Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
хорош, и ты поешь... И ты поешь... И ты поешь..." Чтобы заг-
лушить этот старый мотивчик в голове, Александр Яковлевич
начал было привычно подбирать приличествующую случаю цитат-
ку, но с удивлением отметил, что ничего подходящего на ум не
приходит. Гм... странно, странно... "И каждый вечер сразу
станет удивительно хорош...". О господи!
   Они поравнялись с высоким камнем. Он действительно был
какой-то ноздреватый, как губка, и поры его, в которые не
проникало голубое сияние двух солнц, источали, казалось,
черную прохладу.
   И тут увидели они девчушку с забавно торчащими косичками.
Где она была, откуда взялась, совершенно непонятно. Погра-
ничник с косичками. "Пионерка помогла задержать двух наруши-
телей границы", - прошмыгнула в голове Александра Яковлевича
совершенно никчемная фраза.
   - Добрый день, - сказала девчушка. - К сожалению, дальше
пропустить вас не могу.
   - Как это - не можете? - изумился Иван Андреевич. Он го-
рообразно возвышался над ней и оторопело смотрел сверху вниз
не жесткие косички.
   Что поделаешь, подумал Александр Яковлевич, директор шко-
лы... Не привык, чтобы ему что-то запрещала какая-нибудь пя-
тиклассница.
   - Так, не могу. Мы приняли решение временно никого к нам
не пропускать.
   - Кто это - мы?
   - Оххры Татьяны Владимировны.
   - Но мы все-таки пройдем.
   - Нет. Как говорит Петя, "близок локоть, да не закусишь".
   - Что-о? - подпрыгнул Иван Андреевич.
   Он явно не рассчитал силу прыжка и подпрыгнул самое мень-
шее на метр, и Александр Яковлевич рассмеялся.
   - Что? - недоуменно переспросил еще раз редактор газеты.
   - "Близок локоть, да не закусишь", - гордо повторила дев-
чушка и задорно тряхнула головой, отчего косички ее, словно
на пружинах, качнулись и тут же приняли прежнее положение.
   Вот оно, вот когда это случилось, печально подумал Иван
Андреевич. Настигло все-таки его безумие. Все вытерпел, все
перенес, не дрогнул: и своего двойника, и Оххр, и тело без
сердца, кишок и гипертонии, и знакомство со странной скорб-
ной расой, - все перенес. Но всему приходит конец. Прощай,
Ваня. Что ж, никто не скажет: "Какой молоденький, мог и по-
жить". Пятьдесят девять, вся жизнь позади.
   Но и в безумии, может быть, есть своя логика, кто знает.
   - А как это можно закусить локтем? - спросил Иван Андрее-
вич. - И кто такой Петя? И надо говорить: "близок локоть, да
не укусишь".
   - Нет, - упрямо сказала девчушка, - надо говорить именно
так. Тем более, что локти никто не кусает. Я пробовала.
   - Вы... ты кусала локти? А ты знаешь, что такое кусать
локти?
   - Да. Я попробовала укусить его, и ничего не получилось.
   - Кусают локти с досады.
   - С досады? А я не досадую. С чего мне досадовать?
   - Ну хорошо, девочка, а кто такой Петя?
   - Петя, Петенька. Петр Данилыч. У него ладонь знаете ка-
кая? Как кресло. А губы? Поцелует - и голова сразу кружится.
   - Девочка, что ты говоришь?
   - Иван Андреевич, вы говорите с ней так, будто это ваша
ученица, - прошептал Александр Яковлевич. - Не забывайте,
что она в любую минуту может обернуться, например, в кроко-
дила Гену.
   - Нет, - сказала девчушка, - я не хочу быть крокодилом. Я
буду Веркой.
   - Вер-кой?
   - Да, - гордо воскликнула девчушка. - Я сделаю себе коро-
тенькую юбочку, совсем коротенькую, из коричневой выворотки,
стройные ножки, я буду бегать с парнями и получать только
тройки.
   - Господи спаси и помилуй! - пробормотал вдруг Иван Анд-
реевич невесть как попавшие ему, редактору газеты, на язык
слова. - Это уж не Татьяна ли Владимировна понарассказывала
вам про свою семейку?
   - Нет, она не рассказывала.
   - А как же вы познакомились с Петром Данилычем и Верой?
   - Татьяна Владимировна подарила нам свою память.
   - Подарила?
   - Да. - Девчушка вдруг стала серьезной, и голос ее зазву-
чал недетской печалью. Но печаль была земной, а не печалью
Оххра. - Она отдала нам свою память, и больше у нее ничего
не осталось. У нее остался один Чубуков и сводки страхова-
ния, но никто из нас не хочет брать себе эти воспоминания.
Они очень пресные, серые и неинтересные.
   - Ну и ну! - воскликнул Иван Андреевич.
   И Александр Яковлевич тоже произнес эти слова, но с дру-
гой интонацией. В его восклицании было и восхищение, и гор-
дость за Татьяну, и жалость, и теплая, немножко стыдная
мысль, что он бы с удовольствием отдал ей свою память. Хотя
что осталось у него? Дочь с внучкой - и тех практически дав-
но забыл...
   - И вы согласились на это - лишать человека памяти? -
спросил Иван Андреевич.
   - Мы не соглашались. Она не спрашивала нас. Она передала
нам свою память, и у нее ничего не осталось. Кроме Чубукова.
Это ее начальник.
   - Это вы мне объясняете! Я прекрасно знаю Чубукова.
   - Я играл с ним в преферанс, - сказал зачем-то Александр
Яковлевич. - Финансист, а соображает на редкость медленно.
Мука одна, когда с ним играешь. Прямо страдает человек,
краснеет, бледнеет, и уши горят фиолетовым огнем. А всего-то
дел - рубля на два от силы. Которые, если сегодня проигра-
ешь, завтра выиграешь.
   "Для чего я говорю всю эту чушь?" - удивлялся Александр
Яковлевич, но тут же понял. Преферанс и Чубуков с его фиоле-
товыми ушами были вещами привычными, за которые он хватался
в мире Оххра и подаренной памяти, как малыш хватается за ма-
мину юбку. Или брюки, по нынешним временам.
   - Мы все изменились. Оххры и Татьяна Владимировна. Мы,
оххры... как бы это выразить вашими словами... наш горизонт
немножко сузился... мы перестали проникать все время мыслен-
ным взором туда, где реки времени делают поворот... Наш
мир... то, что у нас, в нас, в нашем сознании... он стал
меньше, но... теплее, может быть... И мы... мы... - Девчушка
крепко зажмурила глаза и сморщила лоб. - Мы даже не знаем...
Там теперь не так одиноко, там Петя и Верка. Они... они все
время разговаривают с нами. Это очень странно... ведь мы
почти никогда не разговариваем друг с другом просто так...
без цели... А Петя... он все время говорит нам какие-то нео-
бязательные слова... Но их интересно слушать. Знаете, что я
вспомнила... нет, не вспомнила, а услышала, когда разговари-
вала с вами?
   - Что? - спросил Александр Яковлевич.
   - "Мо-лод-цы!" Я не знаю, кто такие молодцы, но мне поче-
му-то было приятно услышать эти слова.
   Иван Андреевич почувствовал, что что-то мешает ему смот-
реть на девочку, и понял, что это, наверное, слезинки, на-
бухшие на глазах.
   Может быть, он был неправ. Может быть, правы те, что
меньше осторожничают и выжидают. Может быть, прав этот ста-
рый аптекарь, который хотел сойти с дистанции.
   Стар стал, стар. Жизнь обогнала. А ведь и он мог дать
оххрам свою память. Мог. И было бы в ней кое-что и поинте-
ресней, чем Петр Данилыч с его перекрученными пословицами и
поговорками и Верка со стройными ножками. Мог - и не дал. Не
сообразил. В голову не приходило. Ждал указаний. А мимо про-
ле-тают поезда... Павел, Пашка - сосунок, в сущности, еще,
университетское молоко на губах не обсохло, а напялил на се-
бя поле. Не думал, не размышлял, не взвешивал...
   Как же жить дальше? Ведь неважно же, черт возьми, где ты
живешь, в Приозерном, в Москве или на Оххре, от себя-то не
ускачешь. Строил, строил, казалось - выстроил. Зла людям не
делал, помогал, когда мог, не шустрил... Ну, положим, под-
шустривал иногда... Ведь вспомни, как Пашку отчитывал за не-
написанный фельетон, потому что Сергей Ферапонтович сказал
ему и о суевериях. Суеверия! Хороши суеверия, из-за которых
стоит он сейчас на неведомой планете, стоит под голубыми
двумя солнцами, стоит своим двойником без внутренностей и
без сердца, а сердце болит, потому что проводит он сейчас
переучет душевного своего имущества и обнаруживается недос-
тача. А мимо пролетают поезда...
   - Вы сказали, - тихо произнес Александр Яковлевич, обра-
щаясь к девчушке, словно она прислушивалась к голосу Петра
Даниловича, который вполне мог бы крикнуть ей: "Молод-цы!" -
Вы сказали, что изменилась и Татьяна Владимировна.
   - Да, - кивнула девчушка печально.
   - И какая она теперь?
   - Она... тихая... Она больше не кричит...
   - А оххры? Я хочу спросить, выключил ли кто-нибудь из
группы после этого поле?
   - Нет, никто.
   - Мы хотели поговорить с ней... Мы шли, чтобы ссориться с
ней. И вы не пустили нас. Наверное, правильно. Но сейчас мы
хотим помочь ей. Ей нужна помощь. Необходимо, чтобы она не
оставалась наедине со своим Чубуковым...
   Девчушка испытующе посмотрела на Александра Яковлевича, и
ему почудилось, что кто-то осторожно перебирает мягкими
пальцами его мысли, мягко, плавно, словно течение ручейка -
водоросли.
   Девчушка повернулась к Ивану Андреевичу, и тот совсем
по-детски недоуменно сморщил лоб.
   - Хорошо, - кивнула девчушка. - Мы договорились никого не
пускать в нашу группу, но мне кажется, что Петя сейчас крик-
нет мне: "Мо-лод-цы! Шай-бу!" - Она застыла, зажмурила глаза
и через несколько секунд расплылась в улыбке. - Так и есть.
Идите.



   8

   Тук-тук-тук-тук... Кто еще там может быть? Павел открыл
дверь. В двери стояла Надя. Именно такая, какой он часто
представлял себе ее: губы полуоткрыты в улыбке, в зеленых
глазах маленькие темные бесенята прыгают.
   - Надя?
   - Как это вы меня узнали, Павел Аристархович? - Надя
изумленно раскинула руки ладошками кверху. - Я уж думала, вы
меня забыли...
   - Нет, как же... я вас не могу забыть, - пробормотал Па-
вел.
   Удивительное дело: каждый раз, когда он разговаривал с
этой девочкой, он чувствовал себя совершенно растерянным,
смущался и конфузился.
   - Не можете... Прямо - не можете. Так я вам и поверила!
Только смеетесь надо мной...
   Чуть обветренные Надины губы начали подрагивать - вот-вот
рассмеется, а Павел почувствовал, что не может отвести от
них взгляд. Нижняя полная губка слегка выдавалась вперед,
отчего казалось, что Надя поддразнивает его.
   - Надя, - сказал Павел, и голос его был совершенно чужим,
непохожим, - я... рад, что вы пришли...
   Привычная уже печаль, принесенная ему полем, истончалась,
становилась невесомой, переставала давить на него. Только
раскрыть руки и сжать ее в объятиях, спрятать лицо в овсяной
копне и ощущать ее тело, прижатое к твоему... Только раск-
рыть руки. Она сама сделает шаг навстречу... Как она смот-
рит, не в глаза, а как-то между ними, в переносицу, и взгляд
этот вытаивает из него печаль последних дней...
   Уходит, сворачивается необъятный горизонт, открывшийся
его внутреннему взору вместе с полем. Сужается безбрежный
мир, в котором ты - невообразимо малая пылинка. Расплывает-
ся, уходит клочьями тумана беспощадное знание. Приглушается
мерный гул рек времени. Раскрыть только руки - и запахнет
прокаленным июльским солнцем песком приозерского пляжа,
влажной прохладной кожей, дымком костра...
   Ну же, смелее... Но Сергей... Ну и что же, он только
мальчик. Пятнадцатилетний мальчик, и больше ничего. И с ка-
ких это пор в таких делах следует думать о других? Кто зна-
ет... И все-таки не раскрывались его руки, как он ни прика-
зывал им.
   - Что это вы такой...
   - Какой? - спросил Павел и почувствовал, что краснеет.
"Чепуха, как я могу покраснеть, - тут же подумал он, - это
же невозможно..."
   - Такой... глупый вид у вас. - Надя фыркнула и сразу же
закусила нижней губкой верхнюю, чтобы не расхохотаться. - И
почему вы на меня так смотрите?
   - Как?
   О боже, простонал мысленно Павел, стоило очутиться собс-
твенным двойником на Оххре, стоило получить поле и приоб-
щиться к древней мудрости оххров, чтобы вести самый идиотс-
кий на свете разговор и мычать влюбленным кретином!
   - Так... На мои губы... Как будто вы хотите меня поцело-
вать. Вы такой серьезный человек и Сережа... - При слове
"Сережа" она вдруг недоуменно нахмурилась, потом пожала пле-
чами. - Даже не верится, что у вас может быть такое желание.
А может, я ошибаюсь?
   Маленькие темные бесенята в ее зеленых глазах прыгали,
подсмеивались над ним.
   - Н-н-нет, - промычал Павел и зажмурился.
   - Почему вы зажмурились? - Надя играла с ним в кошки-мыш-
ки и получала от игры явное удовольствие.
   - Я? Зажмурился?
   - А я знаю. Вы меня просто боитесь, вот и все. Струсили,
чего тут говорить. А я вот - нет.
   С этими словами она сделала шаг к Павлу, обняла его за
шею и прижала свои губы к его губам. Они были точно такие,
какими он их представлял: горячие и чуть шершавые.
   Он целовал и целовал ее, пока она наконец не оттолкнула
его.
   - А я думала, - сказала она, - что вы тихоня, даже цело-
ваться не умеете...
   - Спасибо, что вы пришли, Надя...
   - Пришла? - Надя недоуменно наморщила лоб. - Пришла?
Странно! Вот вы сказали "пришла", а я даже не помню, как
очутилась у вас... Помню, как мы с Сережкой разговаривали с

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг