- Танечка, маленькая, я так понимаю: аромат - это речь цветов. Они
говорят тебе. Ты слушай их, они плохого не скажут. Надо жить нараспашку,
простым сердцем, как живут цветы. Ты удалась мне, маленькая, ты мой
цветок, ты моя красулечка.
Таня слушала, и ей стало казаться - она ширится и все берет в себя - и
слова, и запахи, звезды Табаков и те звезды, что так далеки в небе; и
высотные папины самолеты.
...Темнело. Загорелись окна. За десять домов от них гоготал, изображая
веселье, Владимир.
- Фу-у, - корила она себя. - Я становлюсь мечтательницей. И словно жду
чего.
Но ей было очень хорошо в такие вечера, и сон казался потерянным
временем.
Затем пришел час встречи.
Таня не поехала домой, пообедала в кафе. А там спустилась на лифте вниз
и пошла в театр смотреть "Планету Астру". Театр был в парке и походил на
древнегреческий.
Актеры работали до седьмого пота. Они преображались прямо на сцене,
летали на "воздушных подошвах" и т.д. и т.п. Но декораций не было, планету
приходилось воображать.
Очень интересно, только болела голова.
После театра хотелось поболтать. Но Таня была одна, до последнего
ветробуса оставалось часа полтора, можно было и не спешить. Таня пошла в
парк - ценители лунных эффектов бродили по его дорожкам.
Таня шла по своей тени, как по коврику. Думала о Вовке.
Сегодня в машинной она слышала скандальный разговор. (Ассистентские
тенора и басы доносились явственно. Шеф же прослушивался в промежутках
голосовых взрывов.)
Таня приложила ухо к двери, запретной для нее.
По слухам, странная машина за этой обжелезенной дверью подманивала
пришельцев. Наверное, в ней что-то не ладилось.
- Затраты сил, затраты средств! - Это кричал рыжий Боневич, родившийся
со счетами вместо человеческой головы. Он всегда небрит и взлохмачен, и
странно, что его любит жена.
Вдруг уши Тани загорелись - сквозь дверь шел Вовкин голос. Он уверенно,
твердо выговаривал слова, будто нарезал их ножиком.
- Мы... вложили... слишком... много... средств... Сергей... забыл...
что... является... только... частью... системы... только зондом... в
наших... руках: Мы не можем без него, это верно, но и он без нас ничто!
Кто его будет транспортировать? Тратить мегаватты? Что он для других?
Давайте частично вернем прежние методы (вдруг в крике спутались все
голоса). - Таня, угадав общий выход, прошла на свое место. Села,
уставилась на стопку журналов.
"Ладно, разберемся, - думала она на ходу. - Вовка... Противный голос,
самоуверенность, шуточки его плосколобы. Силен, бицепсы, трицепсы! Он
заработал их, скача по спортплощадкам. Не зря шеф говорит, что мозговые
Вовкины структуры пленочного характера. Зато внешнее оформление на уровне.
Блеск! Треск".
Сигурд сел на скамью - нога на ногу.
Место ему определенно нравилось. Бузина подняла лапистые ветки. Он
протянул было руку, чтобы щипнуть лист, но спохватился. Он думал в
ожидании Тани, думал, что еще свободен, что перед ним лежат два пути,
прежний и новый.
Под кустами шатались коты. Двойные огни их глаз мерцали повсюду. Это
был народ, видавший разные виды. Такой именно кот и вскочил на скамью. Он
был громаден и неряшлив и носил только половину хвоста.
Сигурд махнул рукой, но кот не обратил внимания и прошел сквозь него.
- Проклятое животное, - засмеялся Сигурд. - Не путает сущности с
видимостью. Пугнуть его? Пугну.
Он напрягся и стал светиться ламповым светом. Коты шарахнулись, но
послышались человечьи шаги. Шаркающие. Сигурд понял - человек идет сюда.
Он стар и потерял гибкость психики. Уйти?.. Но сюда идет Таня. Оставался
короткий выбор. Сигурд напрягся и стал пожилым человеком с морщинами и
одышкой.
Он хрипло закашлялся.
- Добрый вечер, - сказал ему старик в черном. - Разрешите присесть?
- Располагайтесь. - Сигурд кашлянул еще раз. Потом объяснил свой кашель
ночной прохладой.
- Что там прохлада, все старость проклятая, - задребезжал старец. -
Ранее никакие кашли не вязались. Одно я одобряю в этой проклятой старости
- женщины не беспокоят. Ранее то влюблен, то разведен, то тебя бросают, то
сам кого-нибудь бросаешь. Такая у меня сейчас и мысль в голове: старость -
проклятая штука. А раньше и подумать было некогда.
Старик ковырнул палкой маленький лопушок.
- Хоть бы мысли людей видеть в старости, - вздохнул он.
- Верно заметили, - захрипел Сигурд. - А вы как думаете, стоит видеть
мысли людей?
- Со временем, я полагаю, мы получим это развлечение.
- Скучные будут времена, - сказал Сигурд. Он и сейчас видел
человеческие мысли. Не их суть - это было скрыто - он видел цвет мыслей.
Они могли быть синими, зелеными, серыми, красными и даже черными.
Между кустами мелькнули силуэты гуляющих. Их мысли были как вспышки.
Иные люди пыхали золотыми лучиками идей, кто-то просиял розовым. У одного
гражданина мысли были льдисто-синие, полярные.
Молодежь пылала зеленым - семафорным - цветом.
А вот в черепе старика лежат черноватые угольки. Так, малая пригоршня.
Сигурд поверил, что дед женился и разводился. Любовные тревоги взяли его
досуг, он остался с неразвитым мозгом и скудным запасом мыслей. "Ведь
урожай их закладывался в молодости. Надо думать, спешить думать... Но
какая это чепуха - мысли... Старик прав, надо много любить и много
страдать.
Кстати, много любить - не значит любить многих".
(В него вошли волны чужой мысли: шеф звал его.)
"Они счастливые, - думал Сигурд. - Они гуляют, наслаждаются, страдают -
и в этом самое большое их богатство. Я же вечно привязан, и нет мне
свободы".
Шеф нудил:
"Сигурд, вы можете понять старого человека? Мои дни уходят, мне
некогда. Отзовитесь! Перехожу на прием". (Сейчас он вслушивается, сжимая
руками свой череп.)
"...Сигурд... Сигурд... Сигурд..." (Это машина.) "Я жду... я жду... я
жду..." Эти волны шли, прямо в мозг щекочущей вибрацией.
"Не хочу! - твердил Сигурд. - Я устану, страшно устану, а мне надо быть
свежим и бодрым... Я оборву волну... отброшу волну. Вон! Пошла!"
Борясь с волнами, Сигурд ощутил Таню. Она подходила к скамье. Между
ними еще лежал промежуток времени, наполненный работой. Первое - обрыв
волны. Второе - изгнание старикашки. Сигурд сделал это разом: напрягся,
отбрасывая волну и сжимая волю до тех пор, пока его свечение не вырисовало
все жилы на лиственных пластинках бузины, сделав ее ржаво-тяжелой.
Старичок вскочил, закричал:
- Эй, эй! Гражданин!
Пиджак его расстегнулся. Старик производил тростью дрожащие
фехтовальные движения.
- Эй, ты, вы, бросьте!.. Вы, ты не смеете!.. У меня будет спазм, вот
увидите...
Старичок ткнул тростью прямо в грудь Сигурда и увязил ее в кусте,
росшем позади. Он издал междометие, выдернул трость и побежал. Сигурд,
глядя вслед, ощутил мозговой покой. Это ощущение оборвалось следующим:
"Она - рядом". Он увидел высокую фигуру Тани. Его посетило двойственное
желание. Ему хотелось быть здесь и далеко отсюда, в Амазонии. Там гущина,
джунгли, лягушачьи дикие вскрики, болотные огни. Этот период колебаний
сделал его расплывчатым продолговатым пятном.
Таня заколебалась у входа в приятную беседку. Показалось, там есть
кто-то. Сверкнула догадка о Вовке - прячется. Он способен. Кажется, его
шевелюра маячила в переднем ряду.
Таня выбрала самый сердитый голос. Спросила:
- Занято?
Молчание.
Заглянула - никого. Таня вошла и села на скамью. Она вздохнула,
положила сумочку на колени, зажмурилась. И все заговорило с ней своими
ароматами.
Говорила влажная земля - испарениями: "Я добрая, я питательная. Пока ты
здесь, я кормлю тебя, перестанешь быть - успокою".
Заговорили бузиновые кусты. Они рассказывали Тане, какие у них листья -
послушные и обильные, пахнущие так же, как лесные травы, если их долго
разминать в пальцах.
Кусты шептали ей о горьковатой серой коре, обтягивающей стволы,
рассказывали о корнях: те обреченно сидят в земляной темноте, чтобы все
остальное могло свободно пить солнце.
Потом ветки потянулись и обняли ее, щекоча.
- Какая я фантазерка! - воскликнула Таня, опомнившись, и села прямо,
положила руки на колени.
Ей было хорошо. Она даже не обиделась на прилетающих комаров - пусть!
Но комары ее отрезвили. Она стала махать на них руками, отталкивать
лезущие к ней листья бузины.
- Здесь нет удивительного даже на мизинчик. Все движется, в растениях
совершаются процессы движения, - рассуждала ученая Таня. - Цветы
раскрываются утром и зажимают свои лепестки на ночь.
Таня вспомнила розу и прижмурилась на минуточку, воображая водяной
глаз. И ей стало отчего-то стыдно. Ах, фантазии! Лучше припомнить пьесу.
Она старая, ее помнят и мама, и бабушка. Может, вспомнит папа. Они спросят
ее.
- Так, - сказала Таня и снова зажмурилась. - Основная мысль этой
пьесы...
Тут она раскрыла глаза и ахнула - рядом с ней сидел молодой человек.
Это был не Вовка, а чужой молодой человек.
Таня резко поднялась. Незнакомец остался сидеть, но сжался.
- Не сердитесь, пожалуйста, - попросил он Таню. - Я немного посижу и
пойду себе.
Таня рассматривала его. Странно, но и в темноте он был ясно заметен. А
рубашка его снежно мерцающая. Новая синтетика? Примешали светящееся?
От рубашки падал свет на его лицо. Оно было ничего себе, хотя
простоватое, недалекое какое-то. Безопасное.
- Я понимаю, - сразу догадался сжавшийся, человек. - Мое лицо вам не
нравится? Да?.. Если хотите, я сделаю его другим. Понимаете, я хотел
представиться вам натуральным, чтобы без обмана.
- Я буду вам очень обязана, если вы освободите скамейку.
- Пожалуйста.
Молодой человек был покладист. Он взлетел в воздух. Его башмаки
находились теперь на уровне Таниной головы.
- Мое лицо отчего-то вообще не нравится женщинам, - сообщил он сверху.
- Я его сейчас улучшу. Хотите, будет испанское, с бачками? Или лицо
экваториального негра, человека с жадным аппетитом к жизни? (Он подождал
ответа.) Лицо Байрона? Наполеона?..
Таня села на скамью и коснулась затылком ветки.
- Понимаю, вы мой сон, - сказала Таня. - Я устала на спектакле, пришла
отдохнуть и заснула на воздухе. Или я еще в театре?
- Глупости. Вокруг вас кусты, в них моционят кошки. Видите их глаза?
Вон там... Еще... еще... А по дорожкам бродят любители свежего воздуха.
Таня слушала молодого человека и повертывалась в разные стороны. Было
все, о чем говорил ей этот человек, было и многое другое, творившее
рельефную летнюю ночь.
Коты жестоко дрались в близких кустах, трещали ими. Но кончили драку,
красиво запели в четыре подобранных голоса, переплетая их. С пением они
кинулись вон отсюда. Их голоса быстро убегали.
В небе неслись, поревывая, тройные самолетные огни.
В телефоне, лежащем в Таниной сумочке, гудел мамин голос.
- Таня... Таня... (Мама звала из сумочки.) Ты скоро? Мы заждались, не
опоздай на последний ветробус.
- Не-а... - сказала ей Таня. - Я счас. - Она зажмурилась и прижала
глаза пальцами, твердя: - Сон... сон...
- Пусть будет сон, - прошелестел голос.
Таня раскрыла глаза - она была одна. Но в ней все дрожало - радостно.
- Я же знала, это только сон, - сказала она. - Только сон.
И прижала ладонью рот, чтобы не вскрикнуть, - он был здесь. Юноша сидел
с ней рядом. "Значит, это не сон, не сон..."
- Простите, - сказал он и нахмурил брови. - Я все-таки не могу без вас.
Не могу, и все!
- Чепуха!
Таня страшно рассердилась. Но рот ее улыбался, пальцы сжимались и
разжимались.
- Вы, мужчины, ужасные нахалы, - добавила она.
Упрек поразил странного юношу. Он схватился за голову, вскочил, сел
обратно.
- Знаете, - сказал он. - Договоримся сразу. Я не буду вам говорить
избитости вроде того, что вы красивы. Здесь другое: я должен видеть вас.
Смотреть!.. Смотреть!.. Глядите, глядите на меня внимательно. Не бойтесь,
придвиньтесь ближе. Еще, еще... Возьмите фонарик из сумочки. Так, верно. А
теперь придвиньте эту дурацкую штуку мне за спину. Видите?
- Вы прозрачны! - воскликнула Таня в ужасе.
- Бесплотен! И вот люблю вас. Не правда ли, странно?
Тане казалось, он расплывается, уйдет. И все кончится.
- Ужасно, ужасно... - твердила Таня. - Он любит меня.
- Люблю, - кивнул тот. - Я себя проверил, можете не сомневаться. И не
спешил - мне это не к лицу.
Таня помахала на себя ладонями. Щеки ее горели.
- Давайте будем рассуждать, хладнокровно рассуждать, - говорила она.
- Рассуждайте, - предложил он. - А меня увольте, я не могу. Если
хладнокровно рассуждать, я сейчас должен быть совсем в другом месте.
- Рассудим... Первое - вас не должно быть здесь, вас нет вообще, вы
сон!..
Таня с торжеством посмотрела на молодого человека. Но он был здесь,
высокий и тонкий.
Таня поразмышляла еще:
- Ага, догадалась, вы гипноз?
Таня развила идею:
- Вы полюбили меня (человек так и потянулся к ней) и решили меня
гипнотизировать. Правильно? Вы не здесь, вы в другом месте, я вижу ваш
мысленный образ.
Установилось молчание. На скамью ложилась ночная роса.
- Из-за вас я не высплюсь сегодня, - пожаловалась Таня. - А теперь
уйдите. Гипноз кончился, я сочувствую вам, но полюбить не смогу. Никогда.
Вы так далеки от меня.
- Гипноз?.. Это мысль, я мог это сделать, - заговорил юноша. - Прежде
чем... Я как-то не подумал, простите... Нет, я хочу быть тем, что я есть.
Я Сигурд. Сергей. И.Гурдин. Вспомните - наш институт, шеф, ассистенты,
машина... Это для меня, а я для них. Я единственный в мире человек-уникум,
проникаю в тайну живого, а не могу обнять вас.
Уныние пришло на лицо Сигурда.
- Уходите, - сказала она. - Стойте, розу вы принесли?
Но Сигурд исчез мгновенно. Некоторое время еще подержалось облачко не
то на скамье, не то в памяти и рассеялось. Тане стало страшно. Она
поднялась и побежала дорожкой.
Котенок дремал на плече впереди сидящего гражданина, клевавшего носом.
Плечо человека было огромное, котенок лежал на нем косматой лепешкой.
Коготки его цепко держали сукно. Это был тот - знакомый котенок.
Он подрос и похудел, но был именно тот.
- Кись-кись, - сказала Таня. Гражданин, клевавший носом, вздрогнул и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг