прожектором.
Пещера осветилась вся. Я даже вздрогнул - так хорошо было здесь. Я
глядел будто из центра кристалла с тысячью граней: стены искрились,
всюду - гипсовая паутина. На полу - цветы: розы и прочее. Подземный
сад: белая трава и в ней еще цветы, еще звезды.
Я встал, чтобы удобнее было смотреть.
Я не жалел, что была погоня.
Я пил глазами красоту подземелья, подмечая все новые ее детали. А
они менялись при каждом движении прожектора (кто видел многоножку в
покое?).
- Не правда ли, здесь, под землей, чудесно? - говорил мне Штарк. -
Одиночество здесь полное. А звуковые феномены? О, я могу многое
рассказать вам о подземельях. Я вырос в них, копил силы, вынашивал
главную мысль. Идите, идите ко мне. Аргус. Вы ведь не сможете быть
прежним, с тоски умрете, я вам верно говорю. Давайте, операция - и мы
киберги, мы вместе. Всегда, тысячи лет. Жалко Люцифер? Найдем иное
место. Давай врубим имена в историю. Кстати, о колонистах. Вы отнимете
меня у них. Не боитесь? Я ведь им так много дал.
...Нас встречали колонисты и Тим с барбосами.
Я вел Штарка. Коридор таял в голубом свете. В нем - люди. Я шел, и
лицо мое было - камень! Я так его и ощущал - камень.
Колонисты (сильно сдавшие, постаревшие этой ночью) встретили нас
набором подбородков и пронзительных взглядов. И молчанием - ни слова
Штарку!
На запястье его правой руки было изящной работы кольцо.
Оно отгородило Штарка, сделало его слабым и презираемым. Никто его
не боялся, никто не испытывал к нему благодарности.
Вот оно, наказание!
- Ведут, - сказал кто-то. - А, Шарги...
- Достукался, - отозвался Прохазка. И все!
Мне было противно их равнодушие.
- Дорогу, дорогу, - говорил я. Времени было в обрез: нужно забрать
костюм - уникальная штука. Нужно взять робота-хирурга. Отличная вещь!
А еще я видел: "Персей" ходил вокруг планеты и ждал нас.
Я оставил Штарка в комнате с Тимофеем и собаками и ушел в рубку. Я
связался с коммодором, увидел на экране его озабоченное лицо. Мы
договорились об охране регалий Аргуса.
И с удовольствием я сказал себе, что сегодня, вечером, я избавлюсь
от Штарка.
Я приказал закрыть шахты, прекратить работы и приготовить роботов
к долгому хранению. Приказал колонистам готовиться к отъезду.
Они приходили ко мне. Пришел Мелоун. Он соглашался и на проживание
в болотах. Говорил, что желает искупить вину - ведь это он привез
Белый Дым. Уверял, что выловит их, подманивая собой.
Я отказал, а на болота с дымами послал роботов. Приказ: испарить
их к чертям собачьим!
Приходила великолепная четверка - не оставил.
Но осталась Мод Гленн.
Остался врач - около своих орх, токсинов и слизней.
Оставил я и любителя механики - это был застарелый холостяк и
никому не нужный брюзга.
Починенный "Алешка" сделал несколько рейсов к нашему дому и к
старт-площадке. Сначала он перевез собак и Тима, затем роботов, затем
Штарка, багаж и колонистов.
Эти ощущали себя побежденными. Угрюмые и хмурые, они сидели на
вещах на краю старт-площадки и ждали ракетную шлюпку. Я же следил за
ее траекторией.
Я видел - коммодор в парадной форме.
Я видел - два его космонавта вооружены. Они станут охраной
Красного Ящика, и коммодор надолго теряет власть над ними. Таков
Закон.
Я видел - те члены команды "Персея", что дежурили в звездолете, а
не лежали в сне долгого анабиоза, взволнованно ждали.
Ждали Красный Ящик, ждали колонистов, ленивых и робких.
Беспокойство вновь одолевало меня. Я не спал неделю, одежда много раз
промокала и высыхала на мне. Но я не ощущал слабости.
Я топтался на площадке, сжигаемый нетерпением. И еще был Аргусом -
при моем приближении колонисты отворачивались.
И Тим отворачивался. Но я видел его насквозь. Он ждал, когда я
стану прежним. Тогда он возьмет свое. Он станет заботиться, нянчиться,
покровительствовать мне.
Так и будет... Милый Тим, я соскучился и по твоей воркотне, и по
твоему упрямству.
...Колонисты?.. Повесили носы?..
"Слушайте, - внушал я. - Вы сытые и нежные, ленивые и жадные.
Поднимите головы! (Подняли.) Держитесь! Примите наказание, долгое как
жизнь, с достоинством".
...Штарк? Этот был желт (разлилась желчь) и презрителен.
Он все доставал и жевал свои шарики. Вот его мысль: "Твое время и
сила кончаются". Пусть кончаются, многое кончается. И с удовольствием
я думал, что пора риска для Тима и его собак тоже кончается - я забрал
всех роботов-исследователей. Их множество - от больших (для сбора
образцов) до крохотных соглядатаев. Одни могли сидеть на деревьях,
другие парить в воздухе и прослеживать жизнь любого зверя. Хорошие
штуки! Ими Штарк исследовал планету (затем вынес ей приговор).
Я подмигнул Штарку.
- Вы думаете, - сказал я, - о побеге?
- Представьте себе, так. Но это же младенчество. Знаете, Аргус, я
задумался не только о побеге, я думаю о себе. Раньше времени не
хватало, а вот тут... Что я такое? Какова моя ценность? Понимаете, я
не старый, всего семьдесят. А что сделано? Заметьте, безделья я не
выношу, работаю как черт. Нет, тысяча чертей! Десять тысяч! Итак,
семьдесят лет составляет шестьсот тысяч часов. Чем я их заполнял?
Аргус, я расточитель. Двести тысяч часов я проспал, двести тысяч ушло
на так называемую жизнь, на выполнение различных обязанностей. На
образование, например. Еще сто тысяч я бросил на выполнение
обязанностей гражданина Вселенной. Не ухмыляйтесь, это серьезно. До
пятидесяти лет я был неумолимо серьезен.
Из оставшихся ста тысяч часов шестьдесят тысяч истратил на
перемещения с места на место и лишь сорок тысяч на работу. А вы
помешали мне.
Понимаете? Даже планету не переделал.
А сейчас поговорим о вас, мой бледнолицый красавец.
Не думайте, что победа ваша полная. Я дал хороший пинок этой
планете, и она завертелась иначе. Поймите это. О, я бы и с вами
справился, если бы не ваш проклятый темп.
И вдруг он посмотрел на меня с простым и наивным любопытством.
Даже глаза вытаращил. Будто мы вот только что встретились, а Штарк
узнал, что я Аргус. Его глаза обежали мое вооружение, но отчего-то
снизу: пистолет, жилет, шлем.
Штарк оживился, разглядывая мою технику.
- А вы хорошо знакомы со всеми вашими игрушками? Шлем, жилет,
пистолет? - спрашивал он.
- Немного.
- Шлем... Тут вы все знаете. Жилет? Здесь мое знание ограничено,
но его цена раз в десять выше цены всего моего оборудования. Цените
его. Пистолетик? Его цена - второй мой поселок. Сумасшедшие траты!
Закон в Космосе - доро-о-гое удовольствие.
- Но в данном случае необходимое! - вставил я.
Штарк, словно не услышав моей реплики, продолжал:
- А пистолет - отличная вещь, моя конструкция. И не ешьте меня
глазами, прошу вас. Ну хоть на прощание. Вам, я знаю, это игрушки, а
мне тяжело, сердце жжет.
...Ах, Судья. Помню, когда рождалась у меня идея повертеть
планеткой, то бродили в голове схватки, удары лучей и прочее. А на
самом деле все оказалось предельно трудной работой, а вот теперь еще
дурацкая лихорадка. Потрогайте руку. Горит? Это подземная лихорадка.
...Судья, вы ощущали такое состояние: мочь и не хотеть? Я ощущал.
Не из лени, не из трусости - я не боюсь даже вас, Звездный, даже
сейчас.
И не из боязни неудачи. Разве я мог добиться большего? Я был
царем, маршалом двухсот сорока универсальных роботов. Я вспорол эту
планету. Не-ет, я недурно провел время. И кибергом бы стал, и...
планету переделал бы. Э-эх, пронюхали... Чертов Гро. Ведь он? Скажите
- он?
Я молчал.
- А руку-то мне напрасно тогда жали. Вот, онемела и не отходит.
Так вот, задумываюсь, в чем моя ошибка.
- Людей вы презираете, - сказал я ему.
Штарк вздернул плечи, вскинул свой клюв.
- Люди?.. При чем тут люди? Некоторых я весьма уважал. Себя,
например. И ты был отличный мужик - пока в костюмчике.
И замкнулся в себе.
Стал покрапывать дождь, и Штарк съежился. Он озяб.
...Я ходил и ходил по площадке. Сгущались тучи, в чаще поревывал
моут, недалеко охотилась стая загравов. Хлынул ливень. Вода плясала на
бетоне. Запищал зуммер - ракетная шлюпка шла на посадку.
Сейчас все кончится. Сейчас я стану свободным, а Аргусы улетят.
Это же хорошо, что всему бывает конец. Даже счастью. Иначе бы стало
невыносимо. А-а, Голоса... Прощайте, прощайте...
Прощайте, друзья! Где-то вы будете? Сколько сотен лет проведете во
сне ожидания, пока вас призовут к новому делу?
Часть третья
БУДНИ ЛЮЦИФЕРА
1
Дневник Т. Мохова
Дня через два после окончания суматохи с Штарком я вспомнил совет
Гленна поймать медузу. "Это, - записывал он, - раскроет загадку
низкого удельного веса здешних организмов". Он предполагал, что в
медузе антигравитационное вещество находится в несущем пузыре. Но я
долго не решался ловить этот пузырь объемом в десятки ядовитых
кубометров. Я посоветовался с доктором, тот сказал Аргусу. Георгий,
конечно, загорелся. Привлек механика (тот пожалел о Штарке: "Немедля
что-нибудь бы изобрел"). Он припомнил, что медуза была поймана
Штарком, пошарил по кладовым и нашел мини-скарп, отделанный под
медузу. В нем были и сеть, и гарпун, полый внутри, и насос. Затем
Георгий в этом медузоскарпе с утра завис над убитым солнечником. Но
только вечером приблизился довольно большой отряд медуз-титанов.
Я наблюдал за всем, болтаясь с д-ром Джи на полкилометра выше
Георгия.
Сверху я видел красный шарик скарпа-обманки, видел неторопливо
плывущих медуз и ощущал всю строгость момента, первого прикосновения к
тайне. Георгий же похохатывал (по радио). Он уверял, будто одной рукой
скрутит медузу, что и сделал. Сетью как бы подчерпнул ее, и мы камнем
упали вниз, к нему.
И д-р Джи проколол гарпуном тугой радужный пузырь, включил мотор,
и насос со свистом потянул в себя газ невесомости. Я видел, как
пластиковый мешок фиолетово засветился... Когда мешок стал тугим, д-р
Джи перекрыл вентиль, положил гарпун на дно скарпа, и мы отошли в
сторону. Я увидел - Георгий вышел на крыло. Одной рукой он держал сеть
с медузой, другой размахивал и кричал:
- Гляди, я держу эту гадину одной рукой, я еще силен, еще Аргус!
- Он просто идиот, - буркнул д-р Джи. - В медузе остается газ,
сейчас он выйдет.
- Брось! - закричали мы. - Бросай сеть.
Но слизистая масса потянула, и Георгий упал. (Он говорил потом,
что забыл разжать руки.) Он падал вниз, стремительно уменьшаясь. Джи
выключил антиграв и перешел в свободное падение - он хотел перехватить
Георгия. Я зажмурился. Но когда мы подлетели к Георгию, тот догадался
отпустить сеть и летел на антиграве. Пояс с прибором сполз, Георгий
плыл вверх ногами, рука его была в крови - сеть ободрала ладонь. Мы
взяли его на борт.
Он говорил:
- Ну вот, я опять слабый человечишко!
В тот вечер он и заболел. И тогда же доктор сказал такую фразу, -
сегодня мы-де взяли самое яркое на планете, а далее пойдет обыденная
работа.
Я расхворался.
Началось, конечно, с болотной лихорадки. С нею Тим расправился
круто.
Затем к ноге прицепился фиолетовый настырный грибок - Тим сбил его
излучателем. А там пришла и предсказанная им слабость. Я, вялый и
слабый, ничего не делал, а только лежал и спал.
Тим ликовал - он взял свое! Он лечил меня, тотошкал, упрекал,
припекал. И все это делал с сияющей мордой.
Собаки мне сочувствовали. Они проведывали меня, виляли хвостами,
глядели ласковым взглядом.
Жил я так.
Просыпался к завтраку и видел: за столом сидит Тим, бодрый, умытый
и причесанный. Завтракая, он рассказывал мне ночные новости: о
нападении моута, о том, что ночники наконец-то откочевали.
Затем намечал вслух план на новый день и уходил. Я засыпал,
просыпался, снова засыпал и просыпался. Кондиционер пел мне свою
песенку, я то пил чай из термоса, то листал старомодные книги,
зачитанные поколениями.
Или думал.
Прошедшее было для меня дивным сном, который вспоминаешь то с
предельным ужасом, то с великой радостью.
Я вспоминал Штарка и колонистов... Теперь они мне не казались
маленькими. Это были характеры и судьбы в своем роде поучительные.
Быстро уставал. Тогда, зажмурясь, смотрел сквозь веки на солнце
или слушал, как Ники домовничал. Прибрав помещение, он готовил
кормежку собакам и нам (кашу с мясом из слизня по имени "травяная
курочка"). Затем кипятил чай, много чая, и уходил во двор.
День шел, солнце переходило из одного окна в другое, то лил, то
обрывался дождь.
Или эффектно накатывала гроза - первобытная, тропическая. Она
приходила так: в полдень ярилось солнце, к двум-трем часам собирались
тучи. Темнело.
И тогда молниями, словно ногами, шагала к дому гроза. Гром ее
шагов нарастал, ноги-молнии сливались и казались одной, непрерывно
пляшущей.
И, прислушиваясь к раскатам громов, я прикидывал, как было бы
хорошо не говорить формулу отречения, быть Аргусом всегда.
Я вспоминал: вот снимаю шлем - и слабеют глаза, и уходит Знание.
Снимаю бронежилет - и кажусь себе таким голым и слабым. Отдаю пистолет
- я окончательно беззащитен.
Отречение!.. Я лежал и с отчаянием, с горечью думал о силе слова.
В прошлый раз слова обряда дали мне сверхсилу. Слова отречения отняли
у меня ее.
И с подозрением я вдумывался в любые слова, искал в них истоки
могущества. Например, такие - хлеб, любовь, кислород.
Или такие - товарищи, друзья, мы, они.
...Выдохшаяся гроза уходила, ворча, за горизонт.
Прилетал Тим. Гремел его голос, звенели панцири собак. Они
ссорились между собой и, обиженные, визжали. Тим умывался,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг