своей казарме? Ведь твои люди все сейчас охраняют дворец, а этим нужно
отдохнуть и поесть.
- Мы сделаем лучше, о господин, - предложил грек. - Казарма
молодцов правой стороны пуста, они разбежались, когда стало ясно, что
Хайят-ан-Нуфус бросила их, и первым исчез Юсуф аль-Хаммаль ибн Маджид.
Пусть эти люди будут нашими гостями в той казарме, а мы позаботимся,
чтобы им принесли с дворцовой кухни хорошей еды, а что касается
имущества, брошенного молодцами правой стороны, и сундуков Юсуфа
аль-Хаммаля ибн Маджида, так пусть эти люди пользуются им, как
захотят. Они оказали нам такую услугу, что это - наименьшее из всего,
что мы можем им дать и дадим!
- Они прибыли на верблюдах и лошадях, им не принадлежащих, -
вспомнил Хабрур ибн Оман. - Животных нужно отвести в царские стойла и
загоны.
- Делайте так, о любимые, - приказал аль-Асвад молодцам. - Что там
еще за люди? С чем они пришли?
* * *
- Будь он проклят, этот дворец, и будь они прокляты, эти покои! -
воскликнула Абриза. - Разве нельзя было отвести нам другое комнаты?
Старший евнух, склонясь, насколько позволял живот, бормотал, что
эти - наилучшие, если не считать покоев самой Хайят-ан-Нуфус, но их
после бегства царицы еще не успели привести в порядок.
- Здесь, за этих коврах, царевич Мерван овладел мной, а я лежала,
одурманенная банджем, и не могла сопротивляться! - раскрасневшись от
стыда и ярости, объяснила Абриза Джейран. - А эти жирные мерзавцы
наверняка помогали ему! Веди нас в покои царицы! Теперь уж я
разберусь, кто был виновником всех бедствий!
Джейран, растерявшись, покорно шла за Абризой, которая уже вела
себя в хариме как полновластная хозяйка.
Евнухи, пятясь перед ней, пытались убедить ее остаться в
приготовленных комнатах, соблазняя их роскошью, но красавица и слушать
ничего не желала.
- Идем, идем, о Джейран! - звала она. - Нам нужно поскорее
умыться, на мне десять ритлей пыли и грязи, я вся пропахла конским
потом и этой безобразной кольчугой! Вот уже второй раз я путешествую
по самому солнцепеку в кольчуге, и хотя арабская куда легче франкской,
я все равно чуть не испеклась в ней и каждую минуту готова была
лишиться сознания!
Джейран, пальцы которой сами тянулись к ушам, чтобы заткнуть их и
избавить от пронзительного голоса Абризы, сильно усомнилась в том, что
эта женщина способна лишиться сознания, но спорить не стала.
- Лучший из городских хаммамов очищен от посетителей, так что вы
можете сразу же поехать туда, - вставил евнух.
- Поедем, о Абриза! - обрадовалась Джейран. - Я сама разотру и
разомну тебя! А тем временем нам приготовят другие комнаты.
- Но придется немного подождать, пока для вас оседлают мулов, о
владычицы красавиц, и пошлют стражу прогнать людей с улиц, и потом я
сам поеду проверить, все ли купцы закрыли свои лавки и нет ли среди
горожан подглядывающего... - уже предчувствуя, к чему приведут все эти
предосторожности, заговорил евнух.
- Разрази тебя гром Господень! - воскликнула Абриза на языке
франков, который она теперь вспоминала лишь при подобных
обстоятельствах, и обратилась к Джейран уже на языке арабов: - О
сестрица, этот человек поклялся уморить нас!
- Может быть, мы можен привести себя в порядок здесь? - спросила
Джейран. - Если нам принесут тазы и ведра с горячей водой...
- Довольно с нас тазов и ведер! - возразила Абриза. - Если бы ты
знала, о сестрица, как они надоели мне в Афранджи, когда за целую
долгую зиму мне удавалось помыться три или четыре раза! И, как я ни
расчесывала себе волосы, все равно в них и в одежде заводились вредные
насекомые. Если бы ты знала, как мы прогоняли слуг с кухни, и
закладывали окна всем, что могли найти, и кипятили большие котлы с
водой! Если бы ты видела ту гнусную лохань, в которую я забиралась и
сидела в ней так, что мой нос упирался в мои колени! А потом, когда я
кое-как промывала волосы, меня ополаскивали, и вытирали, и я
натягивала на влажное тело эти мерзкие шоссы...
- Что ты натягивала, о сестрица? - Джейран впервые назвала так
Абризу и сама ощутила в собственном голосе некую фальшь. Она вовсе не
хотела, чтобы эта заносчивая красавица была ее сестрицей и делила с
ней любовь аль-Асвада!
- Шоссы, и я больше всего на свете хотела бы забыть это слово! - с
неподдельной искренностью отвечала Абриза. - Вообрази, что под платьем
на тебе надет широкий теплый пояс, и ты натягиваешь нечто вроде чулок,
но только из плотного сукна, которые доходят чуть ли не до живота, и
сверху привязываешь их края к этому поясу, чтобы они с тебя не
скатились.
- Но это же страшно неудобно! - возмутилась Джейран, которая
привыкла ходить в сафьяновых туфлях на босу ногу.
- А кто говорит, будто это удобно? Разве женщины носили бы эти
ужасные шоссы, если бы у них был иной способ согреться? Когда ты
ложишься в постель, то в спальне еще тепло. Но когда ты просыпаешься -
то страшно вылезти из-под одеяла. Когда я приехала в земли арабов, то
просто ожила! Знала бы ты, о сестрица, что меня больше всего поразило?
Даже самые бедные женщины стараются купить себе шелковое платье! И
мужья дают им на это деньги!
- И что же ты обнаружила, когда купила шелковое платье, о
сестрица?
Абриза рассмеялась.
- Я еще в Афранджи слыхала, что вредные насекомые не любят шелка,
- сказала она, - но это было вроде историй про дерево, на котором
растут живые ягнята, а из их шерсти ткут тонкие ткани. Разве бывает
так, чтобы нити пряли червяки? Ведь тогда они получатся не прочнее
паутины!
- Говорят, что когда Аллах великий вывел Адама из рая, то он вынес
оттуда четыре листа, чтобы прикрыться ими, - сказала Джейран. - И они
упали на землю, и один из них съели черви - и сделался из него шелк, а
другой съели газели - и сделался из него мускус, а третий съели пчелы
- и сделался из него мед, четвертый же упал в Индию и возникли из него
пряности. Так что, наверно, все дело в том, какую пищу получают эти
червяки. Благодарение Аллаху, теперь нам надолго хватит шелковых
платьев, платков и покрывал!
- Клянусь Аллахом, я никогда больше не надену эти проклятые шоссы
и не буду мыться в лохани! - весело воскликнула Абриза. - И я очень
удивлюсь, если во дворце царей Хиры найдутся хотя бы одни шоссы!
Джейран вздохнула. Вот уже в который раз красавица намекнула, что
она будет жить в этом самом дворце. И не требовалось особой
сообразительности, чтобы догадаться, кого из них двух аль-Асвад будет
любить крепче и пламеннее.
Любовь аль-Асвада... а что это такое?..
Джейран знала лишь то, что у него пылкий и гордый нрав, нрав
истинного сына арабов, что превыше всего он ставит верность слову, а о
прочих его качествах она могла лишь догадываться.
В тот единственный миг, когда она, стоя на помосте, увидела его
лицо под позорным колпаком, она не могла оценить, красиво это лицо или
же нет. Ее больше волновало, сможет ли она без помех сорвать с пояса
гибкий клинок и передать ему. Потом она видела, как он сражался!
Но воспоминание о том побоище не вызывало в ее душе волнения,
подобного тому, которое внушил ей Маймун ибн Дамдам.
А она хотела повторить именно то волнение и предвкушение близости,
ощутить именно те стремительные и вызывающие испарину приливы крови к
сердцу!
Нечто похожее было в пещере, когда она помогла аль-Асваду снять
золотую маску и впотьмах умыла его лицо.
И получалось, что подлинную страсть в Джейран вызывал не мужчина,
прекраснейший среди сынов арабов, невзирая на черноту лица, а некий
безликий образ, являющий себя лишь в прикосновении!
Джейран никогда не слышала о том, что такое возможно. О любви она
знала от других банщиц и из сказок которые слушала у дверей хаммама.
Всюду едва ли не главной причиной любви была красота лицо и тела.
Джейран охотно взглянула бы на лицо аль-Асвада, чтобы убедиться,
что оно вызывает те чувства, которые сопутствуют любви, но она сама
вручила этому упрямцу золотую маску аль-Кассара, и он мог теперь снять
ее не раньше, чем возведет на престол сына Абризы...
А вот Абриза видела это лицо, она знала его и любила! Достаточно
было посмотреть на нее - и сразу становилось ясно, как пылко она любит
аль-Асвада и как гордится своим возлюбленным.
И аль-Асвад любил Абризу - иначе зачем бы он затеял все это
покровительство, и завоевывал трон для ее сына, и надевал золотую
маску?
Джейран ощутила себя лишней. И свадебное торжество, которое
ожидало ее, спасительницу молодого царя, показалось ей злобной
издевкой над ее подлинным положением в хариме аль-Асвада - положением
нелюбимой, которой оказывают нелепый почет, чтобы потом с чистым
сердцем посещать любимую!
Она коснулась черного ожерелья, ощутила холодок камней и подумала,
что это воистину прекрасный дар от избранной женщины женщине
отвергнутой...
Абриза же тем временем, выставив евнуха, занялась разложенными на
ковре платьями.
- Как только мы умоемся, непременно все это наденем! О Джейран,
когда я жила в Афранджи, то не могла и мечтать обо всем этом! Там мы
носили меха, и мои сорочки были сшиты из двух кусков холста, тот, что
потоньше, шел на верх, а подол был из грубого. Я сама вышивала себе
сорочки... И как же было холодно, когда я снимала грязную сорочку,
чтобы надеть чистую! Ты не знаешь, что такое каменные стены и окна,
закрытые дубовыми ставнями, и сквозняк, который поднимается, когда
слуги затапливают большой камин!
Она выбрала тонкое платье цвета граната и золотой пояс к нему.
- Вот что будет мне к лицу! А что наденешь ты?
Джейран не знала.
В хаммаме она носила то, что велел покупать ей хозяин, а покупкой
одежды ведала совсем другая женщина. В раю самозванной Фатимы она,
правда, получила нарядные платья, но ей и в голову не приходило, к
лицу ей они или же нет. А потом она и вовсе надела мужской наряд,
который ее полностью устраивал.
Вдруг ей мучительно захотелось хоть в чем-то перещеголять
красавицу Абризу. Несомненно, дочь франкского эмира будет очень хороша
в гранатовом платье, но тут непременно должно найтись что-то
подходящее и для Джейран!
Девушка уставилась на разложенные наряды - и протянула руку к
черному шелку.
Она откуда-то знала, что именно черный шелк сделает ее статную
фигуру красивой, придаст лицу и осанке благородство.
Она вытащила платье - и по лицу Абризы поняла, что та раскаивается
в своем выборе. Если бы она первая заметила это прекрасное, отделанное
золотыми узорами платье, то не стала бы прикладывать к лицу
гранатовое.
Джейран распялила на руках платье.
Ей столько раз приходилось помогать невольницам одевать их
распаренных и истомленных сладостью хаммама повелительниц, что она
могла на глаз сказать, длинен или короток наряд, насколько глубоко
хозяйка сможет его запахнуть. В таких вещах проявлялась ее
сообразительность.
Черное платье принадлежало женщине высокой, статной, и Джейран
даже назвала бы ее полной.
Она бросила дорогой наряд на ковер.
- Я не надену его, - сказала она Абризе. - Его носила эта
пятнистая змея, Хайят-ан-Нуфус!
Абриза, протянувшая было руку за великолепным нарядом, тоже
отказалась к нему прикасаться.
- Как же нам узнать, какие платья принадлежали ей, а какие -
другим женщинам старого царя? - растерянно спросила она.
Вошел, метя ладонью по ковру, толстый евнух.
- Если владычицам будет угодно, я отведу их в покои
Хайят-ан-Нуфус, - сказал он.
- И позови женщин, чтобы они помогли нам одеться! Тех, у кого были
основания нас бояться, увезла пятнистая змея, а другие пусть приходят
без всякого страха! - распорядилась Абриза.
- Наш благородный господин сказал, что ни на одну из дворцовых
женщин нельзя положиться, - возразил евнух. - Завтра придут
посредники, и он купит вам белых невольниц и черных рабынь. А пока я
сам помогу вам.
И, видя удивление на лицах Абризы и Джейран, добавил:
- Я пострадал от Хайят-ан-Нуфус, и царь знает это.
Евнух вывел их в небольшой двор харима, со всех четырех сторон
охваченный галереями, провел мимо водоема и показал дверь на
противоположной стороне двора.
- Нам придется подняться наверх, о владычицы красавиц.
- Мне приходилось забираться на верхушку большого донжона! -
заявила Абриза. - А тебе, о сестрица?
- Мне тоже, - решив, что "донжон" вряд ли выше башни Сабита ибн
Хатема в крепости гулей, и не желая уступать хоть в этом, отвечала
Джейран. - Но дворцовые женщины, очевидно, не любят ходить по
лестницам. Те, которые приезжали к нам в хаммам, были такие толстые,
что деревянная лестница их бы не выдержала.
Пузатый евнух вздохнул - вся его надежда была на то, что
избранницы аль-Асвада, увидев довольно крутую лестницу, вернутся
обратно.
Помещения, которые увидели Абриза и Джейран, разочаровали обеих.
Они были и убраны довольно бедно, и прибраны на скорую руку. Ни
прекрасной посуды в нишах, ни дорогих тканей, ни изящных столиков, ни
изысканных вышивок они тут не обнаружили. И не могло быть, чтобы
Хайят-ан-Нуфус, в спешке покидая дворец, прихватила с собой столики.
- Может быть, эта скверная дала обет бедности? - осведомилась
Абриза.
- В таком случае, ее женщины дали обет нищеты, о госпожа, - с
презрением заметил евнух. - Их помещения похожи на каморки нищенок с
городского базара.
Оказавшись в покоях беглой царицы, Абриза прежде всего принялась
отдергивать в комнатах занавески, пока не обнаружила за одной из них
резную деревянную решетку.
- Смотри, о сестрица! - позвала она Джейран. - Мне рассказывали
про это окно! Отсюда мы увидим весь большой зал!
Она прижалась щекой к завиткам узора, выглядывая внизу нечто,
любопытное для нее, а евнух усмехнулся.
- Отсюда ты увидишь только середину большого зала и место, где
обычно сидит царь, когда принимает послов и вельмож, о госпожа, -
сказал он. - Женщинам царя больше и не нужно.
- А где же аль-Асвад? - спросила Абриза. - Почему я не вижу его?
Евнух подошел к решетке.
- Я тоже не вижу повелителя, - сказал он. - Очевидно, его отозвали
в сторону... там что-то стряслось, клянусь Аллахом!.. Если ты
прикажешь, о госпожа, я побегу и узнаю!..
Джейран ощутила укол где-то над сердцем. Она протянула руку, чтобы
прикосновением унять боль, но рука сама легла на камни ожерелья.
Мальчики!..
Ей следовало самой убедиться, что ее отряд разместили наилучшим
образом! И что мальчики накормлены, и что Хашим, измученный всеми
событиями, удобно устроен на самых мягких коврах!
Маличики попали в беду - и все это случилось из-за нее!
Ей не следовало покорно принимать приказ аль-Асвада, к тому же,
прозвучавший не из его уст. Он велел немедленно отвести прибывших
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг