийцы, очевидно, они.
Слова никак не хотели проникать в сознание доктора Пуласки, потому что
были чудовищны и несли в себе кошмар. Он открыл рот, чтобы закричать, но
старший небрежно поднял руку и выстрелил, словно отмахнулся от надоедливой
мухи.
- Это ты ловко придумал... Но ведь нас не устроит, если они попадут в
лапы полиции.
- Об этом ты не беспокойся. Это я беру на себя. Если они их найдут, я
буду знать об этом раньше кого-нибудь другого...
22
Оскар смотрел по телевизору очередную передачу с Луны, а я сидел в
продавленном кресле Ника Дани и думал, что вовсе не нужно быть
дипломированным бухгалтером, чтобы подвести кое-какие итоги.
В графе "расход". Спокойная жизнь полицейского монаха. Чувство
приносимой пользы. Чувство чистоты. Чувство растворения в Первой Всеобщей
Научной Церкви. Радость погружения. Разделение ответственности за любое
важное решение с Машиной. Жизнь, построенная по Священному Алгоритму.
В графе "приход". Кошмары темной сурдокамеры и всей Новы. Въевшийся во
все поры тягостный страх. Чувство мишени. Крошечная квартирка Николаса
Дани, из которой я боюсь высунуть нос. И Оскар.
Но что из чего вычесть, чтобы получить сальдо? Что важнее? Если бы не
Оскар, все было бы ясно. Чистый и безусловный проигрыш. Стопроцентный
проигрыш. Но это существо, смотрящее сейчас с разинутым ртом за стартом
грузовой ракеты с Луны, несколько усложняет расчеты. Я могу представить
себе многое. Единственное, чего я не могу себе представить, - это себя без
Оскара. Без семидесятипятикилограммового Оскара с детски круглыми от
удивления глазами. Бреющегося Оскара, спрашивающего меня, кто жужжит в
электрической бритве. Не что, а кто. Оскара, который любит молчаливую
девчушку по кличке Заика. Оскара, которого я незаметно для себя стал
называть "сынок".
Сынок сынком, а нужно было что-то решать. То, чего я более или менее
успешно избегал всю жизнь. Решать. Мы сидим второй день в этом курятнике и
смотрим телевизор. Еще день-другой, и уже не один Оскар, а мы оба
превратимся из людей в слепков. Но больше, к сожалению, делать нечего.
Наверное, это психоз. Плата за Нову. Стоит мне закрыть глаза, как я вижу
красный мебельный фургон. И серенький приземистый "джелектрик". И самое
гнусное заключается в том, что стопроцентной уверенности в реальности моих
страхов у меня нет. Но я не могу позволить себе проверить, мишень ли я,
подставляя себя под выстрелы.
Единственное, что приходит мне в голову, - это узнать, наведывался ли
кто-нибудь за нами в "Сансет бэлли". Если да, значит, нас ищут. Если нет,
фирма Филиппа Чейза вполне добропорядочна.
Но идти самому в гостиницу, не говоря уже об Оскаре, - значит зажмурить
глаза и на четвереньках влезть в мышеловку. Они могут поджидать меня и в
вестибюле, и в номере, и на улице. Если человек хочет спокойно спать, убив
накануне в Нове очередное бессловесное существо, и у него есть деньги, он
пойдет на все, чтобы ему не мешали. В таких случаях даже скупердяи бывают
щедры.
Попросить съездить туда Генри Клевинджера? Абсурдная идея. Можно
отбросить ее сразу же. Он ничего не поймет. Ему ничего нельзя будет
объяснить. Его слишком хорошо знают.
Послать Николаса Дани? Это значит подвергать опасности человека, с
которым связаны планы на будущее. Если кто-нибудь и может совершить налет
на Нову, то это телеразбойники. К тому же, пока Ники хранит у себя
оригиналы фото и пленки, у меня есть хоть какая-нибудь надежда.
Остается Первая Всеобщая. Если я вознесу молитву Машине, она,
безусловно, тут же распорядится, чтобы просьба моя была выполнена. Мне не
хотелось этого делать. Дело в том, что я уже два с половиной месяца не
вознес ни одной информационной молитвы. За исключением последних двух
дней, я и не мог бы этого сделать. Просто... Впрочем, не совсем просто. И
дело вовсе не в сомнениях. Обязательные сомнения предписаны Алгоритмом. В
жизни каждого прихожанина Первой Всеобщей бывают периоды, когда он
выпадает из Гармонии. И это предусмотрели отцы-программисты. Дело было в
другом. Один из важнейших принципов налигии гласит: стремление к налигии
не менее важно, чем сама налигия. Так вот, у меня больше не было ни
налигии, ни стремления к ней. Оставалось лишь чувство потери чего-то очень
привычного. Но оно не тяготило меня, это чувство...
И все-таки нужно было вознести молитву. Я набрал в легкие побольше
воздуха и позвонил. Я назвал себя, сообщил, где я, коротко объяснил,
почему не на предписанном месте в общежитии помонов, и попросил, чтобы
какой-нибудь помон осторожненько проверил в "Сансет вэлли", не
интересовался ли кто-нибудь мною или Оскаром Клевинджером. Машина молитву
приняла, сообщила ее регистрационный номер и попросила спокойно подождать.
Что я и сделал, снова погрузившись в продавленное кресло Ники. На
мгновение меня охватило ощущение, что я уже погружался в продавленное
кресло. Совсем недавно. И вдруг я вспомнил. Вестибюль дрянной гостиницы, в
которой я нашел убитого стражника. Вязальщица с необыкновенным голосом. Я
утонул в кресле и ждал полицию. Но тогда я был спокойнее. Я ни от кого не
прятался. Я еще не знал, что уже был мишенью. Теперь я знал.
Я встал и подошел к окну. С вечерней улицы сквозь плотно закрытые рамы
доносился обычный городской гул. В комнате было жарко, и стекло слегка
запотело. Я провел по нему пальцем и вдруг увидел красный фургон
"Перевозка мебели. Филипп Чейз". И серенький приземистый "джелектрик". Они
остановились около дома. Из легковой машины быстро вышли двое.
В голове у меня кувыркалось одно слово: "быстрее". Больше не было
ничего.
- Оскар! - крикнул я. - Быстрее! Быстрее!
Я буквально вытащил его из квартирки, успев по дороге сунуть в карман
пистолет. Лифт был занят. Скорей всего, ими. Они, должно быть, деловито
проверяют пистолеты и перекладывают их в карманы пальто. Лица их
напряжены. Но, в общем, будничны. Работа. Обычная работа. Ну, может,
немножко опасная, но ведь и платят неплохо.
Бежать по лестнице вниз? А если и там ждут? Возникнуть в подъезде
идеальной мишенью? Из "Перевозки мебели" так удобно заранее
прицелиться...
Оставался один путь - наверх. На каждом из двух верхних этажей по три
квартиры. Где-нибудь закрыто, куда-нибудь не пустят. И правильно сделают,
потому что люди Филиппа Чейза привыкли ходить по квартирам. Они ведь
перевозят мебель. Они знают, как разговаривать с людьми.
Ну что ж, может быть, их остановит то, что я скажу им про оригиналы?
Вряд ли. Они, наверное, из тех, что сначала стреляют, а потом думают.
Последний этаж. Есть ли чердак? Отцы-программисты... Есть. Только бы
дверь была не заперта.
Она была заперта.
- Пусти, - прошептал Оскар. Он ничего не спрашивал. Он держался
молодцом. Он ударил в дверцу плечом и вышиб ее.
Мы побежали по мягкой пыли почти в полном мраке, натыкаясь на трубы, на
какой-то хлам. Единственное окошко вспыхивало оранжевыми отблесками
рекламы.
- Куда мы бежим? - пробормотал Оскар, и я вдруг сообразил, что бежать
нам некуда. Хорошо, если бы к окошку вела пожарная лестница. Что было бы,
если бы ее не было, я подумать не успел, потому что услышал голос:
- Я посмотрю на чердаке. Тут как будто дверь открыта.
Другой ответил:
- Давай, а я закончу с квартирами.
Молча я придавил Оскара вниз. В пыль. В грязь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг