- Ужинать? - переспросил я.
- Не завтракать же.
Боже, она только что была свидетелем чуда. Самого настоящего чуда.
Маленького настоящего волшебства. И зовет ужинать. Вместо того чтобы
упасть на колени и обратить ко мне простертые длани, она зовет меня
ужинать. У-жи-нать! Слово-то какое нелепое - у-жинать. И этот человек, с
которым я живу под одной крышей, работает еще в научно-исследовательском
институте. Исследовательском. Научном.
Она вся была в этом. Все, что она не могла контролировать, все, что не
могла держать в своих маленьких, цепких лапках, она отбрасывала прочь. Ей
не нужно было чуда, потому что для созерцания чуда нужна смиренность, а
смиренностью моя жена не отличается.
- Галя, - сказал я, - ты - младший научный сотрудник. У тебя готова
треть диссертации. Ты знаешь про пищеварение плоских червей больше всех на
свете. Ты начинающий ученый. И ты так спокойно отнеслась к тому, что я
тебе показал? Как это может быть?
- А что я должна была делать? - Галя сползла с тахты, потянулась,
выгнувшись по-кошачьи. - Что сегодня по телевизору, ты не знаешь?
- Люшенька, - жалобно простонал я, - как я это делал? Объясни мне.
- Откуда я знаю? Ну что ты хочешь от меня? Фокус какой-нибудь...
- Какой фокус? - загремел я. - Ну какой это фокус?
- А-что это? - необычайно вежливо спросила Галя.
- Это чтение мыслей, вот что это.
- Чтение мыслей, материализация духов и раздача слонов.
- Боже мой, какая эрудиция! Ты даже читала Ильфа и Петрова. Ну хорошо,
а если бы я сейчас взлетел в воздух и вылетел в окно?
- Я бы поплакала полгода и вышла, наверное, за другого.
- Спасибо, Люш, за полгода. На самом деле тебе, наверное, хватило бы
для слез и полмесяца или полдня. Но я имел в виду благополучный полет.
Предположим, я бы полетал и сел на подоконник. И ты бы тоже спросила меня,
что сегодня по телевизору?
"С ним все-таки что-то происходит, - услышал я ее мысли. - Попросить
Валентину, чтобы она еще раз поговорила с этим врачом..."
- Попроси, попроси! - крикнул я и подумал, что кричать, вообще-то,
глупо и я, наверное, на ее месте вел бы себя так же.
- Что - попроси? - Теперь, в первый раз за вечер, из Галиных глаз исчез
домашний ленивый покой, и вместо него я увидел поднимающееся изумление.
- Попроси Валентину, чтобы она еще раз поговорила с этим врачом! - Я
знал, что зря распаляюсь, но уже ничего не мог поделать с собой. - Ты
абсолютно права. Как только встретишь что-то непонятное, не укладывающееся
в принятые схемы, давай к психиатру! Последняя линия окопов! Раньше - на
костер инквизиции, а теперь - в кабинет к психиатру! Если бы я утверждал,
что у тебя на голове рожки, ты бы могла подумать, что у меня галлюцинации.
Но ведь это не галлюцинации. Сравни две бумажки. Сидорчук, Леонтьев,
Малыкина, Ешанова или Ишанова, как там ее... Или это тоже галлюцинация?
Семейная галлюцинация? Ладно, когда я пытался рассказать тебе о своих снах
и ты оставалась вежливо-равнодушной, я еще мог тебя понять. Какая-то
планета, какой-то человечек У с запасной металлической головой, - мало ли
что кому снится! Но сегодня... Объясни мне... Это же... Это же чудо! Это
телепатия, которой не существует! А ты говоришь - ужинать!
Галя подошла ко мне и обняла меня. Знакомое теплое прикосновение.
Слабый знакомый запах ее духов. Знакомая комната. Чуть криво висящий
эстамп с букетом сирени. Сколько раз я собирался вбить новый гвоздик...
- Ну что ты, Юрча, - нежно сказала Галя и потерлась кончиком носа о мою
щеку.
Кончик был мягкий и теплый, и я, несмотря на раздражение, почувствовал
прилив нежности к этому существу, которое я безжалостно волок за собой из
ее привычного теплого мирка к далекой Янтарной планете.
- Не нервничай, хорошо? - сказала она. - Наверное, ты прав. Наверное, я
дурочка. Но что же делать, если господь обидел меня разумом? Но ведь ты
тоже глупенький. Как ребеночек. Как по-твоему, что я сейчас думаю?
- "Все-таки я его люблю!"
- Правильно, - засмеялась Галя.
Это уже было нечто более понятное, чем можно было привычно
распоряжаться. Можно было снова почувствовать себя хозяйкой.
Я не сердился на нее. Одни жаждут чуда, другие бегут его. Мне было
только чуть-чуть стыдно за нее. Перед У. И чувство это не было для меня
смешным.
Галя ушла на кухню, а я подумал, что лучше всего, наверное, было бы
забыть о Янтарной планете и начать выступать с так называемыми
психологическими опытами. "А сейчас феномен природы, заслуженный артист
республики, продемонстрирует опыты чтения мыслей, основанные на учении
Ивана Петровича Павлова..." А я в сатанинском черном фраке, бледный, с
горящими глазами выхожу на эстраду, небрежно раскланиваюсь, замечаю во
втором ряду сказочной красоты блондинку, подхожу к ней и пристально смотрю
на нее. Бедняжка дрожит и не может оторвать от меня завороженного взгляда.
Я прошу ее написать на бумажке два предложения и передать в жюри, а сам,
отвернувшись, называю их. Зал гремит овациями, блондинка уже не дрожит, а
вибрирует, а я продолжаю психологические опыты, основанные на учении Ивана
Петровича Павлова.
Я улыбнулся. Нет, я не предам своего друга У и его дар ни за какие
деньги, эстраду и завороженный взгляд блондинки. Не я хозяин дара и не для
заработка протянули мне братья У серебряную ниточку сквозь бесконечные
просторы космоса.
Вдруг удивительно громко и неожиданно зазвонил телефон. Галя взяла
трубку.
- Привет, Илюшенька... Да, дома, даю трубку.
Я взял трубку.
- Ты можешь ко мне приехать? Прямо сейчас? - выпалил одним духом Илья.
- Что-нибудь случилось? - спросил я.
- О имбецил! Стараешься для него, ломаешь голову, а он спрашивает, не
случилось ли что-нибудь!
- Хорошо, Илюша, сейчас приеду.
Галя вопросительно посмотрела на меня:
- Уезжаешь?
- Съезжу к Илье.
- Надолго?
- Нет, часа через два буду дома.
- Езжай, только осторожно. Я сегодня видела такую страшную аварию у
Белорусского... Маршрутка и троллейбус...
6
Илья, наверное, высматривал меня в окно, потому что не успел я
захлопнуть дверцу лифта, как он тут же распахнул дверь своей квартиры. Он
схватил меня за руку и втащил на кухню, где зло шипел на плите чайник.
- Прости меня, Юрочка, но я действительно не ошибался, считая тебя
олигофреном.
- Спасибо.
- И себя тоже. Вчера и сегодня я изнасиловал всех, кто имеет хоть
какое-нибудь отношение к кибернетике.
- К кибернетике?
- Вот-вот. Именно здесь и проявляется твое клиническое слабоумие. Что
такое твои сновидения, если ты не разыгрываешь нас? Это сигналы, несущие
какую-то информацию. Так?
- Очевидно.
- "Очевидно"! Я думаю, очевидно. Всем изнасилованным в нашем институте
я задавал один и тот же вопрос: если, скажем, одна цивилизация пытается
передавать в первый раз информацию другой цивилизации, как она может
привлечь внимание к своим сигналам? И все кибернетики в один голос
отвечали: чтобы привлечь внимание к своим сигналам, они должны постараться
подчеркнуть их искусственный характер.
- А как?
- Вот именно, а как? И все изнасилованные ответили одно и то же:
варьируя сами сигналы или интервалы между ними. Скажем, если сигналы
поступают с интервалами в две, четыре, шесть и так далее единиц времени,
можно быть абсолютно уверенным, что интервалы эти не носят случайного
характера. Или, допустим, интервалы меняются в геометрической прогрессии:
два, четыре, восемь, шестнадцать... То же самое можно сказать о длине или
силе самих сигналов. Ты меня понимаешь?
- Как будто.
- А раз так, то мы можем сделать вывод. Твои людишки безусловно
носители разума. Они должны понимать, что те, кто принимает их сигналы,
захотят их проверить...
- Но их сигналы ведь не нужно расшифровывать. Это ж не какие-нибудь там
точки и тире или кривые. Это кинофильм. Многосерийный учебный кинофильм.
- Да, но... - Илья задумался, но тут же встрепенулся. - Они должны
понимать, что само содержание сновидений зафиксировать нельзя.
- Почему они обязательно должны так думать? Я не знаю, спят ли они
вообще, видят ли сны. Этого я, повторяю, не знаю. Но я же тебе объяснял,
что они не знают, что такое мои мысли и чужие мысли. Их мысли свободно
циркулируют между всеми братьями У. И для них поэтому необходимость
доказать кому-то, что я думал то-то и то-то, а не то-то и то-то, абсурдна
и не укладывается в сознание. Ты понимаешь, они не могут знать, что такое
ложь. А раз они не знают, что такое ложь, они не могут знать, что такое
проверка.
- Да, ты, наверное, прав, - как-то сник Илья. - Хотя попробовать
все-таки стоит.
- А что именно?
- То, о чем говорили кибернетики. Частоту сигналов.
- Но сон...
- Сновидение - это и есть сигнал. Ты ж говорил мне, что в лаборатории
сна умеют объективно фиксировать начало сновидений.
- Да, так мне сказали. Но что такое сон? Заснул...
- В отличие от тебя я предприимчив и любознателен. Я сегодня прочел
пять книжечек о сне. Сон, дорогой мой слабоумный друг, дело не простое.
Там есть свои фазы и так далее. Пойди в лабораторию, упади в профессорские
ноги...
- Там изумительные ножки...
- Профессорские?
- Почти. И глаза. Серые. Потрясающей формы. И узкие, длинные ладони. Ее
зовут Нина Сергеевна.
- Да, это тебе не Янтарная планета. Здесь ты сразу становишься
красноречив. С ней ты, я надеюсь, договоришься о сне.
- Не говори пошлостей.
- Боже мой, боже мой, какое воспитание, какие манеры! Пардон, мсье. Я,
знаете, забылся. Экскьюз ми, сэр...
Илья что-то еще продолжал бормотать, а я вдруг вспомнил, что забыл
сказать ему о телепатии. Это было невероятно. Как я мог забыть?
- Илюшенька, - сказал я, - а ты знаешь, мне кажется, что они дают нам
еще одно подтверждение своего существования.
- Какое?
- Они каким-то образом наделили меня способностью улавливать чужие
мысли.
Илья встал и выключил газ под плевавшимся паром и негодующе клокотавшим
чайником.
- Неостроумно.
- Я не пытаюсь острить. Подумай о чем-нибудь. Отвернись от меня на
всякий случай. Ну, думай же, думай, если умеешь.
"Разыгрывает или нет?"
- Да нет, Илюша, не разыгрываю. Думай всерьез. Назови про себя хотя бы
какие-нибудь цифры.
"Семь... сто три... пятнадцать..."
- Семь, - сказал я, - сто три, пятнадцать...
Илья повернулся ко мне, снял очки, подышал на стекла, потом долго и
тщательно протирал их полой пиджака.
Мне стало жаль его.
- Давай еще. Я думаю, - пробормотал он.
- "По улицам ходила большая крокодила".
- Еще, - сказал Илья.
- "Гутта кават ляпидем нон ви..." Если я не забыл, это значит
по-латыни: "Капля точит камень не силой".
- Еще, - жестко сказал Илья. - Только не повторяй вслух, а запиши на
листке бумаги. И я запишу. Давай.
Я написал: "Этого не может быть, потому что этого не может быть
никогда".
Он взял листок и долго, мучительно долго читал то, что я написал. Потом
то, что написал он. Потом положил рядом оба листка.
- Юрочка, как же так? Ты можешь ущипнуть меня, ударить, укусить,
порезать, но не очень сильно? Как же так? Этого же не может быть.
Понимаешь? Не может быть. Нет ни одного случая четко зафиксированной
передачи мыслей на расстояние. Ты это понимаешь?
- Я это "понимаешь".
- Так что же ты стоишь?
- А что мне делать?
- О боже, почему мой друг так дементен? Это же... это же... это
событие, значение которого не укладывается в сознании. Нет, Юрка, это все
правда? Если я не сплю, в честь такого события я клянусь убрать квартиру,
покрыть полы польским лаком и выучить наизусть календарь. Что я сейчас
подумал?
- Что я стою, как кол, начисто лишенный фантазии.
- С ума сойти! Я уж даже не знаю, как отметить... По рюмочке?
- Нет, мой друг, - важно ответил я. - В отличие от некоторых я не могу
относиться к своей голове безответственно. А вдруг алкоголь разрушает
способность к телепатии?
- Во имя науки, - жалобно сказал Илья.
- Я тебе дам науку, алкаш! - строго сказал я. - К тому же я за рулем.
- Ладно, бог с тобой. Я вот сейчас подумал... Хотя зачем мне тебе
говорить, раз ты и так читаешь мои мысли...
- Разговаривать все-таки привычнее.
- Знаешь, Юраня, пока ты особенно не распространяйся о чтении мыслей.
- Почему?
- Это все слишком серьезно. Не надо делать из этого цирк. Галя знает?
- Да.
- А кто еще?
- Никто.
- Возьми с нее слово, что она никому не скажет. Обещаешь?
- Да.
- А я тоже подумаю, что нам делать дальше.
Педагог есть педагог. Я просто не мог отказать себе в маленьком
удовольствии. К тому же я, если говорить откровенно, все-таки тщеславен.
- Так, подумаем, кого бы сейчас вызвать, - сказал я и встал из-за
стола.
Седьмой "А" затаил дыхание. Я медленно пошел между партами, заложив
руки за спину.
"Не спросит, прошлый раз с места вызывал", - юркнула мысль Коли
Сафонова.
- Ты в этом уверен? - спросил я, останавливаясь.
- В чем, Юрий Михайлович? - вскочил ставосьмидесятисантиметровый
акселерат.
- В том, что не спрошу тебя, поскольку прошлый раз с места вызывал.
Сафонов несмело улыбнулся.
- Ну что ж, уверенность - прекрасная вещь. Раз ты уверен, не спрошу.
Садись, мой юный друг.
Сафонов сел, недоуменно моргая прекрасными пушистыми ресницами.
"А я не выучила!" - испуганно подумала Аня Засыпко, маленькая
чистенькая, беленькая девочка, у которой была самая длинная и толстая коса
в классе, а может быть, и в мире.
- Печально, Анечка, печально, - сказал я и посмотрел на нее.
Класс встрепенулся. В мире нет более отзывчивой аудитории, чем школьный
класс. Бездельники почувствовали, что на их глазах происходит что-то
интересное, и на всех лицах, кроме беленького личика Ани Засыпко, был
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг