кормлении, когда ему было меньше года. Отец служил тогда
где-то в богом забытом месте на Дальнем Востоке. Время было
трудное, послевоенное, и во всем поселочке была одна корова,
которая давала пол-литра молока в день. А у матери вскоре
после Пашиного рождения почему-то пропало молоко, и она до-
говорилась с несколькими кормящими матерями, чтобы ей за оп-
ределенную, конечно, мзду сцеживали молоко. А маленький Па-
ша, то есть он, был необычайно прожорлив и иногда на рассве-
те подымал такой крик, что вот-вот весь гарнизон разбудит. И
тогда папа, капитан инженерной службы, шел к кормилицам,
чтобы жалкий маленький комочек, который со временем должен
был стать фельетонистом газеты "Знамя труда", смог, жадно
причмокивая, мигом высосать бутылочку.
Папа, папа, это просто нелепость какая-то, что его больше
нет. Абсурд какой-то, не укладывающийся в сознании. Сейчас
он войдет в комнату, как всегда что-то насвистывая, подойдет
к нему, похлопает по спине и спросит: "Ну, как дела, что се-
годня было интересного?"
Он вздохнул и принялся за котлеты, которые мать поставила
перед ним. Удивительное дело, подумал он в тысячный раз, по-
чему дома котлеты вкусные, а в столовых наоборот? Увы, в ми-
ре есть много тайн, тайн более таинственных, чем пятиногие
собаки, придуманные безнадежно влюбленными мальчиками.
Тайны - тайнами, а нужно было писать фельетон, потому
что, в общем, Иван Андреевич был прав, тянуть было нечего.
3
Иван Андреевич Киндюков, редактор районной газеты "Знамя
труда", открыл глаза и взглянул на часы. Было уже без чет-
верти десять. Он проспал и программу "Время", и сводку пого-
ды. Годы, годы, все-таки пятьдесят девять, не шутка. Скоро и
на пенсию... Пенсия и пугала его и манила. Двадцать лет пре-
подавания истории научили его смотреть на многие вещи с фи-
лософским спокойствием, но даже философское спокойствие не
могло помешать сердцу сжаться иной раз от внезапной и ост-
рой, как спазм, печали. Что делать, сказал он себе, всегда,
во все времена люди не хотели стареть. Он вспомнил вдруг ис-
полненную пронзительной горести жалобу древнего автора, ко-
торую когда-то выписал себе в блокнот: "Аки сень проходит
живот наш, аки листвие падают дни человечьи". Аки листвие...
И вдруг Иван Андреевич понял, что пристально смотрит на
свою кошку Машку и давно уже думает про опадающие листья че-
ловеческой жизни только по инерции. Машка лежала на диване,
стоившем рядом с письменным столом, и, казалось, дремала.
Иван Андреевич вдруг покрылся холодным потом.
"Спокойно, Иван Андреевич, - сказал он себе (он всегда
называл себя в мыслях полным именем), - главное - спокойс-
твие".
Он взял трясущимися руками свой мундштук, с трудом вста-
вил в него сигарету и торопливо затянулся, словно надеялся,
что дым изгонит из его кабинета галлюцинацию. Галлюцинация
же заключалась в том, что у Машки не было ушей. Было тулови-
ще, лапы, хвост, серая с черным шерстка, не было только
ушей. Нет, не то чтобы кто-то порвал ей уши, нет. Не было
даже намека на уши, как будто Машка была уродцем. Но кошке
было уже три года, и три года она была снабжена самыми обык-
новенными серенькими с черными полосками кошачьими ушами.
Иван Андреевич понимал, что случилось что-то ужасное, но
где-то на самом дне сознания все еще теплилась надежда: а
вдруг он все-таки спит?
- Тонечка! - крикнул он через стенку жене. - Что там пе-
редают?
- Какой-то концерт из ГДР. Чай пить будешь?
- Нет, спасибо.
Привычные слова на мгновение спугнули кошмар, но он тут
же надвинулся снова, как только взгляд его уперся в Машкину
страшную голову. Надо позвать жену, подумал Иван Андреевич,
но сделать это не смел. А что, если она скажет: "Да что ты,
Ваня, придумываешь? Машка как Машка"? И тогда что? Больница?
Можно ли доверять газету больному человеку? И ведь действи-
тельно нельзя. Сегодня у его кошки пропали уши, а завтра он
напечатает в газете черт знает что!
Спокойно, Иван Андреевич, спокойно, может быть, все это
просто галлюцинация какая-то, может быть, у него температура
просто, съел, наконец, что-то не то. Где-то в уголке созна-
ния проскочила мысль, что это безумие, возможно, как-то свя-
зано с привидениями и двойниками, которые появились в Прио-
зерном, но мысль эта ни за что в его голове не зацепилась и
вылетела так же стремительно, как и появилась.
Надо было что-то делать.
- Маша, - заискивающе сказал он, - что у тебя с ушками?
- Что ты там говоришь? - спросила жена через стенку.
Но Иван Андреевич не отвечал. Он не мог бы сейчас отве-
тить никому на свете, даже Сергею Ферапонтовичу, потому что
кошка посмотрела на него и выпустила из головы уши. Вначале
уши выросли огромные, сантиметров в пятнадцать, но Машка,
подумав немножко, втянула их несколько, придав своей голове
более или менее нормальный вид. Кошка снова посмотрела на
Ивана Андреевича, тяжело спрыгнула с дивана, причем произве-
ла при этом громкий звук, словно спрыгнула на пол не граци-
озная, почти невесомая кошечка, а здоровенный пес, подбежала
к двери, прошмыгнула в щель и исчезла.
- Да, - громко сказал Иван Андреевич, - этого следовало
ожидать.
- Чего ожидать? - спросила жена из-за стенки, приглу шая
телевизор, который в это время баритонально воспевал чьи-то
бляу ауген.
- Ожидать нечего, - твердо сказал Иван Андреевич и вспом-
нил, что он часто применял эту формулу, учительствуя и служа
потом директором школы.
Когда ученик или ученица получали двойки или попадали в
какие-нибудь переплеты, Иван Андреевич говаривал: этого сле-
довало ожидать. Формула была безупречная, поэтому с ней ник-
то не спорил.
Но, может быть, мне все это только причудилось, подумал
снова Иван Андреевич и взглянул на то место, где только что
лежала Машка с отросшими ушами. Машки не было. Но на жестком
диване осталось еще углубление. Такое, словно не кошка на
нем лежала, а гиппопотам. Углубление можно было измерить,
описать, сфотографировать. "Существо, похожее на кошку Машку
и умеющее мгновенно отращивать уши, оставило на диване,
обыкновенно довольно жестком, углубление столько-то на
столько-то сантиметров и глубиной во столько-то. Из чего
можно сделать вывод, что вес кошки составлял от восьмидесяти
до ста килограммов".
Отличный получился бы акт. Да, Иван Андреевич, так-то
вот. Палата номер шесть и прочее. "А редактор-то наш, слыша-
ли?" - "А что?" - "А того, тю-тю! Чокнулся. На ушах спотк-
нулся. Этого следовало ожидать".
Иван Андреевич снова закурил. Должно быть, жена услышала
щелканье зажигалки, которая щелкала у него, словно боевой
пистолет.
- Ваня, ты опять дымишь, как паровоз? - спросила она с
привычным осуждением.
Господи, тут решается вопрос, быть ли человеку в своем
уме или решиться разума, а она его сигареты считает!
Итак, дилемма была ошеломляюще проста. Или Иван Андреевич
находится во власти галлюцинаций, поразительных иллюзий и^
стало быть, сошел с ума, или он только что видел Машку, ко-
торая забыла вовремя выдвинуть уши и весит к тому же минимум
несколько пудов. Куда ни кинь - везде клин.
Жаль, жаль, жаль было рушившейся жизни. Аки листвие пада-
ют дни человечьи. Если бы падали... Интересно, как теперь
лечат психов? И Тоне придется ездить в область, куда его по-
ложат. Она, конечно, будет скрывать, но тут разве чтонибудь
скроешь? Тут, в городке, тебя насквозь видят, рентгена не
нужно.
Боже, какая чушь лезет в голову, мелочная, суетливая
чушь! Иван Андреевич обвел глазами свою небольшую комнатку:
портрет Блока, сделанный инкрустацией по дереву (подарок
учителей к пятидесятилетию). Большая советская энциклопедия
с пропавшим двадцать восьмым томом (какое это теперь имеет
значение!), диван... И так стало пронзительно жаль Ивану
Андреевичу всего этого привычного антуража, всей своей не-
легкой и вместе с тем складной жизни, что из глаз его выка-
тилось несколько слезинок. Он чувствовал, что все это ус-
кользает от него, покачиваясь, уплывает, а он идет на душное
дно, где нечем дышать.
И он судорожно дернулся, вынырнув на поверхность. Нет,
нет, нет! Не может же быть, чтобы полгорода сразу сошло с
ума, это же нонсенс! Абсурд! И Осокина и пятиногая собака! И
чем пятиногая собака лучше или хуже его безухой Машки? Да,
но этого же не может быть!.. Может, может, может!
Он вдруг сообразил, что стремительно сбрасывает пижаму и
натягивает брюки.
- Куда ты, Ванечка? - спросила из-за стены жена. - Уже
одиннадцатый в начале.
"В начале, в начале"! - передразнил про себя жену Иван
Андреевич. - Преподает, дура, литературу и говорит, как ге-
роиня Островского".
Он выскочил из домика и помчался по тихим улочкам Прио-
зерного, сопровождаемый эстафетой собачьего брёха. Уже сов-
сем запыхавшись, он подбежал к домику на улице Гоголя, толк-
нул калитку, в два прыжка подлетел к двери и позвонил.
За дверью послышались шаги, тоненький лай, и дверь рас-
пахнулась.
- Иван Андреевич! - изумленно воскликнул Павел. - Что с
вами?
- Входите, входите, Иван Андреевич! - послышался женский
голос. - Ты, Паша, совсем с ума сошел - держать человека в
дверях!
Он-то не сошел, подумал Иван Андреевич, жмурясь после
улицы от яркого света.
- Паша, - сказал он, - прошу прощения за это позднее
вторжение, но мне нужно срочно поговорить с вами.
Ага, теперь Паша, а не Павел Аристархов сын, с каким-то
необязательным злорадством подумал Павел и провел редактора
в свою комнатку.
- Пожалуйста, пожалуйста, - трепыхалась на всем недолгом
пути от крыльца к комнате Анна Кузьминична, - сейчас я вам
чаю принесу.
- Не беспокойтесь, - сказал Иван Андреевич, - я ведь не с
визитом. - Он посмотрел на настороженное лицо фельетониста и
вдруг почувствовал облегчение и даже уверенность, что разум
не покинул его.
Павел усадил редактора в кресло и сказал:
- Вот, мыкаюсь с фельетоном. Глупость какая-то получает-
ся...
- Паша, - прервал его редактор, - скажите, только честно,
что вы думаете о всех этих чудесах в Приозерном?
"Что бы это значило? - подумал Павел. - Этот поздний ви-
зит, взъерошенный, словно у воробья, вид... Наверное, опять
Сергей Ферапонтович устроил ему головомойку за то, что до
сих пор нет фельетона".
- Я был у Якова Александровича Бухштауба... - начал он.
Но редактор нетерпеливо прервал его:
- И что старик говорит?
- Он считает, что это своего рода эпидемия самовнушения,
как это не раз, например, бывало с людьми, которые якобы ви-
дели летающие тарелки.
- А вы что думаете?
- По-моему, с этим нельзя не согласиться. Вы же сами...
- Я знаю, что я сам... Но у вас лично какое складывется
впечатление? Вы же разговаривали с людьми...
- Как вам сказать, Иван Андреевич...
- А вы скажите, не стесняйтесь.
- Я ловил себя на том, что непроизвольно начинал верить и
Татьяне Осокиной, и особенно Сергею Коняхину. Он произвел на
меня впечатление очень серьезного парня. Да и это фото...
Чушь какая-то, совершенно не похоже на монтаж. С другой сто-
роны, когда знаешь, что этого не может быть, невольно отно-
сишься к рассказам и фото скептически...
- Значит, и Осокина, и коняхинский парень уверены, что
видели двойника и собаку?
- Угу.
- И нисколько в этом не сомневаются?
- Нисколько.
- И не думают, что свихнулись?
- Нет.
- Спасибо, Паша, - проникновенно сказал Иван Андреевич. -
Спасибо, дорогой.
- За что же?
- Понимаете ли, Паша, я только что видел свою кошку Маш-
ку...
- Тоже пять ног? - почтительно улыбнулся Павел и тут же
пожалел о фамильярности, потому что редактор смотрел на него
серьезно и не улыбаясь.
- Нет. У нее были положенные ей четыре ноги, но у нее не
было ушей. Совершенно не было ушей. Как будто их никогда и
не было. Представляете? У кошки, которая живет в доме три
года и которую я вижу каждый день.
- А вы уверены, что это была именно ваша Машка? Может
быть, это был похожий на нее уродец?
- Во-первых, это была Машка, а во-вторых, это не имеет
никакого значения.
- Почему же?
- Да потому, что, когда я вслух подивился отсутствию ушей
у кошки, она вдруг выпятила из головы пару ушей, да еще раза
в три длиннее, чем обычно, тут же втянула их и удрала.
- Гм!..
- И еще. У меня сложилось впечатление, что этот монстр
был во много раз тяжелее обычной кошки.
- Почему?
- По звуку, с которым она спрыгнула на пол, по углубле-
нию, оставленному ею на диване. Я все понимаю, Паша, но вой-
дите в мое положение. Для меня это уже не вопрос фельетона.
Это гораздо серьезнее. Или у меня какие-то безумные галлюци-
нации, или... или я это видел на самом деле, и тогда я могу
смело предположить, что и Осокина, и Сергей Коняхин тоже не
ошибались. А это, как мы с вами знаем, невозможно... Что вы
зажмурились?
- Пытаюсь наступить на хвост одной мыслишке, а она все
ускользает... Ага, поймал! Видите ли, Иван Андреевич, Сергей
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг