зависит от них, так же как они не зависят от него. С одной только разницей
- и она в цене, которую они готовы дать за то, что им нужно.
- Что же нам больше всего нужно? - спрашивает Ши-гуа.
- Что же мы готовы отдать? - спрашивает Ма-гуа.
- Что из этого получится? - говорит Да-гуа.
И бра-тья переглядываются, удивленные тем, что впервые сказали разные
слова.
Трое монахов сидят на зеленой лужайке в мире, который никак не влияет
на них и на который никак не могут повлиять они. Только теперь их работа
заключается совершенно в другом. Например, сейчас их работа состоит в том,
чтобы узнать, какая работа им предстоит.
ЭПИЛОГ
Они сидели на залитых солнечным светом ступенях храма. Каэтана
задумчиво водила по ним рукой, с удовольствием ощущая под пальцами
приятное шероховатое тепло мраморных плит, нагретых за день. Перед ними
раскинулся прекрасный парк с бассейнами и фонтанами, маленькими ручейками,
через которые были переброшены изящные мостики. Над яркими цветами порхали
фантастические гигантские бабочки. Все здесь было ухожено, окружено
любовью и заботой. И парк словно откликался на это тепло - изо всех сил
пели и щебетали птицы, едва слышно шелестели листьями гордые стройные
деревья. А в густой изумрудной траве все время ползал и шуршал кто-то
невидимый.
Барахой держал в руках тонкостенный бокал, наполненный легким розовым
вином. По случаю жары его тяжелый плащ был сброшен и теперь лежал
бесформенной кучей у высокой нефритовой колонны. Каэтана примостилась
рядом с Верховным богом, скромно завладев пыльной бутылью в оплетке - из
храмовых запасов. Изредка она прикладывалась к ее горлышку.
- Хорошо тут у тебя, - довольно протянул Барахой и пригубил из
бокала. - Что же ты его глотаешь? Такое вино надо пить по чуть-чуть. Чтобы
распробовать, посмаковать.
- Распробовать я его уже успела - за предыдущие месяцы. Теперь просто
пью.
- Тишина-то какая, просто не верится. Деревья шумят, птицы поют. И
никаких тебе гимнов и литаний по двадцать пять часов в сутки в исполнении
нестройного хора.
- Они пытались. Но я категорически запретила.
- Счастливая - не без зависти взглянул на нее Барахой.
- Между прочим, я это счастье себе добыла, в неравной схватке с самим
Нингишзидой.
- С кем?
- С грозным и великолепным Нингишзидой, - с расстановкой произнесла
Каэтана. - Знать надо. Это мой верховный жрец. И все Древние боги, и все
Новые боги рядом с ним - несмышленые дети. А я вообще в счет не иду. Когда
он мне вручил мое расписание и перечень обязанностей...
- Что-что? - В изумлении Барахой даже оторвался от вина.
- Вот это самое и вручил. Понимаешь, оказывается, Верующие по мне
истосковались, и я должна всю себя посвящать их проблемам. Причем не путь
указывать, а сам вопрос решать - прямо как волшебная палочка. А в
свободное время заниматься истосковавшимися по мне служителями храма. А
чтобы мне не было совсем уж скучно, из всех прочих храмов Сонандана ко мне
будут идти истосковавшиеся же паломники. Каково?
- Гениальный у тебя жрец.
- А я и не спорю; Только сказала ему, что если он рассчитывает
замучить меня таким количеством дел, то я лучше сразу ухожу.
- И куда же? - заинтересовался Барахой.
- Куда глаза глядят - в ночь, в бездну. В паломничество к храму Джоу
Лахатала. Но перед уходом упраздню должность верховного жреца.
- Ну и как?
- Вроде бы притих. Нет, если всерьез, то без него я бы со всеми
молящимися и ищущими истину не справилась. Он, конечно, мудрый. Просто его
мое возвращение так подкосило. Я же все вверх дном перевернула.
Словно в подтверждение ее словам на дальней аллее робко замаячили
фигуры жрецов с музыкальными инструментами в руках.
- Ну вот. Это они жаждут воздать нам честь новоиспеченным гимном.
Хочешь послушать?
Барахой нашел в себе силы только на то, чтобы кивнуть. Каэтана
милостиво махнула мявшимся в нерешительности жрецам, и те радостно
поспешили к ней, отбивая на ходу поклоны, - жрецы были еще совсем молодые
и никак не могли привыкнуть к обществу настоящей Древней богини и ее
частых гостей. Цветные одеяния из легких прозрачных тканей крыльями
струились за ними по воздуху.
- Позвольте, великие, - едва слышно произнес самый смелый.
- Позволяю, - величественно ответила Каэ, хлебнула из бутыли и
приготовилась слушать.
Жрецы встали в некотором отдалении и заиграли. Музыка, легкая и
чудесная, вылетала из-под искусных пальцев, запутывалась в струящихся
одеждах, догоняла мотыльков и кружилась с ними над цветами. Она
соскальзывала в воды ручейков, заставляя их звенеть еще звонче и веселее.
Она обнимала деревья как теплый ветер, переливалась всеми цветами радуги и
наконец ручной птицей садилась на ступени храма у ног замерших бессмертных.
- Какая прекрасная музыка, - промолвил потрясенный Барахой.
- Тебе понравилось, о Суть Сути? - осмелился спросить жрец.
- Мне больше чем просто понравилось, - ответила Каэтана. - Проси
любую награду.
- Помоги мне найти истину, о Сокровенная.
- Истину не ищут, мальчик. Истина открывается тому, кто этого
достоин. Она озаряет светом твою душу, как солнце землю. И нет истины в
конечной инстанции. Сегодня ты открыл истину мне - своей музыкой. И я не
могу дать тебе больше, чем ты мне. Проси чего-нибудь другого.
Жрец потрясение молчал. И за него ответил другой - постарше:
- Если Мать Истины говорит тебе, что ты открыл истину ей, то большей
награды не нужно.
Они низко склонились перед двумя бессмертными и удалились.
- Ты не боишься уронить свой авторитет, все время находясь в
материальном теле? - спросил Барахой после довольно длинной паузы.
- Знаешь, я как-то привыкла к нему и не хочу пока менять ничего. А
по-твоему, это существенно?
- Не очень. Теперь мне кажется, что ты всегда была именно такой, как
сейчас. Люди боялись меня, поклонялись мне, а за помощью шли к тебе.
Поэтому и храмы у тебя были живее, что ли. А у меня грозные львы, драконы
и сплошной камень.
- Почему только камень? Золота тоже хватает.
- Ты прекрасно понимаешь, о чем я. В твоем храме хочется жить, Каэ.
Ко мне заходят помолиться, а к тебе приходят навсегда.
- Так что тебе мешает все изменить?
- Не знаю, дитя мое. Но я подумаю, обещаю тебе. Он помолчал. Потом
улыбнулся как-то жалко и растерянно. Каэтана наклонилась к нему поближе и
только теперь заметила щетину у него на щеках.
- Никогда не думала, что боги бывают небритыми.
- Тебе мешает? Побреюсь.
- Не нужно. Так ты живее. Я всегда думаю, какой ты на самом деле.
- Забыл. Давно забыл. Давай поговорим еще о чем-нибудь.
- Ты не решаешься сказать то, за чем пришел. Но почему?
- Не решаюсь. Это я, видишь ли, издалека все подбираюсь к тому
вопросу, на который обещал ответить еще в храме ал-Ахкафа, вот только...
- Только я не задаю его? Ты действительно многое забыл, отец. Даже
то, кем я стала теперь, не без твоей, кстати, помощи. Это ведь тоже
относится к разряду истин.
Барахой заметно побледнел и стиснул тонкостенный бокал с такой силой,
что тот жалобно хрустнул и с печальным звоном разлетелся на мелкие
осколки. Вино тонкой струйкой потекло между пальцев бога, пятная его
одеяния.
- С каких пор ты об этом знаешь?
- С недавних. Когда храм признал меня и я воссоединилась с той частью
памяти, которая оставалась тут. Ведь ты на что-то подобное и рассчитывал,
да?
- Я был почти уверен, что однажды ты все вспомнишь, но так скоро...
- По-моему, я никогда полностью и не забывала. Когда левиафан
появился перед кораблем, еще там, на Дере, я позвала тебя на помощь,
помнишь?
- Я услышал тебя, милая, но был очень-очень далеко и не мог помочь.
- Так это не ты прогнал его? А кто?
- Ты сама, моя девочка. Ведь твою силу, как и твое бессмертие, у тебя
отнять нельзя. Правда, можно заставить забыть, что ты бессмертна и почти
всемогуща. Можно выбросить в другой мир, заставить прожить в нем обычную
жизнь, затем перенести в следующий, и так до бесконечности. Ты будешь
считать себя смертной, родившейся от смертных родителей, и никогда не
вспомнишь о своем истинном облике. А если какие-нибудь воспоминания и
прорвутся через эту завесу, то тебя объявят сумасшедшей. Они хитро
рассчитали - они выбирали миры с примитивной магией. Миры, где никто не
мог помочь тебе.
- Так что же не сработало?
- Они не учли, что ты Богиня Сути и Истины, а значит, в любом
состоянии сможешь отличить истину от наносного, навязанного тебе чужой
злой волей. Ты оказалась гораздо сильнее, чем все думали, дитя мое.
- Даже ты?
- Даже я. Я искал тебя во многих мирах, но не находил. И впервые
услышал твой зов именно там, на Дере. Представляешь, как ты удивила меня?
- А если бы меня убили во время этого путешествия?
- Это значило бы, что ты уже не существовала. Тебя нельзя убить,
девочка. Повторяю - ни убить, ни по-настоящему лишить твоего могущества.
Прогуляемся?
Барахой поднялся со ступенек и помог встать Каэ-тане. Заметив ее
недовольный взгляд, брошенный на осколки бокала и лужу вина на белом
мраморе, он движением брови заставил их исчезнуть.
- Красиво, - пробормотала Каэ. - А я так не могу.
- Тебе это и не нужно. Твое могущество в другом, и оно гораздо
больше. А так может любой маг. Если хочешь, я научу тебя.
- Конечно, хочу.
Они медленно двигались по парку.
- Кстати, послушай. Тут на днях Траэтаона объявлялся. Воображаешь,
какой случился переполох? - сказала Каэтана.
- Это же тебе только на пользу - авторитет повышает. А переполох-то
из-за чего?
- Помнишь того монстра, которого Траэтаона называет конем? По-моему,
вполне достаточно одного этого животного, чтобы учинить полнейший погром в
приличном тихом храме.
- Молод еще. И к тому же его всегда привлекали зрительные эффекты.
- Знаешь, - рассмеялась Каэтана, - это трудно объяснить другим. Меня,
например, подобные эффекты впечатляют.
Какое-то время они молча прогуливались между мраморных бассейнов с
морской водой, в которых мерно колыхались водоросли на фоне разрушенных
мраморных дворцов и затонувших кораблей; а среди статуй богов и героев,
наполовину ушедших в песок, весело сновали разноцветные рыбки. Затонувший
город был воспроизведен до мельчай-ших деталей, но самый большой дворец в
нем едва доходила до колена человеку среднего роста. Пронизанный до дна
солнечными лучами, бассейн являл собой прекрасное зрелище, которьм можно
было любоваться часами.
Из воды вынырнула небольшая черепаха и вопросительно уставилась на
людей.
- Ждет лакомства, - рассмеялась Каэ. - Я здесь провожу довольно много
времени, вот и разбаловала их вконец - все время ношу что-нибудь
вкусненькое. Здесь хорошо думается, правда?
- Правда. Кстати, о чем ты так много думаешь, девочка?
- Я совсем не помню маму.
Барахой склонил голову, а когда поднял ее, глаза его уже не были
привычно грустными - в них застыла вселенская скорбь.
- Твоя мать была Богиней Истинной Любви. Вот так - с большой буквы -
оба слова. Ей поклонялись во всех землях этого странного мира. Она была
нужна всем, потому что умела любить всех. Понимаешь? - абсолютно всех. Я
так не умею. И никто не умеет.
Когда Хаос хлынул в этот мир, а случилось это лишь по моей вине - я,
видишь ли, экспериментировал, то против него ничто живое не могло
выстоять. Пустота. поглощала все, а его переменчивость не давала
возможности восстановить хоть что-нибудь. У меня не было даже точки опоры.
- И что мама?
- Она сумела заполнить эту пустоту своей великом любовью ко всему -
даже к этому черному колодцу Хаоса. Мир выстоял, а ее не стало. Она вся
вылилась потоком любви. В общем-то банальная история.
С тех пор пустота осталась только в моем сердце. Пустота и боль. Как
же ничтожны нынешние маленькие богини маленькой любви! Редко кто сейчас
молится в опустевших храмах твоей матери, но мне кажется иногда что этим
безумцам она отвечает из самого далекого далека, словно в насмешку над
собственной смертью.
- Если твоя боль так велика и посейчас, отец, то ты поймешь меня. Мне
нужно поговорить с тобой сразу о двух вещах. Может, согласишься - в обмен
на обещанный в ал-Ахкафе разговор?
- Конечно, милая, сказал Барахой. Он стоял перед своей маленькой и
хрупкой дочерью - великий и всемогущий бог, допустивший разорение
собственного мира, и Каэ мысленно отодвинулась от него, чтобы не причинять
боли отцу, но и не щадить вершителя судеб.
- В этом мире, отец, появилась пустота. Та самая или другая - не
знаю. Но я должна узнать, поэтому очень скоро опять уйду во внешний мир.
Обещай мне . запомнить главное: мы сами виноваты в том, что с нами
случилось. Мы ушли отсюда раньше, чем нас изгнали эти глупые, не в меру
разыгравшиеся дети. Я бы уступила им эту землю, будь уверена в том, что
они со временем прорастут в нее всей душой, всеми корнями и будут беречь и
охранять ее лучше, чем это смогли сделать мы, их предшественники. Но я
чувствую на Ар-немвенде присутствие чужой злой воли. И боюсь, у них не
хватит времени и сил.
Я долго ждала, отец, заговоришь ли ты об этом первым. Но ты не
решаешься. Либо действительно не знаешь, что здесь происходит. А
происходит страшное. Когда вы ушли отсюда, в мире осталось великое
множество незаполненных мест. Но мир не терпит пустоты - он стал спешно
восстанавливать сам себя. Сюда пришли Новые боги - более слабые, менее
мудрые, чем мы; но лучше они, чем вообще ничего и никого. Однако, отец,
оглянись вокруг. Ты только что говорил о маленьких богинях маленькой любви
- это правда. А ведь не только любовь стада маленькой... Отец! Где мой
брат - Олорун?
- Все-таки вспомнила, - обреченно прошептал Барахой.
- Где он, отец?!
- Не знаю, девочка...
- И ты приходишь в этот мир со спокойной совестью? Неужели ты не
видишь, что некто или нечто уже получило над ним власть и теперь только
укрепляет ее, протягивая свои щупальца дальше и дальше?
- Я никогда не хотел задумываться над этим, дитя. Вселенная велика,
и, став старше...
- Став старше, я не стану хуже, папа. Во всяком случае, не хочу стать
хуже. Я еще помню, что значит честь, свобода, достоинство и
ответственность. И не буду сидеть сложа руки.
Барахой смотрел на нее испуганно. Она совсем не напоминала ему
собственную дочь. Перед ним стояла решительная, сильная женщина, узнавшая
горе и радость, счастье и печаль, любовь и потери. И она собиралась
сражаться. Это он понял очень и очень хорошо,
- Неужели вы оставите этот мир беззащитным? Неужели бросите ваше
творение на произвол судьбы? Барахой задумался:
- Я обещаю тебе, что приму решение. И что не оставлю этот мир.
- Правда?
- Правда. Ведь иначе я не смогу смотреть тебе в глаза?
- Не сможешь, - твердо ответила Каэтана.
- Значит, я приму решение. А какая вторая вещь беспокоит тебя?
- Я очень хочу уйти отсюда и побродить по миру. Я гасну изнутри...
- Что с тобой? - встревоженно спросил Барахой.
- Память, обычная память о тех, кто не дошел со мной до этого храма.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг