божьей, а я уверен, что это еще один режим работы мозга, самый высший, самый
продуктивный, входить в который по собственному произволу мы, увы, пока еще
не умеем, но научимся, обязательно научимся! -
Подводя итог, могу сказать следующее; я убежден, что человеческий мозг
имеет по меньшей мере три качественно различных режима работы: аффектоидный,
нормальный и творческий, а таламус является его своеобразной коробкой
скоростей. Кстати, все говорит за то, что единственным режимом работы
логосов является как раз режим аффектоидный, так что в их сумасшествии нет
ничего удивительного - оно неизбежно должно наступить после того, как будет
накоплен некоторый пороговый минимум информации, - Гершин-Горин развел
руками. - Вот, пожалуй, и все, чем я могу быть полезен вам в настоящее
время.
Глядя на психиатра, Сергей негромко и очень серьезно сказал:
- Браво, Гершин. - Он помолчал и повторил:
- Браво!
- Есть еще порох в пороховницах, - не без самодовольства" проговорил
психиатр, вскидывая свою крупную голову.
Ему были приятны и похвала Сергея и то, что он назвал его так чудно -
Гершин.
Получилось так, что я вышел из кабинета, а Гранин и Гершин-Горин
задержались. Я было приостановился, поджидая их, но догадался, что им
хочется поговорить о чем-то наедине, как из гостиной вышла хозяйка дома.
- А где же мужчины? - спросила она. Мне хотелось спросить, к какой
категории она относила меня лично, но сдержался и ответил коротко и
неопределенно;
- Дела.
- Дела, - без улыбки повторила Лена, - мужские дела.
- Похоже, вы друзья с Сергеем?
- Да, - ответил я удивленно. Мне представлялось, что она более
осведомлена о делах, касающихся Сергея. - Мы вместе и живем, и работаем. Так
сказать, два аргумента одной и той же функции.
Лена в молчаливом вопросе подняла свои соболиные брови.
- У Сергея умер отец, - пояснил я, - вот он и пригласил меня в
компаньоны.
- Владимир Михайлович умер, - в спокойном раздумье проговорила молодая
женщина, - а я и не знала. Как же выглядит теперь эта квартира?
Мне понравилось, что она не высказывает банальных сожалений, а поэтому
предложил:
- А вы заходите и посмотрите. Она вскинула на меня глаза.
- Вы думаете, это удобно?
- А почему бы и нет?
Лена с улыбкой разглядывала меня.
- Сергей рассказывал вам обо мне?
- Нет.
- Нет, - повторила она, рассеянным жестом поправляя волосы, - жениться-то
он по крайней мере думает?
- Жениться? - удивился я. - Полагаю, что нет.
- А почему вы так полагаете?
- Чтобы жениться, как минимум, нужна невеста. Лена рассмеялась.
- Как минимум! Вы чудак. А максимум? Я пожал плечами.
- II как максимум. Это условие и необходимое, и достаточное.
Тут на мое счастье дверь кабинета отворилась и показались "мужчины".
Сергей сразу же стал прощаться и, как не удерживали его Гершины-Горины,
стоял на своем, ссылаясь на дела и занятость.
- Заходи, Сережа, - сказала на прощанье Лена, - заходи не по делам, а
просто так.
- А если по делам - так нельзя? - прищурился в улыбке Сергей.
7
На улице шел дождь, мелкий и частый, словно просеянный сквозь тончайшее
сито, спрятанное где-то в рыхлой толще хмурых облаков. Сергей покосился на
сырое небо, поежился и вдруг предложил:
- Пойдем пешком?
- Пойдем, - согласился я.
Я люблю бродить по городским улицам дождливыми вечерами. Когда идет
дождь, на улице меньше народа, больше простора и света. Горят фонари,
светятся окна домов, мокрый асфальт и лужи отражают разноцветье реклам,
блестят брызги, разлетающиеся из-под колес автомашин, которые мчатся в
сверкающую темноту с каким-то особым влажным шорохом.
- О чем говорил с тобой этот леопард? - спросил я.
- Кто - кто?
- Да Гершин-Горин!
Сергей захохотал.
- Верно, - подтвердил он с удовольствием, - настоящий леопард. Гибок,
цепок и умен.
- Умен, - согласился я, - но самонадеян.
Некоторое время мы шли молча. Про себя я отметил, что Сергей так и не
сказал мне, о чем они говорили с Гершиным-Гориным
- Гершин подойдет... - сказал вдруг Сергей. - Для формирования новой
науки как раз и нужен такой хваткий и пробивной мужик.
- Делец, но с головой. И он прав, кибернетике и психиатрии давно пора
заключить брак, если не по любви, то по расчету.
Ртутные лампы фонарей сверкали в темноте с пронзительной яркостью. Даже
частая сетка дождя не могла смягчить и утеплить этот холодный голубоватый
свет. Но на расстоянии нескольких шагов фонарь вдруг расцветал, окутываясь
радужным синеватым ореолом и становясь похожим на гигантский сказочный
одуванчик.
- Сергей, - спросил я, - скажи по совести, зачем ты меня таскал с собой?
Гранин остановился на полушаге, внимательно посмотрел на меня и снова
пошел вперед.
- Счастливый ты человек, Николенька, - с завистью сказал он в воротник
плаща.
Я ждал, что он скажет еще что-нибудь, но Сергей молчал, сосредоточенно
глядя себе под ноги. Я пожал плечами и посмотрел вверх. Дождь был такой
густой, что лицо мое сразу стало мокрым. Сумеречное небо висело так низко,
что если разбежаться и подпрыгнуть как следует, то определенно можно было
достать его рукой.
- А все-таки мы ухватились за ниточку, которая ведет к логосам, -
довольным тоном сказал Сергей, обращаясь скорее к самому себе, нежели ко
мне.
- Предложим Шпагину ставить на них коробки скоростей? - усмехнулся я.
Гранин хмыкнул, оценив шутку.
- И Гершин, и твой Михаил определенно говорят одно и то же, только
иллюстрируют на разном материале. Но что они говорят, черт их подери?
- Они говорят, - в раздумье ответил я, - что ящерицу в известном смысле
можно считать сумасшедшей, безумной кошкой.
- Верно, - с удовольствием подтвердил Сергей и пожаловался: - Я чувствую,
обоняю, осязаю, что разгадка бродит где-то в темноте совсем рядом с нами.
Слышишь?
Он остановился, подняв руку и прислушиваясь. Прислушался и я. Вздыхая,
ворочался и невнятно бормотал что-то большой засыпающий город. Шуршал и
позванивал тихонько мелкий дождь. Недовольно ворчали озабоченные автомашины,
несшиеся по улице бесплотными черными тенями все дальше, дальше и быстрее.
Звонко цокали каблучки тоненькой девушки, закутанной в блестящий мокрый
плащ.
- Слышишь? - повторил Сергей, снова трогаясь в путь. - Разгадка бродит
рядом, но она пуглива, и стоит приблизиться, как она тут же скрывается.
- Фантазер ты, Сергей.
- Фантазер, - согласился Гранин и вдруг добавил с оттенком раздражения. -
Стоит ли только искать ее, разгадку? Я даже приостановился.
- Как это - стоит ли? Мы обещали Шпагину!
- Что из того? Мало ли что обещают.
- Да ты что?
- Ничего.
Гранин посмотрел на меня:
- Тебе сколько лет?
- Двадцать восемь.
Сергей пнул ногой спичечный коробок, он скользнул по мокрому, искрящемуся
асфальту, шлепнулся в лужу и поплыл.
- А мне тридцать три. Понимаешь? Тридцать три года. А у меня ни жены, ни
детей, ни семьи. Ничего и никого нет. Только наука: математика, логика,
кибернетика. Загадки. Разгадки. И нет им конца.
- У тебя есть друзья, - хмуро сказал я.
- Что такое друзья? Мнимые части комплексных чисел. Он засмеялся и
тряхнул меня за плечо.
- Я шучу, Коля. Осенью у меня часто бывает шутливое настроение. Особенно,
когда идет такой вот приятный дождь, а желанная разгадка никак не дается в
руки. Но ты гений, Никола.
- Ты о чем? - подозрительно спросил я.
- О друзьях, - он огляделся. - Или я окончательно осел или это где-то
совсем недалеко. Пошли!
- Куда?
- К друзьям! В гости!
... Мы долго шагали вверх по полутемной лестнице. Я начал было считать
этажи, но сбился, и, может быть, из-за этого мне казалось, что мы
карабкаемся куда-то слишком высоко. Сергей, легко шагавший впереди, вдруг
остановился и поднял палец.
- Музыка? Это определенно у Федора.
Сергей прибавил шагу, и скоро мы остановились у обыкновенной, ничем не
примечательной двери. Я с трудом переводил дух, но тем не менее разобрал,
что музыка звучала именно за этой дверью: шейк, казачок, а может быть, самба
или липси, я плохо разбираюсь в современных танцах, мне почему-то кажется,
что вся эта музыка более или менее одинакова. Сергей длинно позвонил.
За дверью послышались приглушенные голоса, шум, смех. Потом смех внезапно
оборвался, и после внушительной паузы девичий голос с напускной строгостью
проговорил: "Сумасшедший! Да пусти же!"
- Звукопроницаемость самой высшей кондиции, - резюмировал Сергей и
позвонил еще раз, теперь уже коротко.
Почти в тот же самый момент дверь распахнулась и на пороге показался
молодой здоровый парень в военной форме, но без кителя и галстука - в одной
рубашке с капитанскими погонами на плечах. Вид у капитана был очень веселый,
на лбу блестели капельки пота, а из-за его плеча выглядывала девушка с
пушистой челкой, налезавшей на блестящие лукавые глазки.
- Вы к нам? - спросил капитан и, не дожидаясь ответа, радушно пригласил:
- Заходите! - Говорил он громко, потому что стонущая, всхлипывающая и
вскрикивающая музыка заполнила теперь всю лестничную клетку.
Заходите-заходите! - поддержала девушка. Ей не стоялось на месте, она
легонько пританцовывала под музыку и посматривала на нас с Сергеем с таким
видом, точно мы должны были тут же показать ей какой-нибудь фокус.
- А сюда ли мы попали? - спросил Сергей. Девушка сказала весело:
- Конечно сюда.
- Федор-то по крайней мере дома?
- Дома, - хором ответила парочка.
Девушка с челкой тут же ускакала и закричала звонко, легко перекрывая
музыку: "Федор Васильевич! К вам! Сразу двое!"
Послышался нестройный хор голосов, и в прихожей появился невысокий
плотный мужчина в белой рубашке
- Заходите, чего вы мнетесь? - с ходу сказал он и вдруг остановился.
- Сергей, никак ты?
Секунду он удивленно стоял на месте, словно не веря своим глазам, потом
тряхнул крупной тяжелой головой, заулыбался и, сделав два шага вперед,
сцапал Сергея своими большими ручищами и поднял вверх.
Дальнейшие события развивались так неожиданно и так стремительно, что
как-то перепутались и заслонили одно другое. Сначала нас потащили к столу и
с веселой настойчивостью заставили выпить по стопке водки. За мной ухаживал
высокий добродушный парень с ясными серыми глазами, в глубине которых
пряталась хитринка.
- Это же штрафная - обстоятельно объяснил он, пододвигая мне соленые
рыжики, - поэтому кроме вас никто и не пьет. Штрафную полагается пить всем,
кто опаздывает, независимо от возраста, пола, вероисповедания и профессии.
Этот обычай возник во тьме далеких веков и подтвержден многочисленными и
строго поставленными экспериментами молодого поколения. Очень разумный
обычай. Трезвый человек в компании, которая уже навеселе, чувствует себя
неуютно и неловко, как пришелец с Сириуса или Альдебарана. Поэтому прежде
всего этого человека надо привести в соответствие со всеми другими, что и
делается путем так называемой штрафной. Помните, это делается ради вашей
пользы и благополучия. А пьете вы или не пьете - это совершенно
второстепенный вопрос. Представьте, что это лекарство, закройте глаза и -
раз!
Все это звучало очень убедительно, поэтому я опорожнил стопку и закусил
рыжиками.
Сразу же после этого меня потащила танцевать худощавая, спортивного вида
девица. Она была явно сильней меня и не обратила ни малейшего внимания на
мое слабое и нерешительное сопротивление. Я вообще танцую прескверно, а в
такой ситуации все мои хореографические недостатки проявились особенно
рельефно. Я то и дело наступал на изящные туфельки своей ловкой партнерши,
извинялся, а она хохотала, запрокидывая голову, и с восторгом сообщала
окружающим, что я и вправду совершенно не умею танцевать. Потом я почему-то
снова оказался за столом. Передо мной стояла еще одна стопка водки. Все тот
же высокий парень с ясными невинными глазами обстоятельно разъяснял мне, что
это уже не штрафная, а просто очередная и что если от штрафной я еще имел
право отказаться, то теперь об этом и речи быть не может - ведь тост поднят
именно за мое здоровье и мои успехи в работе и личной жизни. Не зная, что
противопоставить этим авторитетным разъяснениям, я для порядка немного
побарахтался и послушно осушил стопку.
Потом мы танцевали, став в шеренгу и обняв друг друга за плечи, какой-то
очень бестолковый танец с совершенно алогичной последовательностью движений.
В конце концов я зацепился за чью-то ногу и упал на ковер вместе со своей
соседкой - той самой девушкой с челкой, которая открывала нам дверь. Она так
хохотала, что не могла встать с ковра и только повторяла в изнеможении: "Ой,
не могу, ой, не могу". Неведомо откуда, по-моему, как Мефистофель из-под
земли, появился хозяин дома, оглядел веселую компанию, покачал головой,
усмехнулся.
- Ну, пошалили и хватит, - сказал он и уволок меня
в свой кабинет.
Меня немного покоробила такая бесцеремонность. Но в кабинете было очень
уютно, к тому же на стареньком потертом диванчике сидел Сергей и с улыбкой
поглядывал на меня, так что я примирился со своей судьбой и, поудобнее
устроившись в кресле, принялся осматриваться.
На стене, напротив меня, висели оскаленная кабанья голова и крест-накрест
- два охотничьих ружья. Кабан мне не понравился, особенно его желтые кривые
клыки, и я перевел взгляд дальше, на книжный шкаф. Книжный шкаф был
обыкновенным, но по верху его стояли модели самых разнообразных самолетов,
по большей части мне незнакомых. Большая модель самолета стояла и на
огромном письменном столе. Это была машина странных и страшноватых
гипертрофированных очертаний, которые запечатлели в себе стремительность и
тайну. На столе рядом с моделью в беспорядке валялись какие-то бумаги,
книги, логарифмическая линейка, а над столом висели большие фотографии.
Летчики у самолета, летчики на траве, летчики, склонившиеся за столом не то
над картой, не то над чертежом. Центральное место занимала фотография, на
которой крупным планом было схвачено немолодое, но озорное, смеющееся лицо.
Я с любопытством покосился на Федора Васильевича и краем глаза заметил при
входе в кабинет простенькую вешалку и висевшие на ней кожаную куртку и
авиационный китель с полковничьими погонами.
- Я так и не понял, - спросил Сергей, - чей день рождения? Ты ведь, если
мне не изменяет память, родился
весной.
- Точно, весной, - подтвердил Федор Васильевич, - Есть у меня такой Леша
Смирнов. Хороший парень, неплохой испытатель, молод только еще, горяч,
угробиться может по глупости. Недавно женился, квартира однокомнатная, а у
меня - вот какие хоромы. Не квартира, а целый ангар. Пусть празднуют. Что
мне, жалко?
Сергей прищурился:
- А Эла не возражает?
Федор Васильевич исподлобья взглянул на Гранина:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг