профиль щипцов.
- Вспомнил! Встречал - эгоцентричная штучка. Но зачем ему делать
зло?
...Властолюбие? - рассуждал Тимофей. - Пожалуй, есть. А еще
стремление всегда настоять на своем. Вот его фразочка: "Тысячу раз
скажу, а продолблю в голове дырочку". Мозг какой-то безводный -
формулы, принципы, системы. И вдруг короткое замыкание и загадка
поведения. Он выступал со статьями о колонизации планет. Гленн... Это
сторонник биологической колонизации... Вот карта, чертовка!
Хирург-селекционер, будущая знаменитость, мой враг и, наверное, гений.
Тимофей достал папку, развязал шнурки и бросил карту на стол,
поверх посуды.
- Да, мы с Гленном враги. Я наблюдатель, я хочу на каждой планете
все сохранить неприкосновенным, он же тянется все переделать.
Самоуверенный тип, не люблю.
Карта была тимовская, неряшливая, самодельная. Но съемка вполне
прилична.
Мы нашли реку и синее плато.
- Километров тысчонок пятнадцать-двадцать, - говорил мне Тимофей,
меряя пальцами. - Вылетаем в девять? Тогда спешим, туман поднимается.
Когда все решилось, я почувствовал новый голод.
Я стал брать и доедать все со стола: бутерброды, паштет, куски
сахара.
Тимофей озабоченно глядел на меня:
- У тебя сильно повысился обмен, хорошо бы тебя проверить
калориметрически, - бормотал он. - И надо с собой взять всего
побольше. Найдем еду у колонистов?
- Конечно. Но Штарк, знаешь ли, что-то мудрит с автоматами.
- Ври больше! - выкрикнул Тим. - Будто видишь.
Я - видел.
Жуя, я видел плоскогорье. Вдруг дым, обрывки пламени - я
отшатнулся. Из дымного (видимого только мной) что-то косо взлетело,
пронеслось по небу, исчезло. А вот смеющийся Штарк. Он какой-то
острый. Пронзительны его нос и длинный подбородок. Он смугл, этот Отто
Иванович. Губы тонкие, вобранные внутрь их краешки. И все - нос,
подбородок и глаза - имеет въедливую, шильную остроту. Вот махнул
рукой и задумался, заложив ладони под мышку. А то - широкое - бешено
несется к нам, обжигая макушки деревьев. Я понял - Штарк ударил
первый. Догадался - та птица на узких крыльях, что летала над нами
неделю назад, был его робот.
ЧИСЛО 21-е ВОСЬМОГО МЕСЯЦА
(дневник т. Мохова)
Странные, напряженные дни. Нужно описать их, чтобы не ушли, не
были забыты.
Во-первых, колония: отчего я не был предупрежден? Или было
оговорено в Совете, что они объявятся нам сами?
Или помешала авария рации? Тогда все ясно - сообщение было, но оно
не принято нами, его не повторяли, надеясь на колонистов.
Затем проблема коллективной личности Аргуса. Я предпочел бы
провести этот опыт на себе, сейчас же располагаю косвенными данными,
ненадежными ощущениями.
Я сразу ощутил перемену в моем друге. Меня заинтересовал феномен
неожиданного усиления его личности. (Под рукой не было тестов, я не
смог установить коэффициенты интеллекта "до" и "после".)
Но "после" Обряда его лоб стал шире и выпуклей, не то расплываясь
в моих глазах, не то сияя. Изменился и лицевой угол, глаза приобрели
маниакальный блеск. Ходил Георгий быстро, не сгибая ноги в коленном
суставе, движения рассчитанные, машинные. Казалось, его толкало нечто,
сидящее внутри его.
Что еще? Он стал выше. Это и понятно, рост его увеличился от
повысившегося тонуса скелетной мускулатуры. Сжимая (по моей просьбе),
он сплющил пружинный эспандер. Артериальное давление повышенное.
Он действительно Звездный Аргус, почти сверхчеловек. Мне тяжело с
ним, я словно отравленный - жжет голову, тошнит, слабость в ногах. Он
добрый, честный, открытый, но я испытываю смущение и, пожалуй, страх.
В нашу жизнь он принес суету и напряжение.
Утром (после завтрака) он вдруг закричал, что всем нужно лечь на
пол. Сам же, схватив ракетное ружье (одной рукой!), выбежал во двор.
За ним с лаем и ревом вынеслись собаки всей кучей, щенята Джесси
заскулили в своем ящике.
Я вышел за ним.
Георгий крикнул, чтобы я сдвинул сетку. Быстро! Сейчас!
Я включил мотор, и небо открылось, голубое, чистое небо, даже
медуз не было. И все крики и суета Георгия показались мне в этот
момент такой ерундой.
Вдруг широкая тень пронеслась над домом. Все задрожали от рева
двигателей. Упали комья огня, и - боп-боп-боп - вслед этому широкому
унеслись три маленьких ракетных снаряда. Их пустил Георгий. Они ушли
за крылатым роботом, и за деревьями раздалось еще одно "боп", такое
сильное, что упала радиомачта.
- Робота пустил! - крикнул Георгий. - Догадался!
Отдав ружье Ники, он щурился на небо и почесывал шлем.
- "...Параграф третий: тот, кто направляет автомат на человека,
заслуживает наказания первой степени", - сказал он. - А точно
наведено, у него хорошая карта. О нашей станции он все знал.
- Мерзавец! - сказал я.
- Пойду глядеть на дело рук своих, - сказал Георгий.
Он вышел, и, ничего не боясь, пошел лесом, и, как бы взлетая,
прыгал через кусты.
Но какова реакция - сбил эту чертову штуку, выпустил три снаряда с
расчетом. А если бы та ударила прямо в дом?.. И мне стало жутко. Я не
боялся моутов и загравов, бациллы Люцифера не пугали меня. Но если
прилетает робот и поднимает тебя и твой дом в небеса, в этом есть
какая-то скверная жуть.
Мой дом... Мне стало жаль его той жалостью, что я порою испытываю
к щенятам.
Нет, так дело не пойдет, надо спешить. Я пошел налаживать
"Алешку". Осмотрел его - все было в норме - антиграв под напряжением,
горючее в баках. Нажал пуск - скарп приподнялся до уровня моей груди.
Я погладил его: люблю эту штуку.
"Алешка" - большая рабочая скотина с каютой, с плитой и
холодильником.
Я опустил его, выбросил пару дохлых ночников, тряпкой вытер рули
управления, похлопал по подушкам сидений - хорошо! Занялся двором -
мешали ворвавшиеся во двор всякие летучие, фиолетовые, надоедливые.
Они стрекотали, наскакивали на меня, жала их сверкали, как иглы.
Я мотором натянул сетку. И вовремя - подлетали летающие медузы -
красные, синие, желтые. Они красиво плыли, словно древние корабли. Но
когда спускались ниже, я видел синюю бахрому их качающихся щупалец.
Новых не было, все прежние виды - пузырчатые, медузы-титаны и пр.
Я вывел собак и стал одевать в суперы.
Вот что я здесь люблю (кроме Георгия и зверей планеты) - живое
тепло собак.
Во-первых, они моя дальняя родня. Во-вторых, мне сладко их
гладить, трогать, ерошить шерсть. Я люблю их мыть, расчесывать,
стричь... Так мило касание их горячих ласковых языков.
Но мне стыдно, что я завез псов на эту сумасшедшую планету. Мне
хочется просить у них прощения, сказать - простите, вы сражаетесь и
гибнете за меня, но без вас я не смогу здесь жить. Мне нужна ваша
ласка, ваша бдительность и ваша любовь.
Суперы - бойцовые панцири. Собственно, к обычному я привинчиваю
налобник с шипом сантиметров в тридцать (чертовски трудно научить
собаку пользоваться им), добавляю шипы на спину и бока - по двадцать
штук.
Хотел бы я увидеть рожу моута, сцапавшего мою собаку.
Но прямое оружие собак - автоматические пасти. Работает их
челюстями наспинный робот с передаточной механикой страшной силы.
Я одел собак. Они стали фантастически уродливыми и до чертиков
опасными. Такими мы и пойдем в колонию.
Вот заскулили, машут хвостами, жмутся ко мне. Ага, Георгий... Он
перепрыгнул куст, хлопнул моута по морде.
В руке его широкоствольный пистолет. Итак, война.
- Ты знаешь, - закричал он. - Робот-то здешний. Ни одного клейма!
- Не может быть! (Я удивился.)
- Может!
- А чем так громыхнуло?
- Он нес три ракеты, этот дурак, но у двух отказал механизм
сброса. Они и рванули. Кстати, угробили оранжевого бородавчатника. В
клочья разнесли!
- Так ему и надо, - бормочу я. - Обнаглел, за собаками гонялся,
меня ловил.
Георгий подходит, хлопает меня по плечу. У, какая тяжелая, добрая,
страшная рука.
- Радуйся, - говорит он. - Им завтракает желтый слизень с дом
величиной.
- Он светится?
- Там и без него светло.
По-видимому, это Большой Солнечник - он живет в роще коралловидных
деревьев. Погрузились. Я сел за пульт управления. Аргус угнездился
рядом. Он сидел понурясь, словно из него вынули все кости.
Я увидел, как худы и остры его плечи, и у меня сжалось сердце.
Ники влез к собакам.
Я поднял машину над деревьями, в мир особенных, верхушечных,
лесных жителей. Нас тотчас окружили летающие пузыри, на крылья село
несколько желтых двухголовок. Они подбежали к кабине и глядели, тараща
глаза. Я повернул на юг и дал умеренную скорость. Газовые струи
потянулись за нами. Теперь, если у Штарка и есть дальний радар, он
ошибется, не заметит нас, так низко летящих.
Пролетев километров двести, я повернул на запад. (Здесь джунгли
цвели верхушками.)
- Тим, - спросил вдруг Аргус, - Тим, ты все там убрал?
- Что? Где?
- Ну, дома?.. Коллекции, фото, записки?
- Основные в сейфах, последние на стеллажах.
- Тим, мне жалко, что так все получилось, - сказал Аргус.
- Что случилось?
- Он накрыл нас. Он влепил в дом три ракеты. Ты погляди - дым.
Я откинул солнцезащитный козырек и увидел этот дым. Он поднимался
из джунглей, тонкий и высокий, как шест.
Меня ударило в грудь, и закружилась голова. Я ощутил холодные
пальцы Аргуса - он снял мои руки с клавишей управления.
- Мне жаль, - повторил он. - Мне очень-очень жаль.
Я зажмурился и подержал свое лицо в ладонях - они пахли машинной
смазкой. Я стал предельно несчастлив.
Я родился в подземелье, на холодном Виргусе. Я рос на скупой
планете, без животных и деревьев. На Люцифере я нашел для себя все,
что мне было нужно, даже в избытке. Мне было хорошо здесь.
- Звездный, - сказал я. - Ты ввязал меня в эту историю. Чертов
Штарк бы меня не тронул. Зачем я ему? Ну, сижу на станции, ну, собираю
образцы.
- Верно.
- Я тебя должен ненавидеть - коллекции погибли.
- Основные в сейфах.
- Гони к дому! - заорал я, вскакивая.
- Вот этого я не сделаю.
- Там горят труды наши. И твои тоже, имей в виду.
- А мне что за дело? - сказал он и заговорил вдумчиво: - Я как-то
отвердел, мне чужды твои тревоги. Я - стрела правосудия, направленная
в Зло, мой путь прям. (Он вздохнул.) Ты не злись, сейчас тебе станет
хорошо. Тебе хорошо, хорошо... Ты забыл, тебе хорошо.
Он погладил меня холодной ладонью, и мне стало хорошо. Я
расслабился, даже глаза прикрыл.
- А коллекции мы соберем новые. Пустим в джунгли
роботов-наблюдателей, и будет тебе урожай, - ласково говорил он.
- Да где же их взять-то, роботов, где?
- У Штарка.
А вечером следующего дня Штарк сбил нас.
До плато оставался час полета. Близился вечер. Мы пролетели озеро
Лаврака. Там, помню, мы с Ланжевеном стреляли по отражениям береговых
камней и рикошетом попадали в камни.
Такое озеро здесь одно, прочее - болотистые джунгли. Если
повторить это слово тысячу раз подряд, бормотать его не день, а месяц,
год, то станет понятна их обширность.
Что там творилось, в этих болотах, никто толком не знал, даже я.
О доме и коллекциях я больше не думал, на Аргуса не сердился. Меня
охватило состояние подчиненности, я отдыхал впервые на Люцифере.
Сумеречное, дремотнее состояние.
К вечеру мы запеленговали сигналы чужого радара. Автопилот повел
скарп по пеленгу. Шли мы как по ниточке. Георгий сказал мне, что
слушает Голоса, и зажмурился.
Собаки повизгивали, просили есть.
Я пошел к ним. Дал охлажденную воду, сунул каждой по галете и стал
глядеть в иллюминатор. Я видел лес, размазанный скоростью в ржавые и
белые полосы, видел проносящиеся назад летучие существа, слышал удары
их мягких тел по корпусу и свист воздуха на его обводах.
Свист и мокрые шлепки, свист и шлепки.
И вдруг мы наскочили на скалу, ударились в дерево, уперлись в
стену. Так мне увиделось - скала, затем дерево и стена. Меня бросило
на пол. Вспыхнул огонь, и в каюту вошел вонючий дым.
Нас спасли высокие деревья - "Алешка" упал на их вершины и
провалился вниз. Падая, он заклинился в сросшихся стволах. Результат -
скарп прикончен, мне в кровь разбило лицо, Бэк вывихнул лапу, а
Георгий как новенький, хотя кабину буквально разворотило взрывом.
Он сбросил лестницу. Я же в оцепенении глядел вниз - чернота
тропического леса, фосфор мхов.
Я дрожал в ознобе. Я стискивал зубы, сжимал кулаки и...
разрыдался. Георгий же скалился. Он ощупывал себя, хлопая по плечам,
по ногам, и говорил мне:
- Ты знаешь, это теле даже не напугалось. Не скажу, чтобы не
успело, - ракету я заметил, она шла встречным маршрутом.
- Отчего же не свернул?
- Инерция массы. Ракета же кинулась в нас из деревьев, как рыбка.
Это было красиво.
И мечтательно, с эгоизмом вояки, сказал:
- Со Штарком любопытно цапаться...
- А здоровье экипажа тебя не интересует?.. Плевать?.. На собак? На
коллекции? На меня?
- Осмотрим-ка лучше Бэка.
Мы вправили псу лапу и стали советоваться.
- "Алешка" пропал, - итожил Аргус. - Это плохо, дорога удлиняется.
Ничего, доберемся. Зато плюс - Штарк перестает нас ждать. Он уверен,
что мы погибли. Конечно (Георгий прищурился), сюда прилетит
проверочный робот, уже взлетает. Он сфотографирует, уточнит. Итак,
никакого движения в течение часа. Кстати, отчего у тебя нет
роботов-зондов?
- Траты на станцию и так чрезмерны.
(Робот уже был рядом).
Мы приказали собакам лечь и замереть, да и сами не двигались.
Тотчас слетелись вампиры. Они тянули трубочки губ, нам приходилось
бить их по вкрадчивым гибким мордам. Такие прикончили Шургаева. Он,
раненный, полз в лагерь и был перехвачен ими.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг