- Вот и ладно, - Алена помолчала и, глядя мимо убийцы на первый
попавшийся на глаза образ, это оказался Пантелеймон-целитель,
произнесла негромко: - Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя
Твое...
- Да приидет царствие Твое! - перебил Савелий. - Давай, баба,
читай "Отче наш", замаливай мой грех!
Алена, не обращая внимания на глумленье, дочитала молитву и
закрыла глаза.
Прекрасный лик целителя, с девичьим ртом, с нежно-овальными
щеками, кудрявого, как дитя, остался перед внутренним взором.
Алена знала, что ее силы станет на схватку с бесом, обуявшим
Савелия. И знала, что ей делать надлежит. Однако желала изгнать
нечисть таким образом, чтобы не взвалить на душу лишнего греха. И
попросила Господа о помощи...
Очевидно, Господь на сей раз послал ей этого скорого помощника.
Алена обменялась взглядом с Пантелеймоном-целителем и с особой
надеждой поглядела на ларчик, что он имел в тонкой белой руке. Похож
на ту укладку... ну да нечего ее в храме поминать...
Сила просилась наружу. И ощутила Алена радость от того, что
удерживает силушку на самой что ни на есть грани...
Мысленно проговаривая оберег, она представила себе, как отворяется
ларчик Пантелеймона, как из него исходит сияние, как оно встает
шатром, а шатер этот наполняется ровным гулом, перекрывающим всякий
посторонний шум...
Оберег запомнился отлично.
- Послал меня Господь с неба на землю, - глядя в глаза Савелию,
грозно произнесла Алена. - Подвязал меня Господь медным поясом! Закрыл
меня Господь медным котлом! Замкнул меня Господь на тридевять замков!
А ключи отдал Матушке Пресвятой Богородице!
Грянул в ушах у нее медный звон! Тридевять ключей в руке у
Богородицы ударили громче колоколов!
Этого она не ждала, застыла, приоткрыв рот, - но это было
прекрасно!
Алена смотрела сквозь потемневшее лицо убийцы - и видела
ослепительно прекрасный свет, но не с небес - как будто тело ее облила
сверкающая кольчуга, каждое звенышко которой бросало острый луч, как
будто на груди у нее было стальное зерцало - огромная восьмиконечная
звезда, чьи лучи вычеканены косыми ложбинами, и она испускала целый
сноп белого света! Звон колотился в голову изнутри, и каждый всплеск
ключей Богородицы порождал вспышку стальной звезды.
Но сквозь этот звон пробился далекий голос Савелия.
- Одному сатане нет никакого прощения! - кричал он. - И мне тоже
нет!
Голос почему-то шел снизу.
И в нем была немалая сила.
Алена знала, что защитила себя, но ей мало было обороны - ярость
вошла в сердце, ярость требовала немедленного нападения и сражения!
Сила проснулась - и эта сила сама знала, как ей вздыматься и
разворачиваться. Алена торжествовала.
- Знаменуйся, раба Божия Алена, крестом животворящим - одесную и
ошую, спереди и сзади! - приказала она себе, но крестом осенилась лишь
одним, широким и неторопливым. - Крест на мне, рабе Божией, крест
передо мной, крест за мной, крест - дьявола и всех врагов победивший!
Да бежат бесове, вся сила вражия от меня, рабы Божией Алены, видевши,
яко молнию, крестную силу опалающую!
- Нет, нет, не хочу! Не желаю! - вопил Савелий, и вдруг Алена
поняла, что он рухнул, что его бьет и корчит на полу у ее ног.
- Отыде, сатана, от храму и от дому сего, от дверей и от всех
четырех углов! - приказала она. - Нет тебе, сатана, части и участия,
места и покою, здесь крест господень, Матерь Христова, пресвятая
Богородица и все Господне воинство! Отойди, сатана, от раба Божьего
Савелия на тысячу дорог, на тысячу полей, где скот не гуляет, где люди
не ходят. А здесь святая дорожка на святом месте и святым духом
ограничена!
- Нет, не пойду, не желаю! - заорал Савелий совсем уж истошным
голосом - и вдруг Алена увидела его.
Она увидела его у своих ног, изогнувшегося, бьющего воздух руками
и ногами, мечущего изо рта черную пену, и сам он почему-то оказался
обнаженным и черным, до последней степени непристойным и
отвратительным.
- Господи, помилуй! - воскликнула Алена.
Это внезапное отвращение к бьющемуся в судорогах человеку
приглушило звон Богородицыных ключей. Алена не могла более стоять
рядом с Савелием, она шагнула назад, раз и другой, она отступила, а
звон делался все тише, а светлая броня стала таять...
Сила-то была, а ощущать ее Алена вдруг перестала!
- Гришенька! - вскрикнула она. - Молись за меня, Гришенька!..
Неизвестно, что увидел и что понял Гриша, стоявший на коленях,
спиной к Алене и Савелию, лицом к иконостасу, когда он обернулся. Но
он вскочил и кинулся между ними, прикрыл собой Алену, раскинул руки
крестом.
- Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный! - призвал он. -
Алена, это же - искушение! Вот оно каково, Алена! Тебя ненавистью
искушают!
Она поняла с единого слова.
Тот, кто овладел убийцей, перенес ее отвращение с себя на
несчастного человека и переплавил его из божественной ярости в
омерзение, подобное тому, какое может охватить при виде нечистот.
- А нет же! - негромко сказала Алена. - А не отдам я тебе его!
И начала сначала.
- Не я вызываю, не я закликаю, не я заговариваю. Вызывает,
выкликает, заговаривает Пресвятая Богородица - скорая помощница,
своими устами, своими перстами, своим Святым духом!
Алена протянула вперед руки, как бы отдавая их в полное владение
Богородице. И знала, что этого мало - в ней была сейчас сила знания,
полученного от Степаниды, сила действия, завещанная Кореленкой, но не
было еще силы любви. Она не могла найти в себе ту любовь, которую
заповедал Христос, к человеку, корчившемуся у ее ног. Гриша - тот мог
найти в себе любовь, но она же делала его слабым и беззащитным перед
сатанинским глумленьем.
Алена осознала это сейчас явственно - в таком была состоянии духа,
что и более сложные истины постигла бы. И сообразила, как быть.
Сжались сами собой кулаки, взяв из воздуха незримые тридевять
ключей. И раскрылись, как бы кидая те ключи в лицо злой силе, обуявшей
Савелия!
Алена отказалась от надежной защиты медно-звонкого купола!
Эта защита мешала ей сразиться с врагом - ибо нельзя сражаться,
имея в каждой руке по щиту.
Нужен был меч... меч? Нет, не оружие! Золотой жезл должны были
сжимать эти пальцы, жезл, испускающий не сноп лучей, от коего
вспыхивает и человеческая, и бесовская плоть, а единый, подобный игле,
золотой луч, выжигающий каждую мельчайшую точку зла!
Мрак в церковке сгустился, Савелий испускал уже не вопли, а
громоносый рык, летящий, казалось, сразу со всех сторон, но из глубины
мрака, из сердцевины рыка летела к Алене золотая искра.
И озарение снизошло на душу!
И вырос из той искры перед глазами Спас Златые Власы!
И встретились взоры!
- В городе Иерусалиме пред престолом Сам Господь Иисус Христос
своим золотым жезлом поражает бесов святым огнем-пламенем! -
произнесла Алена радостно. - И говорит Сам Господь Иисус Христос
Спаситель, над нечистой силой победитель: страстным огнем я тебя
вызываю, изгоняю!
Две звонкие нити пряденого золота натянулись в воздухе - это Спас
Златые Власы смотрел ей в глаза, а она беззаветно смотрела в глаза
ему, и нити провисли, как бы под тяжестью, и коснулись черного и
кудлатого кома, не имеющего внятного вида и образа, от которого по
дощатому полу церковки расползался стелющийся дым.
- Уходи прочь от раба Божия Савелия, от порожденного, крещенного,
причащенного и молитвенного! - соединенная со Спасом этими тончайшими
и прочнейшими струнами, приказала Алена. - Выйди, сатана, из уст, из
голоса из буйной головы, из белой кости, из красной крови, из шеи, из
позвоночника, из сердца, из желудка, из печени, из кишок, из рук, из
ног, из жил, из пожил, из пальчиков и суставчиков! Беги отсюда,
сатана, во ад кромешный, где твой настоящий приют, и тамо да
обретайся!
И от ее слов по струнам, уже вошедшим в черный ком, уже насквозь
его прошившим, шло золотое пламя из глаз в глаза, из глаз в глаза...
- Отче наш, иже еси на небесех... - услышала она, как бы издалека,
голос Гриши. - Да святится имя твое...
- Беги, сатана, туда, где трава не растет, где ветер не воет, где
солнце не греет! - тыча в скорчившегося Савелия сложенным для
крестного намения троеперстием, велела Алена. - Беги в бездну, на дно!
Беги ты от нас на свое старое время, в бездну преисподнюю, там и будь
заклят вечно и бесконечно во веки веков, аминь!
- Да приидет царствие твое... - поддержал ее слабый Гришин голос.
- Шел Господь с небес! Нес животворящий крест! - уже предчувствуя
победу, Алена приступила к замку заговора.
- Не хочу, не могу!.. - застонал у ее ног убийца.
- Поставил этот крест на каменном мосту...
Меж двумя натянутыми золотыми струнами воистину стал расти серый
каменный крест, воздвигаясь, как на подножии, на распростертом теле.
- Да будет воля Твоя! - голос Гриши крепчал, возлетел под самый
потолок.
- И оградил железною стеною, и запер на тридевять замков! А ключи
отдал матушке Пресвятой Богородице...
Тут лишь Алена почувствовала, что ее собственный голос слабеет. Но
оставить сильный заговор без такого же сильного замка она не могла.
- Никто эти замки не откроет, никто раба Божия Савелия не
испортит, ни в жилье, ни на пиру, ни в пути от сего времени, от сего
часа, от сей минуты и по всю его жизнь, и по весь его век... Слово мое
крепко, яко камень... Аминь, аминь, аминь...
- ... яко Твоя есть сила, и царство, и слава ныне, и присно, и во
веки веков... - донеслось совсем уж издали.
Скорбные и нежные губы Спаса Златые Власы шевельнулись... сияние
поплыло ширящимися волнами от лика...
Вдруг Алена ощутила на своих плечах несколько чрезвычайно
болезненных точек.
Она открыла глаза.
Гриша, приоткрыв от волнения рот и тяжко дыша, тряс ее за плечи.
- Опамятуйся, Аленушка... - просил он. - Ради Господа!..
- Что это со мной? - видя Гришино лицо как бы сквозь золотые
круги, спросила Алена.
- Обмерла ты и пошатнулась, - удерживая плечи, объяснил Гриша.
- А он?
- Вот он... жив ли?..
На полу лицом вверх лежал Савелий. Руки его были раскинуты
крестообразно.
- Нагнись, послушай, - Алена знала, что если сейчас двинется - то
рухнет.
Гриша чуть подтолкнул ее, повернул и прислонил к стене. Сам
опустился на корточки, потрогал неподвижное лицо Савелия и в
недоумении обернулся к Алене.
- Кажись, жив... Спит как будто...
- Спит... - повторила Алена. - Выведи меня отсюда, Гришенька. Дух
тут тяжелый, ладаном надо покурить.
- Дух тяжелый? - Гриша принюхался. - Да что ты Христос, с тобой,
откуда?
- Не знаю. А только дышать не могу.
Гриша, обняв Алену со всей скромностью, вывел ее на крыльцо и
сразу же отпустил. Она села на ступеньки, стянула с головы черный плат
и запустила руки в волосы.
- Покройся, Алена, - попросил Гриша. - Люди увидят, нехорошо.
- Не могу боле... - отвечала она. - В голове как будто кто молотом
бьет, как будто сила из меня вся вышла... Погоди... отдышусь... тогда
плат надену...
- Как это вышло у тебя, Аленушка? - спросил Гриша, садясь рядом.
- А так и вышло, что добрый ты больно, не смог злого духа
побороть.
- А ты?
- А я - злой сделалась. И я его одной злостью не смогла побороть.
Он меня, проклятый, чуть было моей собственной злобой не одолел... А
помог мне - Спас Златые Власы...
- Нет у нас такого образа, - озадаченно произнес Гриша.
- В Кремле есть, в Успенском соборе...
- Эй, кто-нибудь... православные... - донеслось из храма.
- Поди к нему, - попросила Алена. - Оклемался, сейчас с ним хлопот
будет... Послать бы за женой надо...
- Не возводи на себя напраслину, Аленушка, - попросил Гриша,
вставая. - Нет в тебе злобы, а что есть - понять не могу...
- Ангельская твоя душенька, - Алена покачала головой. - Сила ж
это, а ты все не верил, сила... Поди, поди к нему. А я тут посижу...
Тяжко ей было - и тут лишь поняла она, почему Степанида Рязанка
советовала всякий раз перед таким деянием соблюдать строгий пост.
Слишком тяжелым было Аленино тело, хоть и махонькое, и худенькое.
Потому и маялась теперь она - но и отказаться от деяния она тоже не
могла, слишком долго продержала свою силу в бездействии, тратя лишь на
мелочи да на обучение.
В церкви Гриша негромко беседовал с Савелием - утешал, наставлял.
Алена прислушалась - Савелий был безмерно перепуган, мало что помнил и
не понимал, почему как попытается встать на ноги - так ноги и
подкашиваются, словно тряпичные.
Алена встала и побрела. Ей не хотелось сейчас говорить с Гришей.
Он принялся бы хвалить, а ей не похвала была сейчас нужна -
одиночество и тишина. Побрела, стало быть, Алена, побрела... и добрела
до самой до околицы, и сидела там на пеньке, пока пастух не погнал
мимо нее стадо. Она спросила у пастуха, кто из баб принял бы на ночлег
богомолку, вместе с ним дошла до нужных ворот, а спозаранку, по совету
хозяев, отправилась на поклон к боярскому приказчику.
С ним она быстро уговорилась, что довезут ее с обозом боярского
продовольствия до Порхова и пособят найти попутный до Москвы обоз.
Были бы деньги! А денег Алена взяла с собой достаточно - знай
подпарывай шов рубахи да край телогреи!
С Гришей прощаться Алена не стала. И без того знала - будет юный
батюшка молиться за ее грешную душу, да и она помянет его в молитве.
Уж за Гришу-то Алена была совершенно спокойна, а судьба онемевшего
попа ее мало волновала - пусть попадья ищет, кто отделает порчу,
замешанную на силе самой Кореленки!
Весело было Алене покидать Яски - дивное дело она соторила, дело,
которым не грех было похвалиться перед Рязанкой. В глубине души,
впрочем, чуяла Алена, что мала ее заслуга - лишь желание сладить с
Савелием, и не более того, лишь желание, пробудившее силу. Однако ж
управилась она с той силой! И, видать, понапрасну звала ее окаянной -
силушка-то любезная божескому делу послужила!
Что странно - лишь подъезжая к Твери, вспомнила Алена, что так и
не расспросила никого о похоронах Кореленки. А ведь и бабы наверняка
знали, и Гриша... Кто ж дверь-то палкой снаружи припер? Пожала алена
плечиками - не возвращаться же теперь с вопросцем обратно в Яски? Да и
Петровки близятся - когда уговорились с Рязанкой встретиться.
Две недели спустя стояла Алена перед Степанидой Рязанкой,
протягивая обеими руками укладку.
Вошла она в избенку молча, поскольку в дороге все яснее понимала,
что отправилась в Яски понапрасну. Перебирая в памяти все заговоры,
которых она заучила уж немало, не находила Алена ничего похожего на
моток тесьмы, непарную сережку и покрытые корой камушки. Гвозди - да,
гвозди ворожее иметь полагалось, и в тех четырех Алена сразу
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг