фундамент сыска. Становиться Шерлоком Холмсом и... как звали этого второго
литературного сыщика, которого придумала Агата Кристи? А, да! Эркюль
Пуаро. Но я не был Шерлоком Холмсом, я не жил на Бейкер-стрит в Лондоне,
не играл в свободные минуты на скрипке, не увлекался химией и не имел
своего доктора Ватсона. И самое главное, я не обладал его проницательным
умом и даром дедукции. Равно как и способностями маленького хвастливого
бельгийца с тонкими усиками, который говорил на плохом английском, но зато
играючи разгадывал самые головоломные ситуации, которые придумывала его
плодовитая родительница. Впрочем, я бы тоже выстроил строго логическую
цепочку умозаключений, если сам придумал убийство.
Но тело моего трехглазого друга, что лежало, поджав ноги в последней
мышечной агонии, не имело отношения к литературе. Оно было тягостно
реально. Оно было порождением не чьей-то безобидной фантазии, а чьей-то
ненависти. И отыскать носителя этой ненависти нужно было не какому-нибудь
литературному детективу, а мне.
На мгновение мелькнула жалкая мысль: а вдруг никто Честного не убивал,
он случайно споткнулся и упал, ударившись головой о камень. Мысль
действительно была жалкой. Удар, который размозжил Честному полголовы, был
нанесен с огромной силой.
- Давай отнесем беднягу в сторонку, а утром предадим его земле, -
сказал я Верткому.
Удар камнем остановил безостановочную фабрику тепла, что работает во
всем живом, ночной холодный ветер с готовностью уравнял температуру трупа
с окружающим воздухом, и руки Честного, за которые я взялся, были уже
безжизненно ледяными. Бедный элл, недолго же он пожил с именем, и немного
счастья принесло оно ему.
Мы с трудом подняли его и осторожно положили около светлой стены. Мне
показалось, что он смотрел на меня с упреком: что же ты...
- Эллы ведь не спят? - спросил я Верткого.
- Ты же знаешь.
- Да, - согласился я. - Я спросил просто так, машинально. Может быть,
имеет смысл опросить эллов в ближайших кубиках. Может быть, кто-нибудь
что-нибудь слышал?
- Попробуем.
Я постучал тихонько в дверь домика, стену которого Верткий заставил
только что светиться.
- Что ты делаешь? - уставился на меня Верткий.
- Как что? Не можем же мы ворваться в чужое жилище.
- Почему?
- Ну что за вопросы? Это чужое жилище, а мы вдруг нарушаем чей-то
покой...
- А... Это все твои странные идеи, пришелец. Ты забыл, что у нас не
было в Семье чужих и своих жилищ, не было своего покоя и чужого покоя, и
любой элл всегда мог без всякого стука войти к любому эллу. Он входил к
себе. Пойдем.
Он открыл дверь. С ложа медленно встал высокий худой элл и молча
уставился на нас.
- У тебя есть имя? - спросил Верткий.
Элл покачал головой.
- А почему до сих пор ты не выбрал себе имя? - крикнул Верткий. Он
распалялся на глазах. - Все держишься за старое? Мы, мы, мы... Ну, чего
молчишь?
- Что мы можем сказать? Может быть, кому-то с именем лучше, а мы
привыкли к Семье... Теперь у нас нет покоя, все неясно, везде споры,
крики... Мы не знаем, что будет дальше...
- Ладно, безымянный, не об этом разговор. Вас еще много, кто вцепился в
старые порядки и боится разжать руки. Может, когда-нибудь что-нибудь
поймете, хотя мозги у вас, наверное, совсем высохли. Только что на улице
убили Честного. Это тот элл, кого выбрали вместе со мной помогать
Первенцу. Ты что-нибудь слышал? Или видел?
- Мы ничего не видели и не слышали, - покачал головой трехглазый.
- Ты не мог не слышать, - с яростным спокойствием сказал Верткий. - Вы,
те, что все еще цепляетесь за Семью, по-прежнему всегда слышите друг
друга. Понимаешь?
- Нет.
- Я тебе объясню, грязный элл. Кто мог убить Честного? Кому он мешал?
Только одному из вас, кто все ноет, что кругом все рушится, что имена -
принесли в Семью раздор, лишили покоя. И ты не мог не слышать мысли
убийцы, когда он поднимал камень, чтобы размозжить Честному голову. Лучше
сам признайся. - Мы ничего не слышали.
- Признайся, пока не поздно. Потом будет поздно, элл. Потом ты будешь
жалеть о своем упрямстве.
- Мы не слышали, - упрямо сказал элл. - Мы ничего не слышали.
- Так я тебе и поверил, мычащий. Конечно, ты будешь выгораживать себя и
своего сообщника.
- Сообщника?
- А как же еще назвать убийцу? Вы же не отдельные эллы, вы - одна
Семья. У вас же нет своих мыслей, своих тайн, своих желаний и своей
ненависти. У вас все общее. И камень там у стены поднял не один элл, вы
все это сделали вместе. Вы все сообщники, и вы все убийцы.
- Ты ошибаешься, Верткий. Ты взял себе имя - это твое дело. Ты вышел из
круга Семьи - это твое дело. Ты выбыл из общего потока мыслей - это твое
дело. Ты поступил так, как хотел. Мы ничего не хотим. У нас нет желаний.
Нам не нужны перемены. Это верно, но у нас нет жестокости, нет насилия,
они ведь запрещены Законом.
- Запрещены! А кто бросался на нас с кулаками, когда мы вернулись сюда,
кто раскалялся от ненависти? Кто запер нас, чтобы уморить голодом? Кто уже
убил двух эллов? Молчишь?
Верткий бросился вперед и начал трясти элла, схватив его за плечи.
- Верткий, друг мой, - взмолился я. - Прекрати. Прошу тебя. У тебя же
есть разум. Ты должен наконец понять, что бессмысленно воевать с насилием
насилием, а с ненавистью - ненавистью. Иначе ты только будешь плодить их.
К тому же мы ведь не имеем никаких доказательств виновности этого элла.
- Не надо никаких доказательств, пришелец. Они все виноваты, все
мычащие. Ты хочешь, чтобы я тихо раскланялся с ним и ушел? И чтобы они
долго смеялись потом все вместе в общих своих высохших от злобы мозгах над
нами? Да они всех нас перебьют, всех по одному, всех, у кого есть имя. Им
бы только опять впасть в свою вечную спячку: ничего не хотеть, ничего не
знать, ничего не делать.
- И все-таки, Верткий, так нельзя.
- Нельзя? - крикнул Верткий и сжал кулаки. - Ты все еще учишь нас,
пришелец, ты все проповедуешь мудрость. Но это твоя мудрость, а не наша.
- Я ничего не навязываю вам.
- Ложь! Это тебе кажется, что не навязываешь. Ты говоришь: мне кажется,
и эллы тут же бросаются делать по-твоему, словно это Закон.
- Наверное, ты прав.
- Ты не элл. Ты не знаешь, как у нас можно и как нельзя. Что можно и
что нельзя.
- В этом ты прав, Верткий. Наверное, прав. Это ваша жизнь и ваша
история, и я не буду вмешиваться в ваши дела.
Я повернулся и вышел. Нужно было быть таким воинствующим невеждой,
таким самонадеянным дураком, как я, чтобы забыть правила, которые так
терпеливо растолковывали члены Космического Совета. Пытаться
экспортировать на другую планету наши идеи и понятия...
Небо заметно посерело, и оранжевые облака наливались на глазах
торжествующим светом. Ветер утих. Зря я ушел, надо было сначала похоронить
Честного.
Я вдруг болезненно остро ощутил свою малость. Ничтожная пылинка,
крошечный атом, заброшенный каким-то нелепым изгибом судьбы в
невообразимую даль, в чужой и непонятный мир. Лучшие умы человечества
веками пытались научить людей пониманию, терпимости, братству. И только к
двадцать первому веку идеи эти восторжествовали во всем мире.
- А я... я пытаюсь что-то сделать здесь, эдакий залетный проповедник,
вооруженный лишь своим невежеством и глупой самоуверенностью.
Хватит. Достаточно. Я умываю руки. Буду сидеть и ждать прилета
товарищей. Совесть моя чиста. Я сделал, что мог. Попытаюсь сделать хорошие
снимки - до сих пор я еще не удосужился взять в руки свой видеоголограф -
соберу образчики местной флоры.
Хватит. Я был не только крошечным атомом, но еще и усталым атомом. Пора
опуститься на более покойную орбиту. Я внезапно понял членов Семьи. Да,
наверное, в их безмятежной спячке была своя сладость...
Я услышал сзади торопливые шаги. Кто-то бежал за мной. Я обернулся. Это
был Верткий. Он остановился передо мной, глубоко вздохнул и сказал:
- Прости, Юуран. Я погорячился. Я знаю, ты желаешь нам добра...
- Ничего, друг мой, я не обиделся.
- Ты обиделся. И ты прав, что обиделся. Твои мысли мудры, но так тяжело
следовать им, когда перед тобой это тупое стадо мычащих. Они кажутся
покорными, но в их покорности непреодолимое упорство безмозглых тварей. Не
сердись, Юуран. Пойдем обратно, поговорим еще с несколькими эллами.
Я вздохнул. Как объяснить Верткому значение слов "я умываю руки"? А
может, и не надо? Бог с ними, с умытыми руками.
Вторым нашим собеседником был совсем еще юный - так, во всяком случае,
мне показалось - элл. Он смотрел на нас широко раскрытыми глазами, и в
глазах читалось скорее любопытство, чем привычное равнодушие. Нет, он
ничего не видел и не слышал.
- Но ты же соединен с Семьей? - устало спросил Верткий. - Ты слышишь ее
мысли и голоса?
- Не так, как раньше. Иногда поток звучит привычно, сильно, а иногда...
он словно бы пропадает... И мы... И в такие мгновения "мы" становится
таким... маленьким... съеживается, как бы ссыхается, и за ним... как бы
объяснить... просматривается... нет, не просматривается... угадывается...
другое понятие. Оно как маленький зверек: то высунет мордочку, то пугливо
спрячется обратно за "мы". Этот зверек - "я".
- Да, элл. Ты вот сказал это, - кивнул Верткий, - и я ощутил озноб -
так ты похоже описал то, что и со мной происходило, когда мне дали имя и
когда я мужественно выкарабкивался из безымянного болота. Не бойся, элл,
зови к себе этого зверька, мани его, и он преодолеет страх и подойдет к
тебе. И ты осознаешь себя. И мы все вместе будем строить новую Семью.
- Спасибо.
- Я помню, как мы рожали тебя и начиняли твои пустые мозги нашим общим
сознанием. Это было всего три больших оборота светила назад. А сейчас ты
рождаешься снова.
- Спасибо, - прошептал элл. - Мы... ждем...
Мы опросили еще с десяток эллов. Среди них были стойкие сторонники
Семьи, были сомневающиеся, были два элла с именами. Но никто ничего не
видел и не слышал.
Мы кое-как предали тело Честного земле. Верткий пошел докладывать о
случившемся Первенцу, а я вернулся домой. Я вытянулся на своей кровати,
паря в невесомости. Хорошо бы снова заснуть, подумал я. Может быть, во сне
я бы вернулся домой, на бесконечно родную Землю, и Чапа и Путти прыгали бы
от восторга, а Ивонна потерлась бы носом о мою щеку.
Но я знал, что не смогу заснуть и никуда не спрячусь от Честного,
которого мы опустили с Вертким в мелкую могилу и кое-как завалили камнями.
Он упорно смотрел на меня: эх, ты...
4
Мы медленно шли с Первенцем и Вертким мимо зеркальных стен, и на
отражения оранжевых облаков накладывались отражения двух эллов и одного
землянина.
- И все-таки я не могу понять, почему никто из эллов не чувствовал
убийцу, не слышал его мыслей, - пробормотал я. Я не ждал ответа, я скорее
вел бесконечный спор со своими сомнениями.
- Ты видишь сложности, чужестранец, где их нет, - фыркнул Верткий. - Я
все это тебе повторял уже не раз. Ты не элл. Ты не можешь понять эллов. Ты
пришел из другого мира. Ты и представить не можешь, что такое принадлежать
Семье. Это полная растворенность в безликости и безымянности, это полная
растворенность в других, а других - в тебе. Я уже давно получил имя, но до
сих пор содрогаюсь от ужаса и одновременно от сладостной печали, когда
вспоминаю себя мычащим.
- Что ты хочешь этим сказать?
- А то, что ни один член Семьи не признается.
- Но почему?
- Потому что Семья понимает угрозу. Если мы объявим всем, что Семья
убила, - это конец ее.
- Ты прав, Верткий, я не понимаю, прости меня. Ты говоришь: "Если мы
объявим всем..." Но ведь Семья и так знает. Вы десятки раз объясняли мне,
что такое общий поток мыслей и как он течет в головах эллов. Так кому же
мы объявим? Эллам с именами? Они и без того покончили с Семьей. Самой
Семье, которая и без нас прекрасно знает, кто убил и почему? Если,
конечно, она действительно знает.
- Я не понимаю, Юуран, - медленно сказал Первенец. - Что это значит?
- Это значит, что во мне нет уверенности Верткого. Я не уверен, что
Честного убила Семья.
- Значит, - развел руками Первенец, - его убил кто-нибудь из нас, из
твоей гвардии, как ты красиво назвал нас. Так?
- Не знаю. Я ни в чем не уверен.
- Но почему ты сомневаешься в виновности Семьи, Юуран? Ты ведь разумное
существо. Ты должен мыслить логически. Кого убили? Элла с именем. Кому
ненавистны эллы с именами, новые эллы? Семье. Семья защищается от них. Они
могут убить еще раз, много раз. Ради сохранности Семьи. Логично?
- Слишком, брат Верткий. Слишком логично.
- Что значит "слишком логично"? - спросил Первенец. - Что-то может быть
логичным, что-то - нелогичным, но что значит "слишком логично"?
- Боюсь, я не смогу объяснить тебе достаточно ясно. Понимаешь, как-то
все слишком очевидно указывает на вину Семьи...
- Слишком очевидно?
- Да, ты прав, Первенец, я говорю неясно. И все же я не уверен, что это
Семья.
- Это Семья, - сказал Верткий твердо. - Ты просто не понимаешь эллов.
- Допустим. Но если я и не могу до конца понять эллов, то и ты не
можешь достаточно беспристрастно судить о Семье.
- Почему?
- Ты слишком близок к ней. Ты только недавно вырвался из ее объятий. Ты
только что сам сказал, что не можешь думать о ней без ужаса, но и без
печали.
- Это верно, - кивнул Первенец. - Ты прав, Юуран.
- Мне трудно поверить, чтобы сотни членов Семьи, среди которых есть, и
такие, как тот молоденький элл, что вот-вот проклюнет скорлупку и
вылупится на свет со своим "я", чтобы все они единодушно согласились на
убийство. Пусть они не хотят перемен, пусть защищаются, но все-таки Семья
всегда ненавидела жестокость и насилие.
- Только пока это не угрожало ее существованию, - пробормотал Верткий.
- Все равно.
- Допустим, Юуран, - вздохнул Первенец. - Но ведь альтернатива еще
нелепее. Не могли же новые эллы убить товарища. Зачем? Почему? Наоборот,
мы все чувствуем себя чужими среди членов Семьи. Мы невольно держимся друг
за друга.
К нам подошел Настырный. Одежда его была покрыта пылью. Он рассказал,
что только сейчас вернулся от неживых, куда мы послали его, находясь в
заточении, что уже знает о случившемся, что встретил на дороге Курху и
Варду. Корры возвращались к неживым.
- Да, когда мы все шли к Зеркальным стенам, они предупреждали, что
будут прятаться в развалинах на случай, если нам понадобится помощь, -
сказал Первенец.
- Они, похоже, измучились порядком, пока ждали, - сказал Настырный.
- Откуда ты знаешь? - спросил я.
- Что знаю? Что они ждали?
- Нет. Что измучились...
- Ну, они не бежали, как обычно бегают корры, а еле брели. Я когда их
увидел, сначала испугался. Все-таки корры, да прямо передо мной на тропе,
но такие они были какие-то... как потерянные... И страх сразу исчез. Я
прошел мимо, и они даже головы не подняли, чтобы посмотреть в мою сторону.
Настырный продолжал разговаривать с Первенцем и Вертким, но я не слушал
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг