К одной зарплате еще три идет. Нет, что ни говори, а с синдикатом можно
иметь дело. Важно знать свое место и не лезть. Я-то знаю свое место.
Привычный взгляд сержанта замечает далеко впереди вертолет, скользящий
почти над самым шоссе навстречу им.
- Опять полиция, - бормочет он.
Человек, сидящий рядом с ним, поправляет лежащий на коленях автомат и
поднимает бинокль. Цвета полицейские. Но что-то он слишком низко идет.
- Ну-ка, ребята, - командует он, не поворачивая головы, двум
полицейским на заднем сиденье, - приготовьтесь на всякий случай. Что-то
слишком низко он идет.
Внезапно вертолет начинает набирать высоту, и в то же мгновение на
машину обрушивается дробный град. На ветровом стекле, словно в ускоренной
киносъемке, мгновенно распускается цветок. Маленький цветок с
лепестками-лучиками, а в середине дырочка. И сползает с сиденья
водитель-сержант, который знал свое место в мире и не лез, куда не
положено.
Машину заносит, еще мгновение - и она перевернется, но человек рядом с
водителем успевает схватить руль и выправить автомобиль. Слышен скрежет
тормозов и частая дробь выстрелов. Господи, если бы не этот сержант, не
этот человеческий мешок, что мешает пересесть за руль, он бы сейчас дал
газу и, даст бог, проскочил бы. Он ищет ногой тормоз, находит его и
останавливает машину. Полицейские выскакивают, словно пробки из бутылок,
бросаются на бетон и, падая, уже открывают огонь из автоматов.
Вертолет уходит вверх, но вот он странно дергается, словно наткнулся на
невидимую стену, останавливается на долю секунды и начинает все
стремительнее скользить вниз. Не ровно и плавно, старомодным книксеном, а
боком, нелепо, с треском касается он бетона и тут же вспыхивает,
обволакивается оранжево-рыжим дымом.
Ухают базуки, захлебываются пулеметы и автоматы. По полотну шоссе
ползет человек. Он не слышит воя и грохота, не чувствует запаха гари и
дыма, не видит горящий металл и бегущих к стоящим машинам людей. Он
ползет, он занят важным делом - куда-то доползти, где не будет рвущейся
боли и не будет с каждым усилием с насосным влажным чавканьем течь из него
кровь. Он так занят своим единственным во всем мире делом, что не видит,
как с ревом срывается с места одна из уцелевших машин и проносится через
него. Теперь он уже не ползет. Он уже освободился от своих забот, хотя
кровь еще сочится, окрашивая серый бетон. Бетон пыльный, и смачивается
плохо, но крови достаточно, и он постепенно краснеет...
Нападавшие добивают раненых, рыжехвостый напалм ползет по искореженному
металлу...
Арт посмотрел на часы - с момента первого выстрела прошло всего четыре
минуты. Ни одной встречной машины, ни одной машины сзади. Молодцы. Это уже
дело Карпи.
Двое "солдат" тащат металлические опечатанные ящики. Что и говорить,
семейка Коломбо понесла сегодня изрядный ущерб. Судя по величине конвоя, в
ящиках должно быть не меньше полумиллиона НД. Впрочем, Арта это уже
касается меньше всего. Это уже высокая дипломатия, тонкая игра. Это дело
дона Кальвино, Папочки и всех их советников. Кто-то, конечно, на них у
Коломбо работает. Иначе как бы они узнали о сегодняшнем конвое? Мало того,
человек этот, видно, не маленький, если знает о такой операции. Да и
приладить под машиной радионаводчик - это тоже надо уметь. Машины ведь
перед серьезным конвоем проверяются ох как строго.
- Все? - спрашивает Арт у помощника. - Какие потери?
Помощник вытирает рукавом пот. В безумных еще глазах появляется
осмысленное выражение:
- Шестеро убиты, восемь ранено. Раненых потащили к лужайке.
- А трупы?
- Сейчас...
- Пойдем, - кивает Арт. - Побыстрее. И позови кого-нибудь, у кого еще
остался напалм.
Они поджигают трупы и, не оглядываясь, бегут к опушке леса. Лес
встречает их сосновой пахучей торжественностью, тишиной, и не поймешь, то
ли ветка сухая трещит под ногой, то ли потрескивают, лопаясь от жара,
человеческие тела на сером бетоне шоссе.
Солдаты стоят на лужайке молча, слышен лишь захлебывающийся шепот
одного из раненых:
- Боже, боже, боже, боже...
Господь, наверное, помогает ему, потому что он вздрагивает и затихает.
Над верхушками сосен скользит вертолет, медленно садится, прижимая
траву к земле упругим воздушным потоком.
- Сначала грузите раненых, - коротко бросает Арт. И несколько раз
разводит и сводит плечи. Он всегда делает так, когда хочется снять
усталость и напряжение после трудного дня.
Вечером он лежал в ванне, наслаждаясь горячей водой, и дремал. Вот вода
начала остывать, и он открыл кран. Он наслаждался горячей водой и вдруг
почувствовал прилив безотчетного отчаяния. Это случалось не в первый раз
за последние месяцы, но сегодня отчаяние было особенно острым. Это было
даже не отчаяние. Казалось, в уютном привычном помещения вдруг открылась
дверь, о которой он раньше и не подозревал, и в распахнутых створках
бездонным мраком предстало ничто. Бесконечно холодное, бесконечно
равнодушное, бесконечно близкое ничто. И сжималось сердце, и было чего-то
жаль, что-то безвозвратно уходило, и все теряло смысл и привычные
ценности.
Он уже знал по опыту, что приступы эти проходят. Нужно лишь набраться
терпения и покорно ждать, пока не отпустит сердце, пока не захлопнется
незнакомая дверь.
- Тебе не нужно чего-нибудь? - услышал он голос Конни. - Ты там не
заснул?
Арт не отвечал, и Конни запела:
Мы уйдем туда вместе, уйдем навсегда,
Где останется радость и...
- Заткнись, - заревел Арт, и щебетание прекратилось.
Приступ прошел. Можно было дышать, но какое-то легкое неуловимое
беспокойство все же оставалось.
Он вылез из ванны и посмотрел на себя в зеркало, пожал плечами,
встретив тяжелый, почти не мигающий взгляд.
Он вытерся, набросил халат и вышел из ванной. Конни была тут как тут.
Маленькая, круглая, заискивающе улыбающаяся - точь-в-точь ласковая
дворняжечка.
- Сядь, Конни, - сказал Арт.
- Хорошо, - она торопливо метнулась к стулу. - Я только хотела подать
тебе кофе. Ты ведь любишь кофе после ванны.
- Я люблю кофе, но не люблю тебя, - медленно сказал Арт. Эта девчонка
была слишком счастлива. Счастлива и беззаботна, не имея на это права.
Имела право другая, но он никогда не сможет сделать ее ни счастливой, ни
беззаботной. Потому что она до сих пор смотрит на него пустыми синими
глазами, и одна туфля так и зацепилась на ее ноге, не упала.
Он давным-давно запретил себе вспоминать Мэри-Лу. В конце концов, что
вспоминать прошедшее? Одиннадцать лет не один день. Но она не отпускала
его. Нет, не так. Неверно. Это он не отпускал ее, это она нужна была ему,
а не наоборот. Зачем - он не знал, но предчувствовал, что без нее дверь с
бездонным мраком открывалась бы чаще и все жаднее заглядывал бы он во
влажный, плотный и промозглый мрак.
Конни смотрела на него испуганными глазами. Они были зеленоватого цвета
и не пусты. Нет, она не имела права быть даже испуганной. Она не имела
права вообще быть.
Что-то с ним не так, не может такое думать нормальный человек. Ну, не
нравится тебе женщина - выгони ее. Но думать так, как он... Эдак можно и
рехнуться...
- Чем я провинилась? - в глазах Конни начали взбухать две слезинки.
- Да ничем, - пожал плечами Арт. - Просто тем, что ты есть, и поэтому
тебе нужно уйти отсюда. Совсем. Навсегда.
Всю ночь он то засыпал, то просыпался. Странные невоспроизводимые сны
мучили его, многократно повторялись, и каждый раз он открывал глаза вместе
с пропущенным ударом сердца. Мир, потрепетав мгновение-другое на границе
сна и бодрствования, неохотно принимал обычные очертания...
2
Папочка сиял. Лучились не только маленькие глаза, лучилось все его
необъятное лицо, вся фигура. И даже сигара дымилась торжественно.
- Сейчас подойдет дон Кальвино, чтобы самому пожать тебе руку, а пока
его нет, я хочу пожать руку сам себе. Одиннадцать лет тому назад я в тебе
не ошибся.
- Спасибо, Папочка, - вежливо ответил Арт, и тут же в комнату вошел
босс, глава уотефоллской семьи, дон Филипп Кальвино. Он кивнул Арту и
протянул ему руку.
- Молодец. Жаль, что ты не из нашего рода. Я бы гордился таким сыном.
Знаешь, сколько было в тех двух ящиках? Папочка, ты молчи. Я хочу, чтобы
Арт сам угадал. Так сколько?
- Ну... - Арт пожал плечами, - вчера я думал, что, судя по величине
конвоя и тяжести ящиков, там должно быть не меньше полумиллиона НД. Но,
судя по вашему лицу, дон Кальвино...
- Так сколько? - нетерпеливо спросил дон Кальвино.
- Тысяч семьсот, - неуверенно сказал Арт, чувствуя, что добыча была
больше, но что старику будет приятно, если он занизит сумму.
- Как бы не так, - усмехнулся дон Кальвино и хитро подмигнул Арту.
Похоже было, что он видел его немудреную игру насквозь, но все равно она
была приятна ему. - Как бы не так. Миллион двести. Коломбо не скоро
забудет этот день. - Старик замолчал и внимательно посмотрел на Арта,
потом на Папочку. - Арт, - сказал он, - вчера ты хорошо поработал и многое
сделал для своей семьи, но сегодня мы хотим тебя просить еще о большем.
Если ты почувствуешь, что не можешь или не хочешь выполнить новое
поручение, скажи об этом прямо, никто не попрекнет тебя. Кроме нас троих,
никто об этом разговоре не узнает. Папочка, комната проверена?
- Последний раз полчаса тому назад. Все чисто. Нигде ни микрофона.
- Хорошо. Тогда слушай, Арт, внимательно, и если тебе хоть что-нибудь
непонятно, смело перебивай меня. Как ты думаешь, откуда мы узнали о
вчерашнем конвое? Мало ли сколько конвоев проходит по шоссе за день...
- Мне подумалось, что кто-то в Скарборо работает на нас. А скорее всего
даже не в Скарборо, а в самом Пайнхиллзе, потому что о конвое с миллионом
двести тысяч НД может знать не каждый лейтенант.
- Правильно, Арт. Ты умный человек. Умнее даже, чем требуется от
простого лейтенанта, - старик лукаво улыбнулся. - Но это тебя смущать не
должно. Если все будет хорошо, ты станешь самым молодым в стране
советником семьи. Но не будем отвлекаться. Ты прав, в Пайнхиллзе под самым
боком у Коломбо работает наш человек. Это он сообщил о вчерашнем конвое,
он прикрепил к одной из машин радионаводчик. Это уже не первый раз он
передает нам такую важную информацию. Но скажи мне, если ты догадался, что
там есть наш человек, мог ли об этом догадаться Коломбо? Ведь он вовсе не
глуп, этот Джо Коломбо, и он, безусловно, догадывается, что среди его
окружения наш агент. Вчерашний день не оставит ему никаких сомнений.
Человек наш замаскирован отлично, но Коломбо и в особенности его первый
советник Тэд Валенти будут землю носом рыть. Они будут подозревать всех и
каждого. Он не то что рентгеном всех просветит, вывернет каждого наизнанку
и своими руками перещупает. А наш человек должен избегнуть подозрений. А
это нелегко. Мало того, он передал нам еще месяц тому назад, что Валенти
стал относиться к нему с некоторой подозрительностью. Короче говоря, перед
нами три пути. Первый - ничего не делать, сложить руки и ждать, пока
Валенти не докопается до чего-нибудь и погубит нашего человека. Второй -
дать команду нашему человеку немедля сматывать удочки из Пайнхиллза. Не
говоря уже о том, что мы лишаемся ценной информации, мы ставим под угрозу
само существование нашей семьи, потому что, если оценивать объективно,
семья Коломбо раза в два сильнее нас и богаче. Если до сих пор он еще не
сделал попытки начать против нас тотальную войну, то, можешь не
сомневаться, он сделает это. И мы будем почти беззащитны без разведки. И,
наконец, третий путь. Мы можем попытаться подсунуть Коломбо дезинформацию,
сбить его со следа, назвать ему совсем другую фамилию и тем самым
обезопасить и нашего человека, и всю семью. Каков план ты считаешь
наиболее приемлемым?
- Третий, - сказал Арт.
- И ты согласился бы участвовать в его исполнении?
- Да.
- Даже с риском для жизни?
- Да.
- А ты не знал случайно, что в молодости у Тэда Валенти было другое
имя?
- Нет.
- Когда еще был толкачом в Скарборо, он называл себя Эдди
Макинтайром...
- Почему вы не сказали мне об этом раньше, дон Кальвино? - спросил
тусклым, сонным голосом Арт. Голос был маскировкой. Арт уже давно научился
скрывать свои чувства. И теперь, когда сердце у него дернулось и понесло,
словно спринтер, он по-прежнему сохранял спокойствие.
- Потому что сделать раньше что-либо было нельзя, а вбивать своим людям
гвозди в сердце я не люблю. - Дон Кальвино пожал плечами. - Теперь другое
дело. Слушай внимательно. Представь себе, что ты поссорился с кем-либо из
нас. Не просто поссорился, а даже убил кого-нибудь. И даже успел бежать.
Ну, скажем, в Скарборо. И наши люди попытались бы тебе отомстить там, но у
них не вышло бы. Представь далее, что ты в опасности. Друзей у тебя там
нет. Ты идешь в полицию и просишь защиты. Они там не дураки и понимают,
что, если член чужой организации ищет защиты у полиции, он хочет
познакомиться с хозяевами полиции. Сказать, что полиция подчиняется Джо
Коломбо, было бы, конечно, преувеличением. В полиции, конечно, понимают,
что, попади они в полное подчинение такому скопидому, как глава
скарборской семьи, не то что не заработаешь - половину своих денег
отдавать придется. Так что точнее будет сказать, они сотрудничают. Итак,
полиция сообщает о тебе в Пайнхиллз, и кто-нибудь оттуда, естественно,
выражает желание побеседовать с тобой. Скорее всего это будет сам Джо
Коломбо и его сын. В таких делах они доверяют только себе. Всего, что
происходит тут у нас в Уотерфолле, ты, конечно, знать не можешь, ты ведь
всего лейтенант, хотя и приближенный к старому Кальвино. Ты даже
командовал нападением на конвой. Точно ты не знаешь, но слышал намеки,
будто в Пайнхиллзе кто-то работает на семью Кальвино. Кто именно, ты даже
представления не имеешь. Вот разве что... ты вспоминаешь, будто слышал,
скажем, в разговоре между мною и Папочкой упоминание о каком-то человеке.
Ты вспомнишь, как совсем недавно Папочка позвал тебя к себе и, когда ты
входил, услышал, как он разговаривал со мною. Я спрашивал его: "А не
слишком часто он бывает у этой бабы?" А Папочка засмеялся в ответ: "Он у
нас человек не пылкий. Два раза в месяц как по расписанию". Ты сможешь
запомнить эти две фразы?
- Да, - кивнул Арт.
- Больше, хоть режь, ты ничего не помнишь. Можешь, конечно,
рассказывать обо мне, Папочке, других - это они и так знают. Они кинутся
проверять, кто из окружения главы семьи ездит к знакомой дважды в месяц. И
можешь не сомневаться - найдут. Это уж точно - найдут. И как ты можешь
догадаться, этим человеком окажется Эдди Макинтайр, он же Тэд Валенти.
Конечно, старику будет трудно сразу поверить, что его ближайший помощник
предатель, но старик реалист. Иначе он не был бы главой семьи. Агент наш,
имя которого мы тебе даже не называем, чтобы ты при любом нажиме не назвал
его, будет в безопасности, а твой старинный приятель получит удавочку на
шею или пулю в лоб. Ты согласен, Арти?
- Да, дон Кальвино.
- Тогда Папочка изложит тебе детали...
Арт сидел один за столиком, положив подбородок на ладонь. Бармен нажал
кнопку автомата, и легкая грустная мелодия старинной песни заскользила
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг