нее давил Иван Андреевич, только что бывший Надей, и мысль о
пришельцах, возмущенно скрипнув, легла на место. И сразу все
закружилось и понеслось в сумасшедшем вихре: кошки, собаки,
двойники, Надины смуглые плечи и взгляд Ивана Андреевича...
Цепляясь за знакомые предметы, чтобы не всосал и не унес
этот вихрь, проползла по-пластунски в голове неожиданная ду-
рацкая мысль: вот ведь как может получиться - ехал в Прио-
зерный, в глушь, чтобы быть около больного отца, а попал...
а попал на встречу с инопланетянами. "Внимание, передаем
прямой репортаж нашего специального корреспондента Павла
Пухначева, установившего первый в истории человечества кон-
такт с братьями по разуму..." О господи!..
- Так вы... не Надя и не Иван Андреевич?
- Как вам сказать, Павел... Я могу так к вам обращаться?
- Конечно... вы... я... это...
- В некотором смысле я и Надя и Иван Андреевич, потому
что их точные копии во мне. И, конечно же, я не они, потому
что сейчас с вами говорит представитель далекого, неведомого
вам мира. Мы просим вас о помощи, вашей и еще нескольких че-
ловек. Я понимаю, из вас так и рвутся вопросы, мне уже приш-
лось говорить с несколькими людьми, которых мы выбрали, и я
знаю, что их волновало: почему я? Кто еще? Почему здесь, у
нас? И тому подобное. Если вы согласитесь, вы узнаете все.
- Но двойники...
- Они необходимы. Никто не улетит с нами, никто не будет
знать, что мы были на Земле и что несколько людей согласи-
лись расстаться со своим миром и довериться нам, взывающим о
помощи. И вы, оставаясь на Земле, не будете знать о своем
двойнике. Так нужно, таков закон. Я жду вашего решения. Те,
кто послал нас, просили, чтоб мы передали зов каждому из
вас...
И Павел услышал зов. Он был исполнен печали, этот зов, и
обращен к нему. Он не требовал, даже не просил. Он вибриро-
вал в его сердце и походил на далекий, почти неслышный крик,
когда не знаешь, кто зовет, зачем, но угадываешь призыв о
помощи...
И Павел не мог и не хотел пройти мимо этого слабого кри-
ка, донесшегося до него сквозь невообразимые бездны. Потом,
потом можно и нужно будет разобраться в тысяче вопросов, ис-
пуганными шмелями гудевшими в голове. Потом можно и нужно
будет как то залатать лопнувший привычный мир... Все это по-
том. Сейчас звучал лишь слабый крик, звавший его. И он кив-
нул.
- Спасибо, - сказал Иван Андреевич и пошел по едва замет-
ной тропинке, которая вела к лесопитомнику. Хрустнула ветка
под его ногами, качнулась еловая лапка.
Задремал, наверное, подумал Павел и поковырял ногтем се-
рую краску "казанки". Краска отставала целыми пластами, и
под ней виднелись остатки желтой краски, которой покрыл лод-
ку еще отец. Папа, папа, почему ты умер? Павлу вдруг стало
бесконечно жаль себя, такого маленького в огромном мире. Он
вспомнил, как садился верхом на отцовский начищенный сапог.
От отца пахло кожей, табаком, бензином и всем тем огромным
миром, куда он уходил по утрам и откуда приходил поздно ве-
чером. Отец поднимал ногу, и он, визжа от восторга, подлетал
вверх. Он не боялся, потому что отец держал его за руки, а
когда отец держал его, ему не страшно было ничего на свете.
У отца был пистолет, и он был сильный...
Щуренок вдруг звонко шлепнул хвостом о деревянный настил
лодки. Павел встрепенулся и посмотрел на часы. Пора было
возвращаться.
Дома мать протянула ему конверт со штампом "Литературной
газеты". Уважаемому товарищу Пухначеву сообщали, что редак-
ция получает большое количество снимков в раздел "Что бы это
значило?" и не имеет возможности хранить отвергнутые матери-
алы.
Какие материалы? Он же ничего не посылал. Ах да, верно,
он написал в редакцию с просьбой вернуть негатив Сережиного
снимка пятиногой собаки.
- Что поймал? - спросила мать. - Ты у меня теперь добыт-
чик...
- Щуренка граммов на триста - четыреста.
- Не ловилось?
- Да нет, вообще какой-то пустой день...
Сергей Коняхин пропалывал картошку на их крошечном огоро-
дике. Земля была сухая, и тяпка поднимала облачка тонкой пы-
ли, которая тут же садилась на потные плечи, руки, лицо.
Мысль его, вернее обрывки мыслей были короткие и жили не
дольше двух взмахов тяпки. Привычно томящая мысль о Наде,
совсем коротенькая мысль о том, как хорошо бы сейчас оку-
нуться в воду и нырнуть в зеленый полумрак с открытыми гла-
зами, и скучная мысль о том, что надо пройти еще два ряда.
По тропинке от дома деловито семенил Мюллер, приветливо
помахивая хвостом.
- Ну что, псина, как жизнь? - спросил Сергей. Спина у не-
го изрядно замлела, и он бы с удовольствием поговорил сейчас
даже со столбом, лишь бы разогнуться.
Мюллер серьезно кивнул, как-то неловко попытался почесать
ухо задней лапой и сказал:
- Спасибо, ничего.
Все маленькие, истомленные жарой, пылью и тяпкой мыслишки
разом почтительно отступили, освободили путь главной мысли,
которую Сергей обдумывал последние дни.
- Ну, наконец-то, - сказал он собаке.
- Что - наконец? - Мюллер посмотрел на Сергея и поморгал.
На правом ухе в грязной черно-серой шерсти болтался репей.
- Вы пришли.
- Кто это "мы"?
- Пришельцы, известно кто.
- Откуда ты знаешь? - настаивала собака.
- Как это - откуда? - обиделся Сергей. - Вы уж совсем ме-
ня за идиота считаете. Двойник Мюллера, который но ошибке
отрастил себе пятую ногу, - это раз. Двойник Нади Грушиной,
который за секунду превращается в другую женщину. И теперь
наконец вы со мной заговорили. Разве этого мало? Или у вас
есть другие объяснения? Я все обдумал, вывод неизбежен: или
в городе творятся чудеса, или в Приозерном появились при-
шельцы. В чудеса я не верю, стало быть, логически рассуждая,
остаются пришельцы. Правильно?
- Правильно, - кивнул пес. - Кстати, ты не можешь выта-
щить у меня какую-то дрянь из уха?
- С удовольствием, - сказал Сергей и осторожно вытащил из
шерсти репей.
- Молодец!
- Да это ерунда...
- Я о твоих выводах. Тебе одному не пришлось объяснять.
- Значит, вы обращались и к другим?
- Да.
- И к Наде?
- Да.
- И как она? Я имею в виду, как она восприняла.
- Спокойно. Так, значит, Сережа, требуется помощь.
- О чем разговор...
- Не торопись. Ты останешься на Земле, а твой двойник
отправится с нами.
- А Надя?
- Она согласилась.
- Когда летим?
- Спасибо, Сергей, - сказала собака, - скоро. - Она по-
вернулась и не спеша затрусила по тропинке, которая вела ми-
мо дома к воротам.
"Что-то я почти не устал сегодня, - подумал Сергей, за-
канчивая последний ряд. - Как будто уже отдохнул". Он метнул
тяпку в сарай и вышел на улицу. Из дома Жарковых, что жили
напротив, кубарем выкатился маленький Шурик. На толстый его
живот был надет надувной зеленый крокодил.
- На озело? - спросил он. - Возьми меня.
- Не могу, - сказал Сергей, - твоя мама заругается.
- Не залугается, - начал канючить Шурик, - она говолит -
с Сележей можно. Я уже клокодила надел... - Мальчуган со
страхом и надеждой смотрел на Сергея. Губы его подрагивали,
готовые растянуться в счастливейшей улыбке или выгнуться в
скорбном плаче.
Сергей тяжело вздохнул. Ну как сказать человеку, что ты
балласт, что ты не нужен, что тебя берут из жалости?
- Ладно, Александр, давай руку.
Мальчик с готовностью вставил в Сережину руку маленькую
ладошку. Ладошка была шершавая и вибрировала от нетерпения.
Что-то он хотел рассказать мальчугану интересное, но
вспомнить не мог и строго спросил:
- Счет повторял?
- Повтолял. Лаз, два, тли, четыле, пять...
- Молодец! Будешь купаться два лаза, как ты говоришь.
Смотри только, не уплыви в Африку.
Мальчик подумал немножко, пошмыгал носом и сказал без
особой убежденности:
- Не уплыву.
На спасательной башенке Нади не было, а был главный спа-
сатель дядя Коля. Он крепко спал, опустив на лицо дамскую
летнюю шляпку из светло-серой блестящей соломки. В тулье бы-
ла огромная дыра, сквозь которую виднелся закрытый глаз спа-
сателя. В позе угадывалась непринужденность человека, при-
выкшего спать в самых разных ситуациях.
- Садись здесь и никуда не двигайся, понял? - сказал Сер-
гей и пошел за башенку.
Около спасательной лодки стояла с ведерком краски в одной
руке и кистью в другой Надя. Она смеялась. Рядом стоял па-
рень в модных темных очках и оранжевых плавках. За плавки
была засунута пачка сигарет "Аполлон ~ Союз". Парень поднял
руку, по плечу его медленно перекатился мускульный шар и ос-
тановился, потому что рука легла на Надино плечо.
Сережа повернулся и пошел к Шурику. Комок в горле все рос
и рос, и нужно было дышать медленно и осторожно, чтобы не
задохнуться. Он это хорошо знал.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Павел открыл глаза. Несколько секунд мир был не в фокусе,
размазан, но вот он осознал себя, и все вокруг, словно обра-
довавшись обретенным координатам, весело встало на свое мес-
то.
Но минуточку. Почему он сидит в кресле, если только что
стоял на полуостровке, что примыкает к лесопитомнику, и
смотрел на Надю, которая улыбалась ему?
Да, но потом... Взрыв. Еще один взрыв, и еще один. Неуже-
ли же это свершилось? Не может быть. Не может же он быть
своим двойником. А почему бы и нет?
Он замер, прислушался к себе и облегченно рассмеялся. Ну
конечно же, это сон. Даже смешно было бы усомниться в этом.
Он не дышал. А рот, интересно, у него есть или он вовсе без-
ротый, как была безухой кошка у Ивана Андреевича. Нет, рот
был. И губы. Он провел языком по ним. Гм, и язык есть. Поп-
робовать вдохнуть. Воздух в рот втягивался, но как-то стран-
но. Потребности в нем никакой не было. А голос? "Павел Пух-
начев, специальный корреспондент", - сказал он. Голос как
будто есть. О, есть еще одна проверка, подумал Павел и обра-
довался, как будто сделал важное открытие: пульс. Он сжал
пальцами запястье. Здесь как будто. Или здесь? Пульса не бы-
ло. Он приложил руку к груди - сердце не билось.
На мгновение им овладел тягостный, томительный ужас. Он
вскочил с кресла. Мышцы повиновались легко и упруго, и дви-
жение успокоило его. Значит, все-таки двойник?
Он огляделся. Небольшая комната. Такого же, пожалуй, раз-
мера, как комнатка ответственного секретаря в редакции.
Кресло, на котором он только что сидел, столик. В комнате
была странность, которую он не сразу осознал: в ней не было
окон. Но Павлу было не до окон.
Значит... значит, все это свершилось? Значит, он не нас-
тоящий Павел Аристархович Пухначев, а его копия? Мысль не
укладывалась в сознании. Она была просто слишком велика, и
никак нельзя было засунуть ее в голову. И вообще было нелепо
даже думать, что к ней можно привыкнуть, не то что засунуть
в голову.
И все-таки... Как-то интересно он встал с кресла. Ну-ка,
еще раз. Забавное какое движение, какое-то текучее, без уси-
лий. А мышцы-то у него есть? Должны быть, раз он может дви-
гаться. Он сжал то место, где должен был вздуться бицепс, и
согнул руку. Рука была довольно твердая, но никакого бицепса
не было и в помине.
И снова прибойная волна слепого ужаса, снова прыжок пой-
манного в ловушку зверя. Выходит, он заключен в этой безды-
ханной и бессердечной оболочке? И где вообще он? Наверняка
они еще не увезли его из Приозерного. Только бы вырваться из
этой чужой плоти, вернуться к привычному миру, соединиться
со своим живым, теплым телом, в котором успокаивающе бьется
сердце и в котором перекатываются под упругой кожей бицепсы,
накачиваемые каждое утро пятикилограммовыми гантелями.
И из далекого детства пришел вдруг плач, сотряс плечи.
Захотелось уткнуться носом в толстую вязаную материну юбку,
слабо пахнувшую нафталином, и ощутить на затылке знакомую
руку. Рука ласково взъерошит на макушке волосы, и мама ска-
жет: "Нет-ту, нет-ту", - и сразу страхи, как побитые псы,
уползут от него, и мир снова обретет привычную приветли-
вость.
И в этот момент он услышал знакомую мелодию. Ту, что слы-
шал в заливчике, стоя рядом с облупленной "казанком". И сно-
ва из чужой печали рождался зов, слабый крик о помощи, тяну-
лись к нему далекие руки. И как-то сам по себе ушел страх,
потому что стыдно за свой детский ужас, если к тебе с моль-
бой протягивают руки, если ты силен, могуч и обещал защитить
слабых.
И когда, как в далеком детстве, отпустили его псы страха,
удрали из комнаты, изгнанные беззвучной музыкой, ощутил
вдруг Павел редкостную умственную прозрачность, в которой
мысль легко и мощно устремлялась в любом направлении. Строй-
ная, четкая, бесстрашная.
Он пришел, чтобы помочь. Величайшее благо из доступных
человеку - помочь ближнему. И он, Пашка Пухначев, журналист
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг