тоже были отцы, у которых есть дети. Если бы в этой комнате было тридцать
четыре трупа, мы не смогли бы подойти друг к другу. А они здесь. Я люблю
тебя, но больше никогда не увижу. Иди...
Внизу, на мостовой, горели две полицейские машины. Лисьи хвосты пламени
метались в густом дыму. По пустынной улице медленно проехал
разведывательный броневик, и стекла хрустели под его шестью колесами, как
первый ледок. Броневик объехал сторонкой труп и двинулся дальше, набирая
скорость.
Бог с ним, подумал Джордан, лежа на крыше у самого парапета и глядя
вниз. Винтовку он положил рядом с собой. Бог с ним. Для броневика нужна не
винтовка, а базука. И все-таки они поработали неплохо. Совсем неплохо. По
крайней мере, заставили полицию залечь и дали возможность беглецам уйти
подальше. Тем, кого удалось отбить, когда их везли в здание суда. Тех,
кого арестовали тогда у Центра по выдаче пособий.
Запах дыма напомнил ему вдруг о ших-кебабах, которые отец и он жарили
на открытом воздухе. Это было целое священнодействие: тщательно отбирался
уголь, резалось мясо, замачивалось в сухом вине...
Внизу гулким горохом просыпалась пулеметная очередь. Полиция все никак
не решится продвинуться вперед, боятся засады.
Если бы отец знал, что он участвует в этом налете. Увидел бы сына,
лежащего на крыше у самого парапета. И винтовку рядом. Может быть, он и
неплохой по-своему человек, его отец, и любит его по-своему, но он ничего
не понимает. Не понимает отчаяния, тяжелого, безвыходного, привычного
отчаяния, отчаяния, которое люди и не воспринимают как отчаяние, потому
что рождаются с ним. И как может его отец за частоколом своих полицейских
и тремя рядами колючей проволоки ОП понять людей, которые заведомо, с
самого рождения обречены на поражение?
Он взглянул на часы на руке. Еще пять минут, как договаривались, и
можно будет уходить. Пробраться по крыше к пожарной лестнице с другой
стороны дома и спуститься во двор.
Внизу, под прикрытием броневика, появилась цепочка полицейских. Они
стреляли по окнам, в которых замечали хоть какое-нибудь движение. На
мгновение стало тихо, и Джордан услыхал пронзительный детский плач.
Выстрелы возобновились, и плач затих.
Джордан привстал на колени за парапетом и направил винтовку вниз. Как
его учили? Затаить дыхание и плавно, не дергая, потянуть за спусковой
крючок. Чертов этот вертолет опять появился. Он выстрелил и увидел, как
фигурка внизу, в которую он целился, дернулась, взмахнула рукой и упала на
мостовую.
- Вот сволочь, - прошептал почему-то он, и в это мгновение что-то
страшно тяжелое ударило его сверху, колени его подкосились, и он упал,
выронил винтовку. Вертолет придавливал его к крыше плотным ревом, тугим
столбом воздуха, и Джордан вдруг понял, что это последнее, что унесет из
жизни: рев тугого воздуха. Тяжесть все наваливалась на него, холодная,
леденящая тяжесть. А может быть, это была не тяжесть, а ужас, животный
ужас. Он рос, рос, стал нестерпимым, пронзительным, и, когда терпеть его
не было никакой, ни малейшей возможности, он вдруг лопнул, прорвался, и на
Джордана снизошло спокойствие. Ужаса больше не было. Была бесконечная
грусть. Вот что, оказывается, значит стрелять в живых людей. Стрелять так,
чтобы они стали мертвыми. Как он...
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ДЕСАНТ
1
- Ты что-нибудь решила? - спросил Марквуд у машины.
- Да. Поскольку ворота Риверглейда охраняются и поскольку, по-видимому,
охрана куплена Кальвино, а попытка перерезать проволоку сразу даст сигнал
тревоги, я вижу только один выход. Надо попасть на территорию ОП не через
ворота и не через проволоку.
- Это прекрасная мысль, - сказал Марквуд. - Нужно быть гениальной
думающей машиной, чтобы прийти к такому замечательному по простоте выводу.
- Структура твоих фраз, тембр и интонация говорят о том, что ты полон
сарказма. Что удивительно, так как я действительно выражалась просто. Если
в ОП нельзя попасть ни через ворота, ни через проволоку и если я имею
правильное представление об ОП, то попасть туда можно только сверху.
- Что это значит?
- Это значит, что нужно попасть туда сверху. Сверху вниз. А так как
человек не может сам по себе подняться в воздух, его должен поднять туда
самолет или вертолет.
Через четверть часа Марквуд был уже у Коломбо.
- Приглашение можно принимать, мистер Коломбо.
- Самим залезть в их петлю?
- Почти. Но не совсем. Вы должны будете просто задержаться немножко по
дороге. Совсем немножко, скажем на полчаса. И не въезжать в Риверглейд.
Вообще не приближаться к воротам. Строго говоря, можно было бы и не
выезжать из Пайнхиллза, но на всякий случай - а вдруг кто-нибудь еще
шпионит за вами - поезжайте.
- Что вы хотите сказать, доктор?
- То, что вы слышите. Только с одним "но". В ночь перед встречей над
Риверглейдом пролетит самолет. Или вертолет - это уже детали. Где-нибудь
над территорией, принадлежащей Риверглейдскому клубу гольфа, машину
покинет небольшой десант. Человек восемь парашютистов, переодетых в форму,
скажем, рабочих газовой компании. Разумеется, вооруженных. Больше,
надеюсь, вам объяснять не нужно, мистер Коломбо.
- Ну что ж, доктор, это действительно идея. В случае успеха вы можете
требовать у меня все, что пожелаете.
- Мы еще поговорим об этом.
- Еще раз повторяю, - сказал инструктор, - парашют открывается
автоматически. Видите эти веревки - мы называем их обрывными фалами, -
которые соединяют ваши парашютные ранцы с кабиной вертолета? Когда вы
прыгнете из кабины, вы будете свободно падать, пока обрывной фал не
вытащит из ранца парашют. Фал тонкий, он тут же оборвется, а парашют
раскроется. Механика несложная. При приближении к земле вы должны слегка
согнуть ноги, напружинить их. Не старайтесь обязательно устоять, как
только коснетесь земли ногами. Падайте на бок и тут же освобождайтесь от
лямок. Для этого нажмите стопорную красную кнопку у себя на груди.
- А как определить, когда будешь приближаться к земле? В темноте ее
видно? - спросил Арт Фрисби.
- Хороший вопрос, - кивнул инструктор. - Во время полета штурман и
пилот сообщают нам высоту. Зная высоту и скорость спуска, нетрудно
подсчитать время. Вы же поставите звуковой сигнал на ваших секундомерах и
будете готовы к приземлению. Еще одна деталь. Ночь сегодня безветренная,
но на всякий случай запомните, что, как только вы освободились от лямок
при приземлении, вы должны сразу погасить купол, чтобы его не подхватил
ветер. Конечно, нужно было бы несколько раз потренироваться, - сокрушенно
добавил инструктор, - но что делать, раз нет времени... Все будет в
порядке.
Они сидели на жесткой скамейке, которая шла вдоль борта - вертолет был
грузовой.
Арт закурил. Интересно, очень ли изменился Доул? С того времени, когда
он был начальником полицейского участка и когда он бил девятнадцатилетнего
парнишку, который пришел к нему с жалобой на Эдди Макинтайра. Боже, как
давно это было... Каким он был идиотом... Нет, вовсе не идиотом. Он
заглянул в пустые синие глаза Мэри-Лу. Он лишился всего. Он был рабом
белого снадобья, и ему было девятнадцать лет. Он не был идиотом. Он вообще
не стал бы нарком, если его обманом не приспособили бы к шприцу. Джунгли
его сделали нарком, и только Мэри-Лу помогла ему бросить белое снадобье.
Живая помочь не смогла, а мертвая помогла...
Двигатели вертолета ожили, начали булькать, передавая кабине легкую
вибрацию.
- Давайте ваши обрывные фалы, - сказал инструктор. Он прошел мимо всех
их, беря веревки с карабинами на конце и защелкивая их на металлической
штанге, что шла над сиденьем. Щелчки были сухие, как выстрелы.
"Мы точь-в-точь как собаки, чьи цепи скользят по натянутой проволоке",
- подумал Арт.
Двигатели прибавили обороты, вертолет еле заметно качнулся, и Арт
понял, что они уже в воздухе. За круглыми окошками темнота была бархатной,
непроницаемой, бесконечной.
Инструктор вынырнул из пилотской кабины, посмотрел на них и сказал:
- Поставьте звуковой сигнал своих секундомеров на тридцать секунд.
Когда вы услышите сигнал, земля будет уже совсем близко... Делайте, как я
вам говорил, и все будет в порядке. Возьмите в рот резинки, которые я вам
дал. А то прикусите язык при открытии парашюта.
Арт посмотрел на людей, которым предстояло прыгать вместе с ним. Лица у
всех казались восковыми в желтоватом свете плафонов, напряженными.
Через полчаса инструктор еще раз исчез в пилотской кабине, вышел тут же
оттуда и кивнул головой.
- Пора, приготовьтесь. Когда услышите мою команду "пошел", включайте
секундомеры, подходите к двери и просто делайте шаг, словно вы выходите из
вертолета, стоящего на земле.
Инструктор открыл дверь, и небольшая кабина тут же наполнилась грохотом
двигателей, свистом воздуха и запахом сырости. Должно быть, они летели в
дождевых облаках.
- Через пять секунд будем над целью, - послышался из динамика
равнодушный голос, и инструктор скомандовал:
- Пошел!
Арт сидел первый от двери. Он встал на ноги, неуклюжий от парашютного
ранца за спиной, сделал шаг к открытой ревущей двери. На
мгновение-животный страх парализовал его. Страх высоты, страх темноты. Как
самому, по своей воле, шагнуть в бездну?
Арт почувствовал руку инструктора на своей спине, но прежде чем тот
вытолкнул его в дверь, он уже сам пересилил себя и шагнул вниз. Он
почувствовал множество вещей сразу, но главным было ощущение нестерпимой
щекотки внутри, в животе, груди. Его внутренности с невероятной быстротой
устремились вверх - вот-вот выпрыгнут из него. Плотность мрака, шлепки
влажного тугого воздуха о лицо - все это было ничто по сравнению со
щекочущей, темной пустотой внутри, из-за которой нельзя было вдохнуть.
"Сейчас я задохнусь", - подумал было Арт, но в то же мгновение что-то
дернуло его, будто кто-то поймал его на лету, и он понял, что парашют
открылся. И тут же исчезла тянущая пустота. Он висел во влажном мраке,
один в безбрежном мире, и ему почудилось, что туго натянутые стропы ведут
не к куполу парашюта, а к чему-то надежному, постоянному, и он отныне
всегда будет висеть в спокойном бесконечном мраке, вдали от всего, что
было его жизнью. Ему было хорошо и покойно, и даже страх перед темнотой
был нужен ему. Он привык к страху. Без страха жизнь невозможна.
В это мгновение он услышал сигнал секундомера и сразу вспомнил, что
говорил инструктор. Он согнул ноги в коленях, напружинил их, ожидая удара,
и тут же ткнулся в землю. Ткнулся и упал на бок.
Вот и все, подумал он с легким разочарованием. Да, нужно освободиться
от лямок. Он нажал на кнопку на груди, и они разом спали с него, как
перерезанная во многих местах упряжь. Он вскочил на ноги и подбежал к
парашюту, Который белел во мраке в нескольких шагах от него. Он начал
собирать материю в кучу и подивился, как такой купол мог поместиться в
маленьком ранце.
Он не заметил, как к нему подошел его сосед по кабине в вертолете Боб
Мэрфи.
- Все в порядке? - шепотом спросил Арт.
- Все в порядке, - так же шепотом ответил Мэрфи. - А вон и другие.
Через несколько минут вся группа уже была в сборе, и Мэрфи, хорошо
знавший Риверглейд, сказал, что уже сориентировался, что высадились они
правильно, на территории Клуба любителей гольфа.
- Идите за мной. Если я не ошибаюсь, ярдах в ста должен быть густой
кустарник - кошмарное место для неловких игроков. Сколько здесь мячиков
потеряно! Там мы оставим парашюты и ранцы.
Мэрфи не ошибся. Они засунули парашюты и ранцы в кустарник, а сами
побрели за Мэрфи. Трава была сырая. Дождь хоть и прекратился, но воздух
был насыщен влагой. Арт почувствовал, что ботинки его промокли, а брюки
комбинезона стали тяжелыми и неприятно липли к ногам.
Они подошли к небольшому каменному строению, которое оказалось гаражом
для гольфовых электротележек. Тележек, которые сопровождают солидных
игроков, везут за ними весь арсенал их клюшек, мячики, полотенца.
- Ну, рассаживайтесь по тележкам, ребята, - сказал Мэрфи после того,
как, поковырявшись немного, открыл замок.
Арт сел и прислонился головой к стене, хотел подремать, но сна не было.
Мешало какое-то глухое беспокойство. Чувство было такое же, как и в те
минуты, когда распахивалась перед ним та дверь, ведущая в никуда, когда
его охватывало отчаяние пустоты, когда он вдруг прозревал, возносился
ввысь и мысленным взглядом видел бессмысленность всего, бесцельность. Нет,
нет, сказал он себе, цель была. И знал, что кривил душой. После того как
стало ему безразлично, задушит он своими руками Эдди Макинтайра или нет,
он понял, что ему будет так же безразлично, убьет он Доула, Папочку или
нет.
Наверное, Марквуд неспроста все пытал его о том, какие у него а жизни
цели. Странный человек этот Марквуд. Таких Арт не встречал никогда.
Путаный, любопытный, говорливый, как ребенок. Арт часто чувствовал себя с
ним как старший с ребенком. Снисходительное покровительство. Иногда
раздраженье. Но бывало, что этот взрослый ребенок заставлял его
задумываться над простыми, казалось бы, вопросами.
Ну хорошо, говорил ему Марквуд, вот ты признаешь, что убивал. А думал
ли над тем, можно ли убивать вообще? Что значит можно, недоумевал Арт. Раз
я убил - значит, можно. Нет, морщился Марквуд, ты меня не понимаешь. Ты
убил, другой убил, ограбил, подсунул шприц - это все происходит. Не об
этом же речь. Но хорошо ли это? Для этого ли рождается человек? Для этого
ли два миллиона лет он разгибался, распрямлял спину, становился человеком
разумным? Для того ли перестал быть животным, чтобы начать охотиться друг
за другом? Волк ведь не охотится на волка, а тигр на тигра.
Странные, незрелые какие-то вопросы задавал Марквуд ему, и все-таки
разговоры эти чем-то влекли Арта. Нелепостью своей, что ли? А может быть,
не так уж они и нелепы? Может, есть что-то в метаниях Марквуда? Он хоть не
притворяется, что сам знает ответы. А раз не притворяется, значит -
откровенен. А раз откровенен - значит, доверяет. А раз доверяет - значит,
не боится его. Значит, или хозяин, или друг. Но Марквуд не был его
хозяином. Никак не был. Друг - слово-то какое странное, редкое. Он бы сам
его никогда не вспомнил, если бы Марквуд сам не употребил его несколько
раз...
- Уже светает, - сказал Мэрфи хриплым суконным голосом. - Проверьте
оружие, скоро придется отсюда уходить.
Филипп Кальвино посмотрел на Папочку. Тот дремал рядом, нагнув голову и
распластав жирные щеки на груди. На виске, у конца брови, мерно билась
синяя жилка. Бровь была кустистая, и в ней проглядывали седые волоски.
Стареет Папочка, подумал Кальвино, но нервы у него, как всегда, железные.
А может быть, у него вообще нет нервов. Людям без нервов хорошо. Зачем
человеку нервы? Нервничать? Чем ближе они подъезжали к Риверглейду, тем
больше он нервничал. Нет, не потому, что сомневался в успехе. Все было
продумано много раз, а Тэд Валенти свое дело сделал - дал знать, когда
Коломбо созрел для встречи в Риверглейде в доме Доула. Таков уж мир. Было
время, когда дон Коломбо только рассмеялся бы при мысли, что поедет на
встречу с каким-то там выскочкой Кальвино. А теперь вынужден. Не смог
удержать в руках семью, все пошло прахом. С того самого момента, когда они
заставили его поверить в то, что Руфус Гровер - их шпион, шпион, посланный
доном Кальвино и Папочкой. Единственный у Коломбо действительно верный и
толковый человек. Вовремя, вовремя, что и говорить, провели они эту
операцию. Еще немного - и Гровер в конце концов раскусил бы Валенти. А
победил все-таки он, Филипп Кальвино. Оказался прозорливее, хитрее,
настойчивее. Он не испытывал никакой личной ненависти к Коломбо. Просто им
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг