районной газеты "Знамя труда", одарен невероятной, незаслу-
женной удачей: он может помочь братьям по разуму.
И с гордостью пришло спокойствие, а мысль о том, другом
Павле Аристарховом сыне, который мучается сейчас, наверное,
над фельетоном о плохой работе бани, наполнила его легкой,
'летучей грустью. Как ты там, Пашка? Как ты там, дурачок?
Как мама? Помни, эгоист ничтожный, что она жаждет внуков, не
будь слишком переборчив. Люба, например, вовсе недурна со-
бой. Преподает в музыкальной школе, так что снобизм твой
университетский будет улещен таким союзом.
Павел поймал себя на мысли, что подталкивает свое земное
"я" к браку с эгоизмом свахи, а ведь земной Пашка не
очень-то торопился каждый день слушать фортепьянные экзерси-
зы в исполнении Любы.
Ну, раз вспомнил ты, брат, Любу, значит, начинаешь понем-
ножку осваиваться. Мысль эту как будто тут же услышали, по-
тому что дверь распахнулась, и в комнату вошла, отчетливо
цокая коготками по твердому полу, собака.
- Ну, как самочувствие, Павел Аристархович? - спросила
собака. - Мы вас некоторое время не беспокоили, чтобы вы
могли собраться с мыслями...
- Спасибо, немножко очухался, - сказал Павел и вдруг по-
думал, что это, наверное, та самая собака, с пятой ноги ко-
торой все началось.
- Простите, вы... - он на секунду замялся, вспоминая, как
звали пятиногого пса, - Мюллер?
- В некотором смысле да. - Мюллер церемонно кивнул ему
бело-черной мордочкой.
- Что значит "в некотором смысле"?
- Ну, во-первых, я - это я, житель моей планеты. Я, к со-
жалению, не могу вам назвать свое имя...
- Совсем как в шпионских фильмах...
- Шпионских?.. Ах да. Нет, дело не в этом, - усмехнулась
собачонка. - Дело в том, что у нас нет имен в вашем понима-
нии этого слова. Зато каждый из нас имеет свое поле, и в это
поле включен отличительный сигнал, мой собственный сигнал,
по которому все, кто соприкасается своим полем с моим, сразу
же определяют, с кем они встретились.
- Но можно же просто увидеть?
- Конечно, но мы уже говорили вам, что неизменность формы
- это свойство вашего мира. В нашем же почти нет застывших
форм, поэтому вид предмета или живого существа вовсе не яв-
ляемся его важной характеристикой. Впрочем, об этом мы еще
поговорим.
Все это необыкновенно важно и интересно, подумал Павел,
но спросил совсем о другом:
- А почему вы сделали себе пять ног?
- Пять ног?
- Ну, тогда, когда вас сфотографировал Сережа Коняхин.
- А, тогда! Во-первых, по рассеянности. Вы не представля-
ете себе, как это трудно - все время держать в памяти мно-
жество неизменных форм вещей. А кроме того, мы решили внача-
ле немного расшатать, так сказать, ваши привычные представ-
ления. Подготовить к нашему предложению. Мы отдавали себе
отчет, что для цивилизации, никогда не встречавшей предста-
вителей иных миров, наша просьба была не простой. Тем более,
что эта просьба была обращена к самым обычным людям, кото-
рые сами должны были решать, ответить на нее или нет.
- Понимаю, - сказал Павел.
- А теперь, с вашего разрешения, позвольте пригласить вас
в соседнюю комнату; по-моему, все уже немножко освоились с
новой обстановкой.
Павел поднялся с кресла и еще раз подивился текучей лег-
кости, с которой он двигался в этом мире. Он прошел за псом
в соседнюю комнату, в которой было с десяток кресел. Большая
часть из них была занята.
- Павел Аристархов сын! - воскликнул Иван Андреевич, про-
тягивая Павлу руку. - Как вы, дорогой мой?
- Спасибо, а вы?
- Изумительно! В первый раз за последние пять лет я абсо-
лютно не чувствую своего сердца, даже намека нет на мой рев-
мокардит.
- Какой может быть ревмокардит, когда у нас нет сердец, -
сказал Александр Яковлевич Михайленко, заведующий аптекой.
Он был в белом застиранном халате, и от верхней желтой пу-
говки осталась только половина. - Представляете, здесь нет
лекарств! Я, признаться, вначале думал, что меня пригласили
сюда, так сказать, в качестве фармацевта-консультанта. И вот
на тебе - нет ни лекарств, ни болезней.
- Это как же нет болезней? - подозрительно спросила Тать-
яна Осокина и не ответила даже на кивок Павла. - Это как же
без болезней? - уже почти взвизгнула она. - А у меня ишиас,
спросите хоть Бухштауба!
- Бухштауб далеко, - сказал Александр Яковлевич, - и к
тому же вспомним, что сказал по этому поводу...
- Опять поучать собрались? - недовольно наморщила лоб
Осокина.
- Друзья мои, - сказал Иван Андреевич, - не будем начи-
нать наше новое существование с ссор и свар. Наши нервы нап-
ряжены...
- Если они у нас есть, - пожал плечами Александр Яковле-
вич, и половинка пуговицы на его халате вылезла из петли.
- У меня нервы никуда, - сказала со спокойным достоинс-
твом Татьяна Осокина. - И аллергия. На пух и на перо.
- Значит, ни пуха вам ни пера, - важно молвил Александр
Яковлевич, и Надя Грушина, молча сидевшая рядом с Сергеем,
вдруг прыснула.
- И ничего смешного нет, - обиженно поджала губы Татьяна
Владимировна. - Молода еще смеяться!..
- А я и не смеюсь, - вздернула плечи Надя.
- Тш-ш! - прошипел Сергей Коняхин. - Тихо, Надь.
- Друзья, - сказал Иван Андреевич и покачал головой,- не
забывайте же, мы не одни. Что же подумают о нас наши хозяе-
ва?
И тут только Павел обратил внимание на кошку, лежавшую в
кресле, молодого, тяжелоатлетического вида человека в свет-
ло-сером костюме и старичка, наполовину утонувшего в кресле.
Все они молчали и внимательно следили за землянами.
- Друзья, - медленно и торжественно сказала маленькая
черно-белая дворняжка, - друзья, мы, как вы слышите, выучили
ваш язык. Похоже, что вас он вполне устраивает, хотя нам
иногда казалось, будто чувства ваши глубже, разнообразнее,
тоньше, чем слова, которыми вы пользуетесь. Но мы остро ощу-
щаем нехватку ваших слов, чтобы описать свою благодарность
вам. Вот и сейчас я перебрал мысленно множество подходящих
слов, и ни одно из них не удовлетворяет меня. Они все глад-
кие, эти слова, отполированные миллионами и миллионами лю-
дей, которые эти слова обкатывали, словно волны - камешки на
пляже. И поэтому мы попытаемся выразить вам благодарность
по-своему.
И в комнате поднялась знакомая уже землянам волна темной,
мохнатой печали, покатилась на них тяжким прибоем, но вдруг
остановилась, затрепетав. Она трепетала, светлела, истонча-
лась, теряла пугающую мохнатость, и печаль уходила, вытаива-
ла из нее. И вот уже снова покатилась волна, но не сжимала
больше грудь, не томила, а наполняла надеждой.
Все молчали, и Мюллер наконец произнес:
- Позвольте теперь сказать вам еще несколько слов, прежде
чем мы перейдем к тому, для чего мы просим прийти на помощь.
Вы уже обратили, наверное, внимание на свои тела. Они
лишь внешне напоминают вашу прежнюю оболочку. И это не слу-
чайно. Мы ведь не похожи на вас. Наши тела представляют со-
бой синтез живого и неживого, человека и машины, как сказали
бы вы. Мы не нуждаемся в пище, потому что наши поля, поле
каждого из нас, впитывают все формы энергии, разлитые вок-
руг, от гамма-излучения до гравитационных волн. Мы не нужда-
емся в воздухе, потому что миллионы лет назад перешли от
примитивного дыхания к универсальному накоплению энергии.
Наши тела - своего рода аккумуляторы энергии. Мы уже говори-
ли вам, что идея неизменности формы странна для нас. У нас
нет тел постоянной формы. Мы явились вам сейчас в обличье, в
каком вы видели нас на Земле. Но это обличье не есть нечто
для нас постоянное и неизменное. Мы просто хотели дать вам
ощущение связи с вашими последними днями в Приозерном.
- А какие все-таки наиболее характерные формы вы принима-
ете? - спросил Сергей и поправил свои круглые школьные очки.
Надя гордо посмотрела на него, а потом на другие: вот
он к а к о й у м е н я у м н ы й.
- Когда мы работаем, мы принимаем наиболее удобную для
этой работы форму. Например, когда мы строили это здание, в
котором сейчас находимся, мы тоже меняли форму в зависнмостн
от конкретной задачи. Когда мне нужно было поднять детали
крыши, я вытягивался в высокий столб. Когда я монтировал
стены вот этой комнаты, я был похож на тумбу с широким осно-
ванием и с тремя руками. Три рабочие конечности, между про-
чим, наиболее удобны для всякого рода сборки. Когда мы дума-
ем, мы чаще всего принимаем форму камня или какого-нибудь
плоского растения...
- Плоского, чтобы легче было поглощать энергию? - спросил
Сергей.
- Да, конечно. Мы уменьшаем тогда интенсивность своего
ноля и тихо лежим. Мы чувствуем себя тогда частью нашего
древнего мира, частицей Вселенной, обкатанной временем. Мы
думаем...
- О чем же? - спросил Александр Яковлевич.
- О том, что время течет неумолимо, и реки времени ни
когда не меняют направления до тех пор, пока вся Вселенная
не вытечет в них, а потом время поворачивает вспять, и устья
становятся истоками, а истоки - устьями.
Мы думаем о том, как прошелестели над нами миллионолетия,
пронеслись - и словно не было их. И мы думаем о том, как бы-
ла молода наша раса и полна чванливой самоуверенности. Нам
казалось, что мы постигаем великую тайну бытия. Все нам было
подвластно - и наша планета и космос. Мы создали себе новые
тела, потому что не хотели смириться с теми, что дала нам
природа и что были подвластны тлену.
Мы создали себе новые тела и стали независимы от природы.
Мы смеялись над временем. Оно текло в своих реках, а мы,
объятые юной гордыней, скакали на берегу и бросали камешки в
неспешное течение. Мы были молоды, и Вселенная, покорно
свернувшись в клубок, лежала у наших ног. Так мы думали, по
крайней мере.
Мы строили и перестраивали свою планету, наши корабли
уходили в космос, и планета дрожала от их могучих двигате-
лей.
Мы торопились познать как можно больше, потому что мы
упивались своей силой и знания опьяняли нас. Мы не знали.
куда идем и к чему стремимся. У нас не было цели, и те, кто
говорил о ней, казались нам жалкими брюзгами, у кого недос-
тает сил участвовать в нашем пиршестве. Какая нужна цель,
когда мы и так сильны? Зачем нам думать, куда мы идем, когда
мы радовались самому движению?
Они увещевали нас, они призывали нас смотреть не только в
космос, но и в себя. Они заклинали нас создать себе то, что
вы бы назвали сердцем. Они проповедовали, что знание само по
себе, без цели и любви, сухо и бесплодно, и гордыня, порож-
даемая им, опасна.
Они призывали нас к вере в то, что жизнь наша имеет
смысл, к вере в радость бытия, к вере в то, что бы вы назва-
ли добром.
Но мы смеялись над ними. Кому нужна была вера в какие-то
там идеи, когда мы познавали пространство и время, проникали
в самую суть вещей!
Они говорили, что мы должны научиться жить, научиться ра-
дости бытия, радости стремления к общей цели, но зачем, ду-
мали мы, учиться жить, когда мы и так живем, когда мы все-
сильны и могущественны?
Они заклинали нас, они без устали повторяли, что будет
поздно, что бесцельное знание само по себе бездушно, что оно
отравит нас, но нам было скучно слушать их.
Мы узнавали все больше и больше. Наша мысль проникала в
безбрежные просторы Вселенной, туда, откуда начинаются реки
времени, и туда, куда они впадают. Она проникала в глубь ма-
терии, пока материя не исчезала под нашими взорами и не сли-
валась с потоками времени.
И тогда, когда нам казалось, что мы познали все, мы стали
замечать, что не познали ничего, потому что мы так и не уз-
нали, кто мы и зачем мы.
Мы стали замечать, что скучаем на нашем пиршестве позна-
ния. Мы стали понимать, что гордыня наша смешна, ибо все ча-
ще и чаще мы застывали в странной недвижимости, глядя на ре-
ки времени.
И тогда мы вспомнили, как давным-давно некоторые из нас
призывали заглянуть в себя и создать в себе мир добра, друж-
бы, веры в радость. И как мы не пошли этим путем.
И мы поняли, что ошиблись. И что было уже слишком поздно,
потому что в нашем сухом и скучном мире не было уже ни воли,
ни материала, из которого мы могли бы создать в себе оазис
радости и добра. Было поздно.
Мы познали многое, но потеряли еще больше. Одно маленькое
слово подтачивало нашу древнюю и великую расу. Одно малень-
кое словечко, но, как жук-древоточец или термит, пользуясь
вашими сравнениями, подтачивало оно фундамент нашей цивили-
зации, пока это великое здание не стало оседать. О нет, оно
не рухнуло вдруг, оно оседало, трескалось, рушилось не сра-
зу, а незаметно, постепенно.
Самые мудрые из нас поняли, что за страшный враг подтачи-
вает наши силы. Этим врагом было одно маленькое, простое
слово: "Зачем?"
Мы познали тайны рек времени, мы вырвались из его пут
только для того, чтобы остановиться в замешательстве перед
одним маленьким вопросом. О, если бы мы когда-то прислуша-
лись к словам далеких предков! Мы бы не цепенели сейчас пе-
ред неразрешимым вопросом "зачем". Мы бы выстроили гигант-
скую и несокрушимую плотину из веры в добро, дружбу, любовь,
и эта плотина остановила бы безбрежный океан бессмысленнос-
ти. Но мы не сделали этого вовремя, когда еще были в силах,
и теперь одно маленькое словечко отравляло нас, нас, дав-
ным-давно победивших и время и материю.
И тогда мы снова отправились в космос, к бесконечно дале-
ким и редким соседям, чтобы узнать у них ответ. Но те, кто
далеко отстал от нас, предлагали нам детские и смехотворные
ответы, а те немногие, что были мудры, говорили, что готово-
го ответа на этот вопрос нет и что каждая цивилизация должна
сама найти ответ.
И мы перестали искать. Нас больше не радовали новые тай-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг