в джунгли, а снабдили его сигарой. А это совершенно другое дело.
- Но почему же в джунгли? - несчастным голосом спросил Харджис. -
Человек с вашей квалификацией, с вашими талантами...
- Спасибо, - сказал я. - Спасибо за слова и сигару. Но вы же прекрасно
знаете, что во время такого спада, как сейчас, найти работу по моей
специальности - это все равно что получить наследство, когда нет
родственников.
Я встал и вышел. Нужно было, конечно, взять из стола всякую ерунду,
которая всегда накапливается у человека за годы, но мне не хотелось видеть
Мари-Жан. Она тут же начала бы хлюпать носом, а мне и так было тошно.
Я ничего не мог понять. Я готов был поклясться, что в фирме мною были
довольны. Харджис не знал, куда девать глаза. И в них был страх - это
точно. Но почему? Почему ему нужно было бояться? Ну их всех к черту.
Месяц-другой я, конечно, протяну. Потом мне из Риверглейда придется
выматываться. Этот ОП из довольно дорогих. Солидные служащие, ученые, люди
с состоянием. Вообще все охраняемые поселки дороги. Колючая проволока с
электрическим током по периметру, контрольно-пропускные пункты,
электроника, следящая за каждым человеком. Все это началось с того
времени, когда люди имущие потянулись из городов в пригороды, унося с
собой деньги, стабильность и престиж и оставляя город беднякам. Пригороды
богатели и превращались в крепости, а города беднели и превращались в
асфальтовые джунгли. Скоро и слово "город" стало забываться. Джунгли.
Кстати, как попал в Риверглейд этот тип, что нанес мне визит? Кто
знает... Может быть, он и живет здесь. А может быть, у него полицейский
пропуск. Меня охватило глубокое безразличие. Не хотелось думать ни о чем.
Джунгли так джунгли, черт с ними. Может быть, даже это и к лучшему.
Вернувшись домой, я залег спать. Лечь спать - великолепный способ
избавиться от неприятностей. Натягиваешь на себя одеяло, закрываешь глаза,
и через несколько минут ты в другом мире. Там тоже иногда тебя
подстерегают неприятности, но от них, по крайней мере, можно избавиться
проснувшись. От одних неприятностей избавляешься засыпая. От других -
просыпаясь. Надо бы запатентовать этот универсальный и общедоступный
способ всеобщего счастья.
Я проспал бы, наверное, сутки, если бы меня не разбудил телефонный
звонок.
- Мистер Марквуд? - спросил чей-то сочный, наглый, упитанный голос.
- Да, - буркнул я.
- Я был бы вам весьма признателен, если бы вы смогли поговорить со
мной.
- А кто вы?
- Меня зовут Роберт Мэрфи, и я думаю, что наше предложение может
показаться вам интересным...
- Предложение?
- Да. В отношении работы...
Час от часу не легче. Утром меня увольняют, а спустя пять часов некий
Роберт Мэрфи предлагает мне другую работу. Я уже не удивлялся, не пугался,
не радовался. Мой скромный запас эмоций был весь израсходован, и нужно
было ждать, пока я снова обрету способность что-либо чувствовать.
Мэрфи приехал минут через двадцать. Сунув в карман пистолет, я вышел к
калитке и увидел высокого черноволосого человека лет тридцати - тридцати
пяти. Он улыбнулся мне и спросил:
- У вас в калитке есть детектор оружия?
- Нет, - сказал я. - Ни в калитке, ни в двери. Но у нас в Риверглейде в
общем-то спокойно.
Мэрфи традиционным жестом распахнул пиджак и поднял руки вверх,
показывая, что не вооружен, и я, держа в правой руке пистолет, впустил его
во двор. Не знаю почему, но я посмотрел на его брюки - не прилипла ли к
ним паутина. Нет, брюки были безукоризненно выглажены. Он, должно быть,
перехватил мой взгляд и спросил:
- Я иду не там, где следует?
- Нет, нет, мистер Мэрфи, - успокоил я его. - Все в порядке. Просто у
меня привычка определять характер людей по их ботинкам и брюкам. Лица,
знаете, бывают обманчивы. Обувь никогда. Не лицо, а ботинки - зеркало
души.
Мэрфи медленно и благодушно улыбнулся. Улыбка была снисходительной и
равнодушной. Так, наверное, улыбаются детям.
Мы вошли в дом, я усадил его в кресло и, положив пистолет рядом с
собой, сказал:
- Слушаю вас, мистер Мэрфи.
- Я рад, что познакомился с вами, мистер Марквуд. Похоже, что у вас
есть чувство юмора - большая редкость в наше время.
- Гм... Спасибо... Удивительное совпадение. Я недавно тоже думал о том,
что чувство юмора становится анахронизмом.
- Вот видите, - благодушно кивнул мне Мэрфи, - по одному пункту мы с
вами уже сошлись. Надеюсь, что мы договоримся и по остальным. Вы
разрешите? - Не ожидая моего кивка, он величественным жестом достал
сигару, ловко обрезал ее кончик маленькими ножницами и долго-предолго
раскуривал ее, время от времени вынимая и критически осматривая тлеющий
конец. Наконец он еще раз кивнул, должно быть удовлетворенный тем, как
горит сигара, и сказал: - Мистер Марквуд, нашей фирме срочно нужен опытный
специалист по компьютерам. Не просто специалист, не просто хороший
инженер, а эксперт, ученый. Вчера я позвонил моему другу Харджису с
просьбой порекомендовать кого-нибудь. "Боже, - говорит он, - вы просто
снимаете грех с моей души. Мы как раз вынуждены уволить доктора Марквуда,
финансовое положение фирмы..." Короче говоря, мы делаем вам предложение. У
Харджиса вы получали двадцать тысяч в год. Мы вам предлагаем пятьдесят.
Пятьдесят тысяч НД в год.
- Пятьдесят тысяч? - переспросил я с глупой улыбкой дебила. - Я не
ошибся?
Это были чудовищные, неслыханные деньги для человека моей
специальности. Я воспринял бы эту цифру как шутку, как розыгрыш, но
человек, сидевший напротив меня, не улыбался. Мне даже показалось, что он
весь напрягся, ожидая моего ответа. И вообще, он был слишком торжествен и,
похоже, слишком высокого мнения о себе, чтобы обладать чувством юмора.
- Нет, мистер Марквуд, вы не ошиблись.
- Это хорошие деньги.
- Не буду с вами спорить.
- Гм... Это так неожиданно... Расскажите мне подробнее об условиях.
- С удовольствием. К сожалению, я не имею права многое рассказывать вам
о нашей фирме. Она работает на федеральное правительство, и вся работа ее
носит сугубо секретный характер. В ваши обязанности будет входить лишь
наблюдение за работой нашего большого компьютера, постоянное его
усовершенствование. Короче говоря, вы будете отвечать за бесперебойную его
работу. Причем непосредственная работа на нем - программирование, ввод
информации и получение результатов - все это вас беспокоить не должно.
Этим занимаются другие. Ну-с, о специфических условиях. Штаб-квартира
нашей фирмы занимает большой участок. Вы должны будете жить там. В вашем
распоряжении будет отдельный коттеджик. Вам будут готовить. Покидать
участок вы сможете лишь по разрешению и в сопровождении телохранителей.
Конечно, это может показаться определенным неудобством, но пятьдесят тысяч
в год компенсируют многое. К тому же, насколько мне удалось выяснить, вы
Человек нелюдимый, да и жизнь у вас здесь, в ОП, не бог весть как
отличается от того, что мы вам предлагаем... Мы можем заключить контракт
сегодня же.
Мэрфи спокойно сидел и ждал моего ответа. Даже не ответа, а согласия.
Даже не согласия, а благодарности, а может быть, даже восторга. Выход по
разрешению и с телохранителями. Карутти, может быть, тоже разгуливал в
сопровождении телохранителей. Или удирал от них.
- А кто работал у вас раньше? На том посту, что вы мне предлагаете? -
спросил я и сам подивился собственной глупости и наивности.
Мэрфи выпустил облачко дыма изо рта, такое же наглое, упитанное и
самоуверенное, как он сам, посмотрел на меня - причем мне показалось, что
в глазах его на какую-то долю мгновения мелькнул интерес, - и сказал:
- К сожалению, доктор Марквуд, я не могу вам ответить. Я вам уже
сказал, что наша фирма выполняет секретные работы, и правила
безопасности...
- А если я откажусь? - вдруг перебил его я, хотя вовсе не собирался
этого делать. Но должен же был я каким-то образом продемонстрировать
чувство собственного достоинства. Негоже было мне, сорокалетнему ученому,
облизываться от жадности и кричать "ура!".
Мне показалось, что Мэрфи довольно быстро раскусил меня. Он не то чтобы
подмигнул мне, но сказал не без налета иронии:
- Будет очень жаль, если такой ученый, как вы, окажется в джунглях.
Работы вам сейчас не найти - спад, а денег у вас хватит месяца на два, не
больше. И кроме всего прочего, вы слишком склонны к размышлениям,
одиночеству и у вас медленные рефлексы...
Мэрфи медленно поднялся из кресла, лениво потянулся и вдруг сделал
неуловимое движение рукой. В то же мгновение пистолет, который только что
лежал на подлокотнике моего кресла, очутился уже у него. Он улыбнулся и
протянул его мне.
- Вот видите, - укоризненно, как мне показалось, сказал он, - у вас
медленные рефлексы.
Он был прав. У меня слишком медленная реакция. До меня все доходит с
опозданием. Весь этот разговор носил чисто ритуальный характер. Им нужен
не только специалист по ЭВМ, они предпочитают, чтобы я был у них под
наблюдением. Кто знает, думают, наверное, они, может быть, Карутти уже
успел сообщить мне что-то... Если я откажусь, я даже не попаду в джунгли.
Мало ли что может случиться на дороге, когда я буду искать работу. Я могу
почему-то затормозить во время обгона, как бедняга Карутти, могу попасть в
засаду... Господи, да мало ли что может случиться с человеком, когда
кто-то очень хочет, чтобы с ним что-то случилось.
- Я согласен, - сказал я и протянул Мэрфи свой пистолет традиционным
знаком доверия. Он поклонился и церемонно вручил мне свой кольт. Металл
был теплым от бока мистера Мэрфи. Мы еще раз кивнули друг другу и снова
обменялись оружием. Удивительно все-таки, к какому церемониалу, даже
культу, располагает оружие.
А пистолет у него, оказывается, все-таки был, хотя он и поднимал руки,
входя ко мне...
5
Мэрфи не соврал. Штаб-квартира "Акме продактс" - так называется их
фирма - занимает несколько сот акров удивительно приятной местности:
застывшие мягкой зыбью холмы, поросшие сосной и орешником. Впрочем, о
подлинной величине участка я могу только догадываться, потому что мы,
инженерный персонал, живем в северном секторе и не имеем права проходить
без разрешения в другие части.
Я рассказываю о территории "Акме продактс" так подробно вовсе не
потому, что она меня в малейшей степени интересует или может
заинтересовать вас. В конце концов, какое мне дело до того, что у них
здесь растет: сосна, орешник или бамбук. Просто я буквально раздавлен всем
тем, что случилось за те пять дней, что я нахожусь здесь, и просто не
знаю, как рассказать об этом. Все эти "лесистые холмы" из старинных
романов нужны мне лишь для того, чтобы выиграть время, привести хотя бы в
относительный порядок свои растрепанные мысли. (Если вообще можно назвать
мыслями то, что у меня в голове.) Увы, больше уже я отступать не могу,
хотя с удовольствием описывал бы и облака, похожие на куски ваты, которые
медленно проплывают над... Ну конечно же, над лесистыми холмами или
холмистыми лесами.
Электронно-вычислительная машина ИБМ оказалась удивительным
сооружением. Модель не серийная, сделана по индивидуальному заказу и
представляет собой нечто вроде двух спаренных машин серии "10000". Ввод
информации осуществляется по нескольким телетайпным линиям, магнитной
лентой, перфокартами и обычным печатающим устройством. Странно и то, что
программисты и операторы работают на первом этаже, сама же машина, пульты
проверки и моя комната находятся на втором. Но все это ерунда.
Сюрпризы начались, когда я только вошел в комнату. Щелкнул выключатель,
вспыхнул свет, и чей-то знакомый голос медленно произнес:
- Подойдите, пожалуйста, ближе к пульту.
Я вздрогнул и огляделся. В комнате никого не было, за исключением
маленького уродливого робота, стоявшего в углу. Я подошел к пульту и тут
увидел, как за мной медленно поворачивается шарнирный тубус объектива.
Стеклянный глаз пристально посмотрел на меня, так, во всяком случае, мне
показалось, и все тот же голос произнес:
- Я вас не знаю. Назовите, пожалуйста, свое имя и фамилию, год и место
рождения, образование, место предыдущей работы.
Я почувствовал, что вспотел, и мне вдруг захотелось перекреститься и
воскликнуть: сгинь, нечистая сила, изыди, сатана.
- Если вы сознательно не хотите сообщить мне сведения, о которых я вас
просила, я приму это к сведению. Утаивание информации тоже информация.
Если же вы хотите ответить, я слушаю вас. Прошу.
Совершенно машинально я выполнил просьбу машины.
- Благодарю вас, - сказала машина, и я вдруг вспомнил, чей голос она
мне напоминала. Это был слегка глуховатый голос Фрэнка Карутти. Я
опустился на стул. Я знал, что мне следовало бы удивиться, разволноваться,
попытаться, наконец, хоть как-то осмыслить всю эту фантасмагорию, но я
оцепенел. В голове моей лопнули какие-то предохранители, и в некоем
умственно-эмоциональном параличе я с необыкновенной четкостью воспринимал
все окружающее, никак на него не реагируя. Я был сам механическим глазом,
безжизненным объективом, вроде того, что со стеклянным спокойствием держал
сейчас меня в фокусе. Я видел, что пластик на правом подлокотнике Стула
слегка треснул и разбегающиеся морщинки напоминают стариковскую кожу. Я
слышал, как у окна бьется о стекло муха. Я сидел и ждал. Или я снова
обрету хотя бы отдаленное сходство с нормальными людьми, или останусь
навсегда дебилом. Впрочем, в те секунды я вряд ли отдавал себе отчет в
альтернативе. Я просто сидел и ждал. Наконец я почувствовал, как ко мне
возвращается способность думать. Боже, что за истерическая реакция!
Наверное, последствия всех этих дней, когда мой привычный уклад-жизни
оказался вдруг вывернутым наизнанку.
А почему, собственно, мой мозг начал работать на холостом ходу, что
случилось? Машина снабжена объективом и сравнила мое изображение с теми,
что хранятся в ее памяти. Да, серийные машины этого не делают, но ведь
передо мной не серийная машина. Мало того. Судя по отдельным штришкам,
которые в состоянии заметить лишь специалист, многое в машине, которую я
видел перед собой, было сделано не на заводе, а в полукустарных условиях.
Очевидно, здесь. Говорящее устройство - вещь далеко не новая. Так в чем же
дело? Почему я вылупил глаза на машину, как дикарь на квантовый генератор?
Голос. Я догадывался, что сижу на кресле, на котором сидел Фрэнк Карутти,
догадывался, что смотрю на пульт, на который он смотрел. Я уже догадывался
об этом, когда Мэрфи предложил мне работать в "Акме продактс". И все же
глуховатый голос Карутти, слегка искаженный машиной, но все же его голос,
звучавший все еще у меня в ушах, голос человека, которого уже нет в живых,
голос, не просто записанный на пленку, а задающий мне вопросы, заставил
меня снова за несколько секунд пережить в концентрированном виде все то,
что я пережил. И при этом, заметьте, я ведь все еще не знаю, что именно
хотел мне сказать Фрэнк Карутти в прошлую пятницу, что именно привело его
к гибели, а меня на это кресло с морщинистой стариковской кожей на
подлокотнике. Все эти дни я старался не думать об этом "что именно", я как
бы вынес вопрос за скобки. Но и вынесенный за скобки, он подсознательно
мучил меня денно и нощно, и сейчас, когда мне показалось, что я стал на
один шажок ближе к нему, я еле совладал с собой.
- Вопрос. Вы знали доктора Карутти, - вдруг сказала машина. Она,
очевидно, не умела пользоваться вопросительной интонацией и в начале
вопросительной фразы произносила слово "вопрос".
- Да.
- Действительно, вы учились и работали с ним. Вопрос. Где он.
- Он... - начал я и вдруг поймал себя на мысли, что мне так же трудно
сказать машине о его смерти, как близкому человеку. - Он умер.
Я напоминал сам себе гонимый ветром воздушный шар, и он то цепляется за
землю, то подскакивает вверх. То я прикасался к реальности, и мне начинало
казаться, что я все понимаю, то я взмывал вверх, нырял в какое-то бредовое
облако.
- Вопрос. Характер смерти.
Голос напоминал голос Карутти, но был начисто лишен эмоций. Он звучал
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг