сорок частей? Кстати, почему именно на сорок?
- В уголовном кодексе Эша сорок статей. В честь них дракон и разрывает
преступников на сорок частей. Постоянное напоминание о необходимости
трепетать перед законом. Но вопрос вы задали правильно, друг мой. Вы
должны были рассчитать, что вам выгоднее, вернее, кто вам выгоднее, я или
уже ныне покойный Парку. И ваш выбор был бы тогда логичным, я бы сказал,
научно обоснованным. Потому что расчет - понятие научное. А ваше
благородство... даже слов нет, друг мой, как оно нелепо и ненаучно. Что вы
так смотрите на меня? Разве вы еще не привыкли к тому, что я хоть и
король, но правлю в основном по королевской логике? Если угодно, я, так
сказать, логический самодержец...
"А может, - подумал я, - логический самодур". Но мысль была
поверхностная, чисто абстрактная, игра слов. Я никак не мог заставить себя
относиться к Цурри-Эшу всерьез. И не только потому, что он был первый
король, с которым мне приходилось общаться, и явился, казалось, прямо из
сказки. Он был так кокетлив, таклюбил позерствовать, производить
впечатление, так поглощен собой, что напоминал порой плохо воспитанного
мальчишку, но уж никак не взрослого человека.
- А вообще-то, Саша, спасибо, - вдруг сказал Цурри-Эш и улыбнулся. - И
никогда не слушайте, что говорят короли. Как вы говорили... ну, что-то
насчет положения?
- А... ноблес облнж. Это по-французски, я вам...
- Да, да, помню. Именно ноблес оближ. Положение обязывает. Еще как
оближ.
- Вы извините, Саша, что я послал за вами без предупреждения, да еще в
такую рань, - сказал Цурри-Эш и зевнул. - Спал ужасно, почти не сомкнул ни
одного глаза. Еле заставил себя сделать утром зарядку...
- Зарядку?
- Да, Саша, королевскую утреннюю зарядку. Очень эффективное средство
для подготовки к новому дню. Для этого я вызываю заранее министра этикета
и, как только открываю глаза, требую от него доклада. Он редкостный
балбес, лентяй и невежда. Как только он открывает рот, я чувствую, что
вот-вот убью его. Бью я его редко, но и состояния гнева вполне достаточно.
Дыхание учащается, легкие хорошо вентилируются, кулаки ритмично сжимаются
и разжимаются, кровь прямо бурлит в жилах. Я бодр и полон энергии. Иногда
я думаю: что бы я делал без этого Сипени, ведь второго такого кретина
найти нелегко. Вот и держу его в ранге министра, даже награждаю порой.
Другие министры обижаются, молде, он ваш фаворит, и мы не хуже его. Хуже,
говорю, господа, хуже. Такая глупость, как у него, это тоже, так сказать,
редкий дар. И сколько бы вы ни старались, такими не станете. Попробуйте,
скажите глупость. Будете тужиться, мучиться, перебирать варианты. Выйдет
плоско, вымученно и даже неглупо. А он что скажет слово - непревзойденная
глупость. Изысканный вздор.
Но я отвлекся, друг мои. Вы знаете, почему я всю ночь провертелся без
сна? Все из-за того, что вы спасли мне жизнь и отказались от награды.
Может, думаю, в доброте все-таки что-то есть? Короче, через двадцать минут
начинается большой королевский совет, и я хочу, чтобы вы на нем
присутствовали.
Я пробыл на Эше к этому времени почти полгода, но на большом
королевском совете еще не был. Обстановка напоминала мне заседание
средневековой палаты английских лордов, запечатленной с детства по
классической литературе. Такого количества чопорных физиономий, собранных
вместе, я еще не видел на Эше.
Придворные располагались тремя рядами амфитеатра перед троном, на
котором восседал король. Стены совета были увешаны королевскими
штандартами и гербами, а одну занимал огромный портрет Цурри-Эша,
вонзающего меч в грудь дракона. Картина была выполнена в голографической
технике - даже не картина, а окно в стене, в которое виден был поединок.
- Королевский совет открывается, - сказал Цурри-Эш. - Век править
королю!
- Век! - хором воскликнули члены совета, и король медленно и
внимательно ощупал присутствовавших взглядом, словно желая убедиться, все
ли выражали свои чувства с пристойным рвением.
- Господа, - сказал король, - я собрал вас по чрезвычайно важному
поводу. Я пришел к выводу, что эши недостаточно добры и благородны. В их
поступках много корысти, расчета и слишком мало истинных движений души...
- Неблагодарные... - пробормотал кто-то из присутствовавших.
- Меня кто-то перебил? - недоверчиво спросил Цурри-Эш.
- Да, ваше королевское величество, - храбро воскликнул молодой эш,
вскочив на ноги. - Это сделал я, ваш недостойный слуга Гаорри, начальник
королевской изостудии. Я осознаю, что совершил неслыханное преступление,
но я не мог молчать. Меня потрясает неблагодарность ваших подданных,
которые не хотят брать пример с вашего королевского величества, монарха
необыкновенно доброго и неслыханно благородного. Я сказал, ваше
величество, и готов теперь нести любое наказание за дерзость.
- Похвальная готовность. Ваше звание, господин Гаорри?
- Придворный приближенный четвертого класса, ваше королевское
величество.
- За то, что вы перебили меня, я снижаю ваше звание до пятого класса.
- Век править королю Цурри-Эшу Двести десятому! - выкрикнул начальник
королевской изостудии.
- Век, век, век! - подтвердил король. - За достойные мысли и чувства,
высказанные ясно и от души, повышаю ваше звание на два класса. Отныне вы
придворный третьего класса.
Члены совета дружно закричали "Век править королю!", но от взглядов их,
казалось, начальник изостудии вот-вот должен был задымиться и вспыхнуть,
как мишень в мощном лазерном луче.
- Итак, господа придворные приближенные, в стране дефицит добрых и
благородных чувств. Мало кротости, господа. И это меня огорчает. Да что
огорчает, даже печалит! Сердит и возмущает! Я бы тех, господа, в ком мало
кротости, своими руками задушил! - лицо Цурри-Эша побагровело, а все три
руки сжались на воображаемых шеях недостаточно кротких подданных. - Я бы
тех, в ком мало благородства, бросил дракону, и пусть каждая сороковая
часть их останков учит эшей любви и доброте. Но, господа, поскольку мы не
можем загнать всех граждан на арену стадиона, ибо не хватит ни арен, ни
драконов, следует не только устрашать, но и поощрять.
Поэтому, господа, с сегодняшнего дня я ввожу королевским эдиктом шкалу
цен, начисляемых каждому моему верноподданному за доброе дело или
благородный поступок. Мысли и чувства награждаться не будут впредь до
ввода в строй проверочной станции. Станции такие разрабатываются и будут
представлены мне для королевской апробации еще до конца года. С появлением
их каждый эш должен будет два раза в день зайти на станцию, где
специальные датчики мгновенно проанализируют все движения души испытуемого
и передадут плюсовые или минусовые очки на личный счет его в главном
компьютере полицейско-карьерного департамента. Два раза в год будет
назначаться день королевского страшного суда. Набравшим высокую
положительную сумму будет вручаться моя статуэтка, набравшие отрицательную
сумму будут передаваться дракону или посылаться на необитаемый остров.
А пока станции будут готовы, мы должны учитывать только добрые и
благородные дела. Например, помощь внезапно заболевшему на улице.
Регистрацию добра и благородства будет вести полицейский департамент,
причем все полицейские сегодня же получат прейскурант, в котором будет
указана та или иная цена того или иного доброго дела.
Само собой разумеется, господа придворные приближенные, вы должны
будете подать пример моим подданным.
Благодарю вас, господа, за плодотворный обмен мнениями.
- Век править королю! - воскликнули члены совета. - Век!
Хор голосов поразил меня изумительной стройностью, я бы сказал,
синхронностью, но лица придворных были напряжены, а глаза напоминали
дисплеи калькуляторов, в которых так и прыгали циферки.
Через два дня его величество сказал мне:
- Я вас не понимаю, мой друг. Сначала вы смущаете мой покой и
стройность мыслей малознакомым мне благородством, а когда я ввожу его в
своем королевстве, вы только пожимаете плечами. Ваше счастье, Саша, что я
не сразу понял значение этого жеста, никто на моей памяти не пожимал
передо мной плечами. А когда мой придворный психолог объяснил мне, что
такое пожатие плеч, я уже остыл. А то бы, клянусь драконом, он разорвал
вас на сорок частей за неверие в добро... хотя, гм... во-первых, он вас не
трогает, а во-вторых... гм... вы же и сагитировали меня... гм... И все
равно, друг мой, не сносить бы вам вашей двуглазой головы. С друзьями и
близкими я очень непосредствен в выражении чувств.
Но я хочу, чтобы вы сами убедились сегодня в том, насколько я мудр и
дальнозорок. Что-то, я помню, вы говорили о том, что лучше увидеть или
услышать... Впрочем, мы и увидим и услышим.
- Каким образом?
- Сегодня в одно и то же время из пяти пунктов столицы выйдут пять
эшей. На каждом из них будет незаметно спрятан аудио- и видеопередатчик. В
одно и то же время все пятеро упадут прямо на улице с сильным сердечным
приступом...
- А смогут ли они сыграть свою роль достаточно убедительно?
- О, им и не придется играть, друг мой, - тонко улыбнулся король.
- Не понимаю.
- Однако, Саша, порой вы удивительно непонятливы. У них действительно
будут сильные сердечные приступы.
- Но...
- Об этом позаботился департамент здоровья. В детали я не вхожу, но
думаю, что что-нибудь они им дадут.
- О-о, ваше королевское величество! Чтобы судить о распространении
благородных чувств, вы заставляете страдать пятерых ни в чем не повинных
эшей.
- Не понимаю.
- Им же будет больно, они будут мучиться. Им будет страшно.
- Ну и что? Какой, однако, вздор вы несете, друг мой. Или это ваша
земная несуразность? О каких страданиях вы говорите, если я осчастливил
кого-то, выбрав для служения королю?
- Значит, эти пятеро добровольно согласились испытать сердечный
приступ? Правильно ли я вас понял, ваше величество?
- Не совсем. Они согласились выйти на улицу, но они не знают, что их
ожидает. Я люблю делать своим подданным сюрпризы. И потом, вы сами
сказали, что поведение их должно быть достаточно естественным.
Замечательный эксперимент, а? А мы с вами будем наблюдать за тем, что с
ними случится.
В который раз я спрашивал, что представляет собой существо, сидевшее
сейчас передо мной с самым добродушнейшим и горделивым видом. Так ли он
бесчеловечно жесток или искренне не в состоянии проникнуться чужой болью?
И не мог дать себе ясного ответа, потому что истина, как это она любит
делать, скрывалась где-то посредине.
- Но позвольте, ваше величество, спросить. Надеюсь, приступы не будут
чрезмерно сильными.
- Ах, вы опять о своем, - раздосадованно сказал король. - Вот вы мне
рассказывали о своей медицине, о науке. Сколько тысяч раз вы ставили опыты
на животных?
- Но они же...
- Вы хотите сказать, не понимают? Но ведь чувствуют! И страдают! Мы же
никогда на Эше не ставим опыты на животных, хотя наши тупы физиологически
очень близки к нам. Мы ставим опыты исключительно на эшах. На добровольцах
или на осужденных. У нас даже наказание есть специальное. Приговаривается,
допустим, к медицинскому эксперименту такой-то степени сложности. Но
хватит об этом. Располагайтесь поудобнее, через несколько минут мы включим
экраны мониторов.
Ярко вспыхнули пять экранов. На всех них ритмично покачивались
изображения улиц, и нетрудно было догадаться, что передатчики были
закреплены на идущих эшах. Внезапно на одном из экранов картинка
дернулась, здания описали дугу, а динамик донес до нас стон.
Не могу сказать, что я как-то особенно отзывчив к чужой боли. Иногда я
кажусь себе суховатым и даже бесчувственным человеком, но на этот раз все
во мне сжалось от острой жалости к незнакомому трехглазому существу,
упавшему сейчас по нелепой королевской прихоти где-то на улице столицы.
Два ли у тебя глаза, три или вовсе нет - не имеет никакого значения. Если
любое живое существо, способное ощущать боль и ужас, страдает, мы,
земляне, выкорчевавшие из себя древний слепой эгоизм, всегда стремимся
помочь ему, разделить одиночество мучений. Я не мог помочь безвестному мне
эшу, не мог позволить себе вскочить на ноги и с наслаждением влепить
увесистую и заслуженную оплеуху королю эшей. Я мог только мысленно
скорчиться вместе с упавшим, видеть опрокинутый тротуар совсем близко от
лица, задерживать дыхание, стараться ублажить свирепую, грызущую боль в
груди...
Из динамика послышались торопливые шаги, и на экране показался эш. Вот
он побежал, приближаясь, заполнил собой экран.
- Вот удача, - послышался его голос, слегка запыхавшийся от бега, - это
же помощь заболевшим или пострадавшим на улице или в общественных зданиях.
Целых пятнадцать очков, подумать только! Только бы он не испустил дух, а
то от пятнадцати очков останется всего пять. Та-ак... Слава королю, жив,
кажется... Гм... что же делать... пойти вызвать медицинский экипаж, а
вдруг пока кто-нибудь еще появится... Нет, надо подождать стражника, а то
вообще не зарегистрируешь доброе дело, иди потом доказывай.
- Бо-ольно, - прошептал лежавший эш, - помогите... в груди...
- Ничего, ничего, потерпишь. Вот зарегистрирую добро, тогда и вызовем
экипаж.
Внезапно послышались торопливые шаги. Подошел еще один эш.
- Это что такое? - строго спросил он.
- Да вот, свалился, жалуется, в груди болит, жду стражника, чтобы
зарегистрировать доброе дело. Пятнадцать очков - не шутка.
- Не шутка, - охотно согласился подошедший эш. Был он велик ростом, и
передние его глаза смотрели зло и подозрительно. Он оглядел лежавшего,
перевел взгляд на второго эша, подозрительно ощупал его глазами и спросил:
- А почем я знаю, что ты не врешь? Бывают, говорят, случаи, когда сами
эшей с ног сшибают, а потом требуют очки за помощь...
- А вы кто такой, чтобы выговаривать мне? Вот крикну сейчас
стражника...
- Я тебе крикну. А ну, беги отсюда, пока я тебе все три глаза не
прикрыл. Понял? Или тебе больше кулаки понятны? Ну?! - Он сжал кулаки и
надвинулся грудью на противника. Тот мгновение колебался, потом отступил
на шаг.
- Да вы что? - заныл тонким плаксивым голосом первый эш. - Это что же
получается, я нашел этого типа первый, наклонился над ним, жду стражника,
чтобы зарегистрировать доброе дело, а у меня его хотят оттяпать!
- Я те оттяпаю, - зло буркнул высокий эш. - Ты его сам с ног сбил, по
всем твоим трем глазам вижу, что ты за штучка. Беги, пока я тебя сам
стражникам не сдал!
- По-омогите, - застонал лежавший эш, но спорившие даже не обратили на
него внимания.
- Пятнадцать очков захотели! - взвизгнул первый эш. - Нет уж, я за свое
благородство глотку всем перегрызу!
- Ты? Глотку? - засмеялся высокий. - Мозгляк! Запахло очками - и все на
свете забыл, даже разум потерял. Ты мне глотку перегрызешь? Да я
сначала...
- Бо-ольно, - снова застонал лежавший.
- Будет больно, - рассудительно сказал высокий, - когда за очки бог
знает что готовы вытворять. Совесть совсем потеряли. Последний раз
предупреждаю, вали отсюда подобру-поздорову, а то вместо очков раздерет
тебя чудовище на сорок частей. Ну!
Первый эш коротко вскрикнул, наклонил голову и попытался боднуть
высокого, но тот ловко увернулся, нанес короткий удар нападавшему в
голову, и тот со стоном рухнул на тротуар рядом с жертвой эксперимента.
- Придавить тебя, что ли, - задумчиво пробормотал высокий. - Еще пять
очков... Хотя иди потом, доказывай...
Он так погрузился в свои расчеты, что не заметил, как его противник
перевернулся на спину и неожиданно ударил его ногой в живот. Высокий
хакнул, качнулся, наступил на больного эша и шмякнулся на землю.
Его величество нажал кнопку, и изображение погасло.
- Каково? - горделиво посмотрел он на меня. - Вы видите, друг мой, как
эши живо откликнулись на мою мудрую инициативу? Как идея добра мгновенно
пустила корни? Эши готовы сражаться за право сделать добро...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг