- Да, мне очень жаль. Прекрасный был молодой человек и умер достойно.
Что теперь сказать его бабке?
- Все уже сказано. Барон, у меня к вам есть разговор - нечто среднее
между просьбой и предложением. Таурта Феана предвидела скорую смерть
своего внука и заставила меня принять в наследство королевство Хартум, с
тем чтобы я поставила там своего наместника, человека, заслуживающего
доверия, уважения и... Словом, я хочу просить вас принять на себя труд
править Хартумом. Я хочу, чтобы вы вместе с ранеными воинами и телом
сайнанга вернулись назад, в Хахатегу. Феана ждет наместника, чтобы иметь
право со спокойной душой покинуть этот мир и воссоединиться со своим
супругом. Что вы мне на это скажете?
- Я, право, не знаю, госпожа, - смутился Банбери. - Легенды гласят,
что хранитель талисмана должен постоянно находиться при нем и заплатить
жизнью за то, чтобы талисман ожил...
- Не совсем так - заплатить жизнью, выслушивая его несносную болтовню.
- Обижусь, - пригрозил перстень. К его чести нужно сказать, что он
все понял и сейчас молчал подолгу, чтобы не мешать новой хозяйке и дать ей
возможность восстановить силы и умерить скорбь.
- Извини. А вы, барон, видите, что с талисманом мы вполне ладим. Вот
с Хартумом сложнее.
- Если вы прикажете, дорогая Каэ, то я буду рад где угодно и чем
угодно помочь вам. Но все же - какой-то барон на троне одного из самых
богатых государств...
- Хартум богат?
- Весьма и весьма. Ведь Лунные горы - это целая сокровищница
драгоценных камней и золота. При желании Хартум может скупить всю Иману.
- Странно, что его до сих пор не захотели завоевать.
- Он откупается от Ронкадора и Эль-Хассасина, но вы правы, так не
может продолжаться вечно. И потому нужна большая армия. В Хартуме хорошая
армия, но... Словом, мне страшно.
- Давайте по порядку, барон. Что касается ваших прав, то, во-первых,
королевой официально буду считаться я. Во-вторых, вы прямой потомок Арлона
Ассинибойна, что он сам признал, и свидетелей у нас около сотни, то есть
больше чем достаточно. Единственный вопрос: захотите ли вы принимать такую
ответственность? Считаете ли себя достаточно сильным, чтобы отвечать за
все государство?
- Хороший вопрос. Кстати, таурта умна: Хартум, в котором официально
правите вы, уже не лакомый кусок, но серьезный противник, и редкий безумец
захочет нападать на такую страну. Если вам это действительно нужно, Каэ,
то я могу пренебречь собственным желанием и не сопровождать вас, а
вернуться в Хахатегу, позаботиться о раненых, о похоронах сайнанга и о
вашем наследстве.
- Я и не знаю, как вас благодарить, барон.
- Пустое. Разве что приезжайте ко мне почаще. Или меня вызывайте для
отчетов.
- Договорились.
- Почему это мне никто королевство не предлагает? - спросил толстяк,
подходя к ним. - А как бы это торжественно, как бы красиво звучало: таурт
Барнаба Первый.
***
Они расстались на границе с Хартумом, чуть в стороне от того места,
где состоялась битва. Барон Банбери Вентоттен и двенадцать раненых
сангасоев двинулись назад, в Хахатегу, везя с собой тело сайнанга
Эльбескоя. Магнус взялся облегчить им этот путь, переправив их почти к
самой столице. Молодому чародею не стали задавать бестактных вопросов на
предмет того, какой магией воспользовался он и как ему это удалось при
полном отсутствии даже следов хотя бы карманного зеркальца.
Барон Вентоттен вез с собой письмо Каэ к таурте Феане, что было
чистой воды формальностью, соблюденной для того, чтобы придворным
государыни было не к чему придраться. Каэтана была уверена, что старая
альсеида уже все знает и теперь готовится отойти в иной мир вскоре после
прибытия наместника.
Оказалось, что барон стал добрым другом всем, и прощание вышло
тоскливым, хоть и не таким грустным, как с Рогмо, потому что трон Хартума
в эти смутные и тяжелые времена был более устойчив и менее опасен, нежели
эльфийский престол. Прослезившийся Банбери клятвенно заверил своих друзей,
что погибшие сангасои в самом скором времени будут похоронены в Хартуме со
всеми полагающимися почестями и что он заберет их тела с этого кровавого
поля, как только сможет.
А уменьшившийся отряд Каэтаны все же пересек границу Эль-Хассасина.
По словам неугомонного перстня выходило, что там находятся сразу два
талисмана Джаганнатхи и они ближе остальных. Даже если Каэ и хотела бы
что-то изменить, то права выбора у нее уже не было. Ее путь лежал вдоль по
течению Нии, до самого ее устья, где лежал загадочный и таинственный
Сетубал - город Безумных хассасинов, детей Ишбаала. А потом, если Сетубал
выпустит ее из своих смертельных объятий, - дальше, на восток, к горе
Нда-Али. О том, что за напасти ждали ее на этой вершине, перстень стыдливо
умалчивал. Не то сам не знал, не то не хотел портить ей настроение раньше
времени...
В Сетубале на троне в виде огромного черепа, выточенного из слоновой
кости и усыпанного драгоценностями, ныне восседал очередной - одни только
боги помнят, какой по счету - Чаршамба из рода Нонгакаев. Видимо, это имя
пользовалось самой большой популярностью в королевской семье, потому что
за многие сотни лет их правления среди десятков Чаршамб появились всего
три или четыре Марчабайла, один Хедиджа, да отца нынешнего короля назвали
Хеджеваном. А вот имя самого славного предка - основателя нынешней
династии Лоллана Нонгакая - пользовалось почетом, но никогда не давалось
никому из его потомков.
Насколько Каэ поняла из сбивчивых объяснений перстня да из рассказов
барона Вентоттена, Лоллан Нонгакай считался одновременно и святым, и
проклятым. Это странное сочетание таких несовместимых качеств было
приписано ему после какой-то темной и загадочной истории, о которой даже в
самом Эль-Хассасине вспоминали крайне редко. Считалось, что названного
Лолланом ждет судьба особенная - страшная, трагичная и великая. Но ни один
король не хотел такой судьбы своим детям.
Правящий монарх никогда не расставался с тремя символами власти:
кольцом Нонгакаев, в которое, по слухам, было вправлено глазное яблоко
одного из сыновей Пэтэльвена Барипада (насколько это правда, узнать было
невозможно, потому что кольцо выглядело вполне обычным, разве что сапфир в
нем и вправду был очень велик); мечом Лоллана - кривым клинком, которым
обычно не пользовались хассасины, и украшением из зеленого золота,
висевшим на шее, - талисманом Джаганнатхи.
Именно этот талисман считался самым большим сокровищем королевства. И
охраняли его всерьез.
Пока они продвигались по тенистому тропическому лесу, вдоль берега
звонкоголосой Нии, Каэтана не переставала думать, как же удастся ей отнять
талисман Джаганнатхи у короля Чаршамбы Нонгакая.
А сразу после того, как два отряда расстались на границе и барон
Вентоттен отправился в прошлое, тогда как Каэ и ее спутники должны были
устремиться в будущее, Барнаба подошел к ней и сказал:
- Послушай, я немного устал. Вечность мечется из стороны в сторону,
пытаясь залатать те дыры, которые я проделываю в ее плаще. Может, отпустим
наконец время? Талисман у нас...
- Талисман у нас, - задумчиво кивнула она. - Магнус, Номмо, Куланн,
мне нужен ваш совет.
Они подошли сразу же, как только услышали ее зов.
- Что случилось, Каэ?
- Ничего серьезного, просто мы с Барнабой думаем, стоит ли отпускать
время?
- А как же возвращение домой? - спросил Куланн. - Кто знает, что там
успеет случиться...
- Об этом я не подумал, - нахмурился Барнаба. - Просто все больше и
больше несоответствий во времени возникает, пока мы странствуем из конца в
конец Иманы. Это как пряжа, которую я запутываю все сильнее и сильнее.
- Я подумал, - Номмо задрал личико вверх, чтобы лучше видеть своих
друзей, - можно ли отпустить время на Имане, а с Вардом повременить?
- Сейчас подумаю... - Барнаба какое-то время напряженно размышлял и
наконец просиял:
- Как я сам не догадался. Это же проще простого - вот так и вот так.
- Он произвел пухлыми ручками какую-то странную манипуляцию, словно
переставлял кубики с места на место. - Тут все, как и должно быть в
приличном мире, и там все как обычно. Просто для них, на Варде, время
будет течь во много крат медленнее. Но по дороге с одного континента на
другой эта разница будет незаметно стираться...
Магнус с интересом смотрел на Барнабу.
- Наверное, я так до конца никогда и не разберусь в том, что ты
творил с течением времени.
- До конца я и сам никогда не разберусь, - радостно сообщил толстяк.
- Я ведь еще не упоминал о том, что учитывал разные часовые пояса...
ЧАСТЬ 3
В Сетубале круглый год стояла неописуемая жара. Близость моря только
немного смягчала климат, и мода Эль-Хассасина определялась в основном
погодными условиями.
Король Чаршамба Нонгакай томно полулежал на своем известном всей
Имане костяном троне в виде человеческого черепа, а четверо рабов -
темнокожих, с ярко-белыми волосами и синими глазами - обмахивали его
огромными опахалами из алых и синих птичьих перьев. Рабы эти происходили
из коренных жителей Эль-Хассасина и относились к древнейшей расе на всем
континенте - фенешангам. Легенды утверждали, что в незапамятные времена
фенешанги были столь же могущественными, как и эльфы, гномы и другие
народы нечеловеческой крови. Самые прекрасные города страны - Аджа-Хош,
Тахат, Аджа-Бал - были построены во времена расцвета их цивилизации. Но
все величие фенешангов кануло в прошлое, и теперь их никто не представлял
иначе, чем рабами или в лучшем случае слугами Безумных хассасинов.
Король был высоким, худым и смуглым. Его жесткие прямые волосы
спускались ниже ушей и были ровно подстрижены над бровями. И брови, и
волосы, и глаза Чаршамбы Нонгакая были угольно-черными. Короля нельзя было
отнести к породе красавцев, но его внешность безусловно поражала.
Ястребиный, хищный нос был изумительно тонок, жесткие черты холеного лица
свидетельствовали о характере непреклонном, твердом и сильном. Чаршамба
давно разменял шестой десяток лет, но на вид ему едва ли можно было дать
больше тридцати пяти. Тело его по-прежнему было мускулистым и поджарым,
кожа - гладкой, руки сильными, и он до сих пор не потерял ни одного
белоснежного зуба.
На короле была легкая безрукавка из полупрозрачного тончайшего шелка,
ярко-желтая, поразительно идущая к его внешности, и тонкие шаровары,
затянутые на талии и щиколотках серебряными обручами. Ноги были обуты в
мягкие туфли, шитые золотом, а из драгоценностей Чаршамба признавал только
кольцо с сапфиром и шейное украшение зеленого золота.
На террасе, нависавшей над лазурными волнами Тритонова залива, где
сейчас отдыхал король, толпилось довольно много народа. Аудиенции у своего
повелителя добились три его военачальника, главный советник и магистр
ордена Безумных хассасинов, который, собственно, и управлял делами этой
организации. Великим магистром по традиции Эль-Хассасина всегда оставался
один из потомков Лоллана Нонгакая.
Верховный командующий объединенными войсками страны Меджадай Кройден
и двое его коллег - Рорайма Ретимнон, командир конницы, и адмирал Ондава
Донегол - были огорошены сообщением об исчезновении великого магистра
унгараттов и командующего войск Кортеганы, своего извечного врага -
Катармана Керсеба.
Это известие доставил им Старший магистр ордена Безумных хассасинов
Харманли Терджен, у которого везде были свои глаза и уши. Такие вот
глаза-уши и прислали ему депешу прямиком из Большого Бургана о
таинственном происшествии, случившемся в главном замке унгараттов
несколько дней назад. По словам соглядатая, Катарман Керсеб вконец
обезумел либо замыслил особенную хитрость, потому что приказал установить
в подземелье Бурганского замка огромное зеркало в полтора, а то и два
человеческих роста. Затем вооружил отряд отборных рыцарей в количестве
пятисот человек и вместе с конями отправил их в подземелье. Туда же
проследовал он сам в сопровождении дряхлого старца, который уже навещал
его прежде. Ни имени, ни положения старика, ни даже его места жительства
установить не удалось.
Когда оруженосцы и оставшиеся в замке рыцари тщетно прождали своего
повелителя и товарищей по оружию два или три дня, они забили тревогу. Об
исчезновении сообщили королю Барге Барипаду, первой реакцией которого была
неподдельная, искренняя радость. Но вскоре правитель Кортеганы одумался и
загрустил. И правильно сделал, между прочим.
Глаза-уши Харманли Терджена, зная крутой нрав своего хозяина, не
осмелились бы беспокоить его по таким пустякам, а потому провели детальное
расследование вышеописанного случая. И вот какие диковинные вещи удалось
разузнать. Во-первых, если верить тому, что рассказывали остальные,
Катарман Керсеб объявился в Эль-Хассасине всего на несколько минут позже,
чем спустился в подземелье Бурганского замка. Там же, не вдаваясь в
подробности, он купил услуги вольного отряда хассасинов по огромной цене,
заставившей остальных наемников горько пожалеть о том, что они
руками-ногами не ухватились за это предложение.
Далее. В Хартуме состоялись похороны сайнанга Эльбескоя, наследника
правящей таурты Феаны. Юноша погиб в схватке с унгараттами и хассасинами
на границе своего государства. Таурта Феана объявила свою волю
относительно наследования трона, но это к делу не относится и в данное
время орден Безумных хассасинов не интересует.
Глаза-уши Харманли Терджена передали эстафету глазам-ушам на границе
Эль-Хассасина и Хартума. Оттуда пришло следующее сообщение: около тысячи
рыцарей - среди них унгаратты и хассасины - погибли в бою. Их тела так и
лежат на берегу ручья, по руслу которого эта самая граница и проходит. На
землях Хартума найдена братская могила, в которой похоронены всего
двадцать(!) воинов неведомого происхождения: в белых одеждах и без
доспехов. Их описание полностью совпадает с описанием тех, кто атаковал и
разрушил Белый замок унгараттов в Малом Бургане при содействии драконов.
Если это правда, то указанные воины - лучшие в этом мире.
На основании этих донесений, а также предыдущих известий из Кортеганы
и Ронкадора Харманли Терджен сделал удивительно интересные выводы, с
которыми не замедлил ознакомить своих друзей и коллег - Меджадая Кройдена,
Рорайму Ретимнона и Ондаву Донегола. Проведя часов шесть за выпивкой и
бесконечными рассуждениями, они пришли к заключению, что Старший магистр
прав, картина, им нарисованная, соответствует действительности настолько,
насколько это возможно представить неочевидцу, а активные действия крайне
необходимы. Вот почему утром следующего дня они осмелились беспокоить
великого короля Чаршамбу Нонгакая и были допущены к его персоне еще до
обеда.
- Я слушаю вас, друзья мои, - мягко сказал король. Он был весьма
сдержан в проявлении своих чувств, но эта сдержанность и мягкость не
вводила в заблуждение тех, кто долго знал его. Чаршамба был одним из самых
жестоких людей Арнемвенда.
- Повелитель! - Харманли Терджен склонился так низко, что его длинные
волосы, собранные на макушке в узел, как было принято в ордене (а также
спасало от дикой жары), мели мраморный пол. - Катарман Керсеб мертв. Он
погиб здесь, в Эль-Хассасине.
- Вот как? - Чаршамба поднял правую бровь, что означало приказ
продолжать.
- Твои верные слуги рассудили так: если король даст согласие, мы
могли бы заключить временный военный союз с матариями и атаковать
Кортегану и даже Тиладуматти. Вряд ли Барга Барипад сможет оказать нам
достойное сопротивление.
- Это хорошая мысль, друзья мои. Но кто объяснит мне, что делал в
Эль-Хассасине Катараман Керсеб и кто его пустил сюда?
Харманли Терджен отвечал быстрее, чем обычно, потому что, зная нрав
своего повелителя, не был уверен в том, что ему не прикажут отрубить
голову за халатность и попустительство.
- Он проник сюда при помощи магии - через зеркало. Это осталось
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг