Песня была окончена, но Эва и не пыталась освободиться от ее власти.
Она не хотела ограничиваться неожиданным финалом, она уже слышала в себе
продолжение этой странной песни, и я хорошо понимала владеющее ею ощущение
- ощущение того, что вот сейчас сбудется что-то предсказанное...
Вдруг ее глаза распахнулись. Я проследила за ее взглядом и несколько
растерялась.
Во время беседы окно незаметно открыли снаружи, и на подоконнике
появился восьмой Бессмертный.
- Дим, - представил его Саша, нисколько не удивившись.
В первую секунду мне показалось, что его окружает серебряное свечение -
в такой странной гармонии находились одежда, смуглое нервное лицо и
падающие на лоб русые волосы с густой проседью. А ведь одет был этот Дим,
как и некоторые другие Бессмертные, в темно-синие штаны, простроченные
почему-то по швам оранжевыми нитками, и был на нем обычный серый свитер.
Не знаю, каким образом, но я сразу поняла - Дим натворит таких дел, что
мы с Фернандо не обрадуемся. Слишком отчаянным, почти сумасшедшим, был
светлый блеск его глаз, слишком резкими и тонкими - черты энергичного
лица...
- Привет, старики! - сказал Дим. - Так это и есть Эва? Ну,
здравствуй...
И протянул ей руку - крепкую и обветренную.
Я почувствовала, как у меня за спиной насторожился Фернандо. Видно,
Бессмертный, лазящий в окна, один доставлял ему больше хлопот, чем
остальные семеро.
Я настроила себя на биосвязь, которая нам когда-то очень удавалась.
"Фернандо, Фернандо, - позвала я его, глядя в темноту за окном и явственно
видя его лицо и слыша свой голос. - Нам уйти, Фернандо, нам уйти?"
Ответный сигнал был не информационным, а просто успокаивающим. Что ж,
Бессмертные - его пациенты, ему виднее...
И сразу же за сигналом подошел он сам.
Я указала ему глазами на Дима.
"Конечно, Дим - гастролер и на все горазд. Но что он может сделать?
По-моему, беспокоиться рано", - примерно это передал мне Фернандо, но
как-то не очень уверенно.
Подозрительный Бессмертный тем временем увел Эву к окну и что-то
говорил ей. Она охотно отвечала. Меня прямо зло взяло - со мной, опытным
психогигиенистом, она месяц играет в прятки, а тут - пожалуйста!.. Слушая
ее, Дим облизывал полуоткрытые губы кончиком языка, а перед тем, как
ответить, улыбался молниеносной улыбкой. Странная была у этого человека
повадка - изящная, забавная и притягательная, все вместе. Я не видела,
чтобы кто-нибудь еще так наклонял голову, заглядывая сбоку в лицо
собеседнику.
Конечно, неплохо бы знать, что такое они обсуждают, но вмешиваться в
разговор было как-то неловко. И я решила - бог с ним, с Димом, ведь
разыгравшаяся интуиция обманывала и не таких великих эскулапов, как я. А
вот спугнуть Эву, которая так потянулась к Бессмертным, было проще
простого.
Дим вдруг стал делать руками какие-то пассы вокруг Эвиного лица. Это
было до того похоже на методику Штейна-Курилова, что я сделала несколько
резких шагов к ним. И услышала:
- Вот так, от пробора - на уши, на висках носили крупные заколки с
цветами, и падали длинные трубчатые локоны. Попробуй, тебе это пойдет.
- Для этого надо отрастить волосы, - серьезно говорила Эва.
- Можно попробовать уже теперь. Ты не волнуйся, что этой прическе
полтораста лет, она, может, опять в моду войдет.
И Дим говорил серьезно!.. Я ничего не понимала. Ну, что Дим хочет
увидеть девичье лицо времен своей молодости - это еще можно было
сообразить. Но что Эва станет слушать его - Эва, которая уход за своей
внешностью свела к умыванию и расчесыванию недлинных и густых каштановых
волос без помощи зеркала!
Я не стала мешать им, я махнула рукой на часы и предалась прелестям
беседы о современной и исторической литературе - Бессмертные много читали.
А в результате мы с Эвой удирали впопыхах - несколько раз в неделю Хьюнг
поздно вечером выходил на видеосвязь и требовал отчета.
Фернандо на электрокаре уже ждал нас, а мы все еще прощались,
целовались с Бессмертными, принимали пакетики с печеньем и сластями,
что-то обещали, чему-то смеялись.
Странное дело - после этой шумной и в общем-то бестолковой беседы я
чувствовала себя посвежевшей и далее веселой, чего уже давно не было.
- Знаете что? - сказал Фернандо, задав маршрут электрокару. - Я вам,
пожалуй, дам жетоны, чтобы вы сами могли проходить через заградительный
пояс.
- Почему вдруг такие привилегии? - поинтересовалась я.
- Бессмертным необходимы положительные эмоции. А вы им понравились.
Эва покачивалась на сидении электрокара и листала книжку стихов в
оранжевой обложке, взятую на время у Бессмертных.
- А по жетону можно будет приходить к ним когда хочешь? - спросила она.
- Да, только не забудь, где пропускной автомат.
Мы подъехали к институту, нашли свой корпус и Эва первая стала
подниматься наверх. Фернандо задержал меня.
- Ты оказалась права. Бессмертные и есть те люди, которые поймут Эву.
Более того - может быть, именно она поймет Бессмертных. Мы пробовали
вводить в их коллектив посторонних всех возрастов, кроме, разве что,
ребятишек младшей группы. Наши добровольцы усердно занимались всей их
гимнастикой, слушали музыку и полностью дублировали режим, но безуспешно.
Есть между нами и ими какая-то граница... И вот мне показалось, что Эва
может ее перешагнуть. Ты верно заметила - она не нашего, а скорее их
века...
Эва воспользовалась жетоном и разрешением на следующий же день...
Я "довольно быстро сообразила, куда она исчезла, и отправилась на
поиски. Миновав пояс, я мигом заблудилась, вброд переправилась через
ручей, спугнула какую-то пятнистую зверюшку, но в конце концов даже
обрадовалась всему этому - здесь, в лесу, на меня снизошло неожиданное
просветление. Я уселась на пень и стала думать о вещах, о которых до сих
пор не находила в себе силы даже вспомнить по-настоящему. И тут
послышались голоса.
По тропе проходили мимо Эва и Дим. Между нами была широкая полоса
малинника, и они не заметили меня.
- Я все понимаю! - громко говорила Эва. - Я понимаю, как это, когда ты
наедине с собой среди счастливых!.. Но ведь есть долг...
- Какой еще долг?
- Ну, перед человечеством. Вы же теперь ценность для человечества, -
формулировки, которыми снабдил нас Фернандо, звучали у нее бойко, но
как-то неубедительно.
- Человечество - это да! - покачал головой Дим. - Человечество мне
памятник поставит в родной Одессе по проекту лучшего скульптора. А для
человека? Ну, скажи ты мне, какому конкретному человеку тепло или холодно
от того, что я существую. Если бы я не был Бессмертным, я бы помер,
наверно, от сознания своей бесполезности. Что?
- Ты не бесполезный! - воскликнула Эва, а что сказать дальше - не
знала. Я пришла ей на помощь - окликнула ее и встала со своего пня.
Мы встретились на тропе. Поздоровались. Я впервые посмотрела в глаза
Диму.
До сих пор мне казалось издали, что они - черные, черные со светлым
блеском. Ничего подобного! Эти пронзительные глаза были василькового
цвета, ясного, густого и отчаянного.
Они были молодого цвета...
Мы заговорили о лесе, о травах, которые собирали Бессмертные, о травных
чаях, что составляла Маша, еще о чем-то, и я никак не могла понять, в чем
секрет обаяния этого человека. Эва, та просто в рот ему смотрела. А я по
привычке пыталась анализировать, но не получалось.
Должно быть, я слишком долго жила в институте, где понемногу
выработался стереотип общения, удобный для нас, людей одного круга, одного
образа жизни, одного уровня развития. А Дим говорил неожиданные вещи,
резко менял тему и сбивал собеседника с толку своими внезапными улыбками.
Я стала понимать, как трудно давалось бедному Фернандо, вышколенному
рационалисту, общение с Бессмертными.
Дим проводил нас до пропускного автомата на берегу реки и раскланялся,
балансируя на круто склоненном стволе ивы. Ствол покачивался низко-низко
над водой, и я в душе искренне пожелала Диму свалиться. Мое желание было
так сильно, что Дим подсознательно принял его, как приказ - покачнулся
но... все-таки удержался.
Мы с Эвой возвращались молча, и тут я вспомнила, что после моего
появления она почти не принимала участия в разговоре. Впечатление было
такое, будто они с Димом уже успели поговорить о чем-то важном, а теперь
лишь развлекали меня, а, может, и отвлекали.
Вечером, когда я диктовала в кристаллофон свои сегодняшние наблюдения и
планы на завтра, она вдруг вошла и села у моих ног прямо на колкий и
упругий ворсолан.
- Знаешь, - сказала она, - со мной что-то странное происходит.
Понимаешь - неожиданное... Когда я пришла в себя - ну, еще там, на
"Сигме", - я была страшно разочарована. Ну, не получилось красиво уйти,
что же теперь делать? Во мне стало так страшно пусто, и даже думать не
хотелось - что дальше... А потом я освоилась в этом состоянии - уже здесь,
в институте, когда вы все начали меня исследовать и лечить, - и мне оно
даже чем-то понравилось. Друзей рядом не было, они все в это время и без
меня обходились, и я думала: это даже неплохо, когда ты никому не нужна,
но и тебе никто не нужен...
Эва впервые заговорила со мной о своем самоубийстве. Видно, пришел час.
- Да, я привыкла к этому состоянию. Вы все хотели лечить меня, а мне
это не было нужно. Вы хотели отнять у меня единственное, что у меня было -
память о том времени, когда я была такая счастливая... Понимаешь, тогда
мне было скверно, но я была такая сильная и ради него была способна на
все. Я так не хотела терять это, что создала вокруг себя оградительный
пояс пустоты - как тот, вокруг "хижины"... С тобой бывало такое?
Вопрос прозвучал внезапно - уж не у Дима ли она научилась таким
неожиданным вопросам? И тут уж я не могла ответить ничего, кроме правды.
- Было. Когда мой муж не вернулся из дальней разведки.
- Ой... - растерялась Эва. - Прости меня, пожалуйста, я не знала...
Давно?
- Давно.
- Ты очень любила его?
- Я любила другого человека.
Девочке не понять таких вещей - подумала я с опозданием. Она и не
должна сейчас думать, что это вообще возможно - любить одного и стать
женой другого. Не надо ей знать и того, что мучительна верность, хранимая
не телом и душой, а потревоженной совестью. Ни к чему ей это...
- Знаешь, с чего тебе надо было начать? - вдруг спросила Эва. - Тебе
надо было рассказать мне о себе. Еще на "Сигме", пока меня выхаживали, и
на транспортнике, все были такие грустно-вежливые, и ты тоже. Думаешь,
приятно, когда все время рядом человек, которому велели тебя вылечить, и
он всегда наблюдает, подмечает, дает советы, выслушивает любую чушь, и все
с одним и тем же выражением лица! Я думала - когда изобретут биороботов,
они будут именно такими! А зачем мне такое стерильное общение? Думаешь, я
бы ничего не поняла? Вот Дим все о себе рассказал - как он путешествовал,
и вообще...
Что ж, кисло подумала я, дожила - услышала профессиональные упреки,
парировать которые нечем. С одной стороны - да, развитие контакта
задерживалось не по моей вине, Эва сопротивлялась. С другой - я привыкла к
иным пациентам, к одиноким операторам космических маяков, к не выдержавшим
напряжения космолетчикам из дальней разведки, к усталым и замкнутым
подводникам. Я исправно лечила их, и они, стыдясь болезни, во всем шли
навстречу, и возвращались в строй, и никому не была нужна моя нескладная
биография.
- Когда-нибудь я все расскажу тебе, - пообещала Эва, - сама расскажу,
без всяких погружений. Как я все это вижу. Но сперва я должна понять в
себе что-то очень важное, чтобы и другие поняли...
Рано утром Хьюнг вызвал меня на связь. Я доложила о благоприятном
прогнозе лечения. Но на душе кошки скребли и похвала не радовала - я
отлично знала, что не заслужила ее. Догадывалась я также, что перелом,
произошедший в Эве, может, и начался в "хижине", за круглым столом, но
состоялся в лесу, и - "под чутким руководством" Дима!
Два дня мы с Эвой занимались всеми положенными процедурами -
оздоровляющими, укрепляющими, стимулирующими и так далее. По вечерам
удирали к Бессмертным. Бессмертные по своей системе, обратившейся в
Ритуал, слушали музыку в определенных позах и самоуглублялись. Мы с Эвой
тоже усаживались к ним на ковер и молчали вместе с ними. Дим время от
времени что-то советовал Эве. Надо мной взял шефство Алик - должно быть,
по просьбе Дима, чтобы я как можно меньше мешала.
А к вечеру третьего дня, когда уже пора было собираться в гости, Эва
пропала, и искать ее в темнеющем лесу не имело смысла. На Ритуал ни она,
ни Дим не явились.
Оставалось ждать. Конечно, я могла выловить ее по "малой тревоге", но
сразу бы обнаружились и наши визиты к Бессмертным, и незаконное получение
жетонов. Даже страшно подумать, как бы нам за эту авантюру досталось, и
неизвестно, кому больше - мне или Фернандо...
Вот я и ждала. Прилегла в ее комнате на постель, зарядила в
кристаллофон кубик с каким-то развлекательным концертом, и ждала.
Разбудил меня поющий голос, который я спросонья восприняла как
продолжение концерта. Вслушалась - и проснулась вмиг. Пела Эва, первый раз
со времени нашего знакомства. И что она пела?.. Балладу!
- Ты поди замени благородство и честь своенравного верного друга!..
Мягко шлепнулись на ворсолан ее белые туфельки; раздеваясь она
кружилась по комнате.
- Если ждешь ты финала, так вот он, изволь! Но услышишь - и вдруг
промолчишь ты...
Тут Эва все же заметила, что на ее постели кто-то лежит, опустилась
передо мной на корточки и пропела шепотом, как Бессмертный Саша тогда, на
веранде:
- Не встречался ль тебе синеглазый король, в седине, но с повадкой
мальчишки?
- Встречался, - ответила я. - Этому твоему королю надо бы по шее дать
за ночные гуляния. В двести лет такое вытворять... Что за нелепый человек!
- Он не человек, а птица, - совершенно серьезно объяснила Эва. - Мы по
ошибке приняли его за человека. Да ты только посмотри на его нос!
- Птица?..
- Особенно, когда он вдруг спросит "что?" и заглянет в лицо. Спросит -
как клюнет. Совершенно птичье слово и птичье движение.
- Так... - сказала я.
- У меня прямо ноги отнялись. Я давно так много не ходила. И знаешь -
по каким-то тропкам, глина скользит, каблуки подворачиваются, в траве
кто-то пропыхтел вот так - чуф-чуф-чуф! Дим побежал следом, потом позвал.
Смотрю - сидит на корточках, кого-то гладит и говорит - не бойся, он
колючки прижал. Представляешь - ежик!
- Представляю... - сказала я.
Не стой передо мной девушка, которая месяц назад пыталась покончить с
собой, и не воротись она со свидания с двухсотлетним прапрапрадедом, я бы
могла подумать, что она попросту влюбилась в Дима...
- Да, пока не забыла, он просил передать, что хочет тебя видеть.
- Зачем?
- Не знаю.
- По-моему, этот безумный Дим в тебя влюбился, - не выдержала я.
- Да ему же двести лет! Разве можно в двести лет влюбляться? -
изумилась Эва. Видно, предельным возрастом для такого дела она считала
двадцать восемь...
Я не стала ей говорить о том, что с людьми случаются, как правило,
именно непредвиденные вещи. Но Диму все же придется объяснить ситуацию...
Так я и сделала. И даже не пришлось проявлять для этого какую-то
инициативу. Дим сам потребовал именно информации о болезни Эвы.
- Вам же рассказывал Фернандо перед нашим приходом, - сдипломатничала
я.
- Да, сказал, что девочка перенесла тяжелое потрясение, что мы должны
отнестись к ней со всей чуткостью. Отец у нее в дальней разведке, мать
почему-то не может прилететь с межпланетной, так что от нас потребовали
родственных чувств, по всей видимости. Ну, с девочками было легче - Эва им
вроде любимой внучки. Маша учит ее вязать, Диана - варить цукаты, Леночка
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг