Незнакомый гусар воровато вдруг пригнулся и побежал вдоль стены
кустов. Тьма поглотила его.
Понять что-то было уж вовсе невозможно.
Если бы по ночному парку шастали черные уланы - Сергей Петрович
сообразил бы, что полковник Наполеон прислал за ним своих лазутчиков.
Но голубых доломанов в прусских частях, кажется, никто не носил...
А кресло в это время все ползло, дверь уже приоткрылась на
четверть вершка, и через несколько минут следовало ожидать падения
дивана.
Существо, обладавшее такой силищей, невольно внушало опасения. И
оставаться в комнате, куда оно, того гляди, с грохотом ворвется,
Сергей Петрович более не желал. И перебрался-таки в висячий сад, где
росли два молодых крепеньких каштана и неизбежная сирень.
Сад этот, подпираемый кирпичными арками, был невелик, и вела в
него приоткрытая, невзирая на комаров, стеклянная дверца. У перил
стояли столик и два табурета. Сергей Петрович присел, облокотился - и
невольно заглянул в дверь.
Он увидел, как в глубине комнаты возле большого зеркала примеряла
чепцы госпожа баронесса. Она была полностью одета, на кресле лежала
нарядная полосатая шаль, чтобы во время ночных похождений госпожа
баронесса не простудилась, а платье почтенной дамы было словно
украдено у самой младшей дочки - до того коротко и прозрачно.
Если бы гусар прочитал шестую записку, то и знал бы, что ему
предлагалось сделать именно то, что он совершил добровольно, -
пробраться по карнизу в висячий сад и проскользнуть в будуар хозяйки
дома.
Что-то хрумкнуло под гусарским сапогом-ботиком.
Искательница приключений резко повернулась к двери - и устремилась
к ней, протянув вперед обнаженные руки!
Любезная добыча наконец-то к ней пожаловала!
Из темноты смотрело тонкое, ясноглазое, усатое лицо!
Распахнув жаркие и жадные объятия, госпожа баронесса почти прибыла
к стеклянной двери. И так же шустро, так же бездумно гусар перенес
ногу через перила...
Он приземлился в крапиве, которой развелось под самыми арками
видимо-невидимо. Со стороны дорожки крапива была не видна за
подстриженными кустами, а в тени кирпичной стенки прямо-таки
блаженствовала. Сергей Петрович, зашипев от мелких и яростных ее
укусов, попытался продраться сквозь кусты - и не смог. Все, что у него
получилось, - это проскочить под соседнюю арку, ближнюю к своему окну.
Где он и обнаружил шалаш со спящим человеком.
Человек был такого роста, что оказался вынужден сложиться в три
погибели. Чтобы уютнее спалось, он зарылся головой в скомканное
одеяло.
Сергей Петрович окаменел. Он не знал, что стерегущий его Прицис
свил гнездо в таком подходящем месте. Действительно - ни сверху, ни с
дорожки шалаш не просматривался.
Стоило гусару подумать о старом садовнике - как тот бесшумной
рысцой, поскольку был в мягких постолах, появился на дорожке и, зная
проход между кустами, совсем было в него метнулся.
- Кто это бегает по ночам? - недовольным голосом спросила сверху
госпожа баронесса.
- Я, ваша милость, - отвечал Прицис, немедленно сгорбившись и
скособочив для пущей угодливости голову, - я, ваш покорный слуга...
- Мне послышался шум, - принялась врать госпожа баронесса. - Такой
шум, будто наш гость выпрыгнул из окна. Посмотри, нет ли его
поблизости.
- Поблизости его нет, - неуверенно сообщил Прицис, - я только что
все обошел.
- Что ты врешь! - возмутилась врунья. - Я только что слышала этот
шум! Он не мог далеко уйти! Он где-то рядом! Я своими глазами его
видела!
- Где? - вдруг позабыв о почтительности, громко спросил садовник.
- Здесь, дурак!
- Не могло его быть здесь, ваша милость.
- Почему не могло, скотина?
- Потому что он.. он... он...
- Он там! - воскликнула госпожа баронесса, показывая вдаль рукой.
- И с ним Амальхен! Беги, догони, найди, помешай, приведи!!!
Уж как она опознала в промелькнувшем у беседки привиденьице именно
Амальхен, так и осталось навеки ее тайной. Черты лица барышни под
шляпкой и шарфом были на таком расстоянии неразличимы. Очевидно,
материнское сердце откликнулось на покрой платья. А мужской силуэт,
видный из кустов по пояс, сомнений не вызывал. Особенно очертания
кивера с великолепным султаном из петушиных перьев.
Если бы только госпожа баронесса знала, что предусмотрительный
Бауман лишил гусара кивера, доломана и ментика!
Прицис со своего места не видел, что ей там открылось сверху.
Напрочь забыв, что собирался растормошить спящего в шалаше внучка и
призвать к бдительности, он кинулся было бежать - но тут в комнате
гусара с превеликим грохотом рухнул подпиравший дверь диван. Прицис
застыл, как изваяние.
Онемела и баронесса.
Зато проснулся дедушкин внучек. Не глядя по сторонам, он выскочил
из шалаша, пробрался в известном месте сквозь кусты - и вылетел как
раз на Прициса.
- Что ты толкаешься! - зашипел на него дедушка. - Говори живо -
кто-нибудь из окна прыгал?
- Не прыгал! - отвечал ошалевший парень. - Ты же сам слышишь, дед,
- он там шум поднял!
- Беги, спроси у Янки... у Дитриха!..
И вместо разъяснений дедушка дал внуку, внезапно распрямившись,
хороший подзатыльник.
Внучек припустил по дорожке. Дедушка опять всей фигурой изобразил
готовность к истовому служению.
- Спал твой внук! - воскликнула госпожа баронесса. - Спал и не
расслышал!
- Не мог он спать, - убежденно возразил старый садовник. - Как же
это можно заснуть на службе вашей милости?
Поскольку госпожа баронесса отлично знала, что из окна гусарской
комнаты никто не прыгал, а наоборот, сиганул за перила висячего сада,
шагах в десяти от того окна, то слишком возражать не стала. Только
пару раз пригрозила отправить на конюшню, да и то как бы любя...
На более долгие угрозы у нее просто не было времени. Перед ней
встала во весь рост загадка, попахивавшая мистикой.
Красавец гусар явственно растроился.
Он только что стоял в висячем саду. Это - раз.
Он носился по ночному парку, сверкая золочеными шнурами ментика и
доломана, чешуей кивера. Это два.
Он поднял странный шум у себя в комнате. Это - три.
Госпожа баронесса и в Пресвятую Троицу-то никак не могла толком
поверить, а тут перед ней происходило чудо примерно в том же духе и
такое же необъяснимое.
Прицис тоже был не слишком религиозен. Но соображал он неплохо.
Если внучек по неизреченной глупости своей сейчас явится с сообщением,
что дверь, ведущая в гусарскую комнату, тщательно охраняется, то не
миновать порки им обоим. Ведь чертов гусар каким-то образом оказался в
парке!
Нужно было, пока не поздно, научить внучка свалить всю
неприятность на заснувшего Янку-Дитриха.
- Ваша милость! Я побегу выполнять приказание вашей милости!
- Какое приказание? - не сразу сообразила госпожа баронесса.
Хитрый Прицис молча показал рукой в ту сторону, где она увидела
гусара вместе со своей Амальхен.
Госпожа баронесса могла упоминать своих дочек как ей вздумается.
Но хорошему слуге не следовало вслух говорить, что девица фон
Нейзильбер в неведомом часу ночи болтается по парку в обществе гусара.
- Ах, да, беги, беги! - послала она.
Прицис совсем было собрался, сгинув в темноте, устремиться
навстречу внучку, но тот и сам вдруг пожаловал, пыхтя, как будто
пронесся до Риги и обратно.
- Ну, что там? - вцепился в него дедушка.
- Там, ваша милость! - завопил внучек, задрав голову. - Там!.. Там
Дитрих заснул!.. И дверь открыта!..
Прицис одновременно ужаснулся вранью и пришел в восторг.
Внучек не мог так быстро обернуться до двери и обратно, все-таки
пришлось бы и угол огибать, и по лестнице взлетать. Выходит, он сам,
своим умом дошел до того, что следует подставить кого-то другого!
- Видите, ваша светлость, не прыгал никто в окошко! Он из двери
выбрался! - воскликнул преданный слуга, для убедительности тыча
пальцем вверх. Но когда он проследил направление собственного пальца,
то онемел.
Из окна гусарской комнаты выглядывала Анхен.
Сообщать об этом госпоже баронессе было никак невозможно.
Уставился на девицу и внучек.
Он разинул было рот - но Прицис дернул внучка за рукав. Тот и
заткнулся.
Госпожа баронесса увидела, что двух преданных подлиз что-то
смутило. Перегнувшись через перила висячего сада, она вытянула шею - и
увидела ненаглядную свою доченьку.
И тут такое началось!
Сергею Петровичу недосуг было наблюдать из кустов семейную сцену.
Он, хоронясь и пригибаясь, поспешил вдоль стены в совсем другую
сторону. И подстриженный кустарничек давно уж кончился, а он все еще
пробирался на полусогнутых, касаясь пальцами земли, на манер большой и
перепуганной обезьяны.
Гусар перебежал песчаную дорожку и устремился к рощице. Зачем,
почему - объяснить бы не мог. Его просто ноги сами несли подальше от
госпожи баронессы.
Вдруг он споткнулся о что-то теплое и, надо думать, живое.
Сергей Петрович отскочил и спрятался за дерево.
Теплое и живое тоже до полусмерти перепугалось. С полминуты
повозившись на траве, оно разделилось на два тела. Одно,
полупрозрачное, дало стрекача. Другое, совсем непрозрачное,
выпрямилось и, пошатываясь, сделало два шага к дереву. Оно одной рукой
обняло ствол, но, видно, и ствол, и весь мир у этого тела плясали и
колебались. Его резко качнуло вперед.
Таким образом Сергей Петрович нос к носу столкнулся со вражеским
гусаром.
На сей раз он увидел под козырьком лицо.
Это было смуглое, глазастое, отчаянное, цыганское лицо.
Перед ним стоял совершенно ошалевший Ешка. Кивер на нем был не то
что зверски набекрень, а вообще еле держался, доломан распахнут до
двух нижних пуговиц, за пазухой виднелось что-то скомканное и белое.
- Лихорадка вавилонская!.. шепотом изумился цыганской наглости
гусар. - Ты как это сюда забрался?!. Зачем?!.
Ешка встряхнулся, издав губами звук на манер конского фырчанья.
- Да что это с тобой поделалось? - не услышав обычной для цыгана
прибаутки, забеспокоился гусар.
- Просил добра у Бога, да не так много! - загадочно отвечал Ешка и
зашипел как бы в отчаянии: - Ой-й-й!..
Тут только Сергей Петрович опознал на нем свой мундир.
Это были его черный фетровый кивер, и даже с султанчиком из
перьев, который Адель нашла в мешочке, его голубой ментик, отделанный,
как полагается, серыми крымскими мерлушками, серебряным галуном и
бахромой, его доломан, который был цыгану несколько широковат, и все
же сидел неплохо. То есть, весь тот доспех, который действовал на дам
и девиц, как валерьянка на кошек, до такой степени лишая рассудка, что
физиономия под козырьком кивера особого значения уже не имела.
Но возмущаться не было времени.
- Уходить надо... - прошептал Ешка. - Ноги на плечи, живот
подмышку...
Гусар с радостью подчинился.
Они молча понеслись, пригибаясь, за стенками подстриженных кустов,
за вольно стоящими деревьями английского пейзажа, обогнули пруд,
проскочили вдоль диких роз мимо грядок, где, казалось бы, совсем
недавно взошли селедочьи головы, и тут их встретила внезапно слетевшая
с ограды тень.
Это был Мач.
Гусар с цыганом шарахнулись было от парня, но он с шепотом "Я это,
я..." удержал их от дальнейших шатаний по баронскому парку и показал,
где и как лучше перелезать через ограду.
Там ждала Паризьена, вооруженная двумя пистолетами.
- Что случилось? - напустилась она на Ешку, еще не видя Сергея
Петровича. - Почему так долго? Тебя видели? Заметили?
- Пошли отсюда... - проворчал цыган. - И забери ты у меня это...
Он сдернул с головы кивер и принялся неумелыми пальцами, не
развязав предварительно ментишкетных шнуров, не скинув ментика,
скидывать доломан.
Тут только Сергей Петрович узрел со стены, как именно был одет
Ешка, и чуть от такой картины вниз не свалился. Когда тот по пояс
торчал из кустов в парке, гусар не мог оценить всей прелести его вида.
Сверху на цыгане были великолепные гусарские доспехи, но нижнюю часть
его туловища прикрывали старые, широкие и ободранные штаны,
заправленные в останки сапог.
А иначе и быть не могло - когда Бауман, второпях раздевая Сергея
Петровича, чтобы безопасно провезти его в усадьбу, лишил его ментика,
кивера и доломана, не мог же он снять с гусара еще и штаны! Сергей
Петрович остался в своих чикчирах - а Ешке с Аделью, когда они затеяли
маскарад, другие взять было неоткуда.
Он раскрыл было рот, Но тут Адель его увидела.
- Мой маленький Серж!.. - воскликнула маркитантка, раскрывая
объятия соскочившему гусару. - Ешка!..
Столько радости, столько благодарности было в голосе Паризьены,
что цыган прямо-таки расцвел улыбкой. Он шагнул вперед - и всех троих
спаяло одно крепчайшее объятие, без тени любовной страсти, без всякой
задней мысли. Просто они наконец-то опять были вместе, и пусть
ближайшие полчаса уже грозили всякими неприятностями - они не могли
разомкнуть рук.
Мач глядел, как рады эти трое, и безумно хотелось ему влиться
четвертым в объятие, и чувствовал он, что между ним и этими тремя
словно каменная стена встала. Что-то, черным дымом клубящееся и
ползущее вверх со дна души, мешало ему, не давало, не пускало!..
Но даже такое великолепное объятие не могло длиться вечно.
С большой неохотой гусар, цыган и маркитантка отпустили друг
друга.
- Вот, это тебе! - вспомнил вдруг Ешка и достал из-за пазухи
нежнейшее барежевое платьице, скомканное так, что за полдня не
отутюжишь.
- Как оно к тебе попало? - хватая это благоухающее облачко,
спросила Адель.
- Ну, как к цыгану такие вещи попадают? - начал Ешка свою старую
песню. - Иду по парку, вижу - барышня...
И заткнулся.
- Попросила минутку подержать? - ехидно осведомилась Адель.
- Оно на скамейке лежало... - буркунул Ешка. - Вижу, барышни в нем
все равно нет, почему бы и не взять?
- Ты что там в парке натворил? - грозно двинулся на него Сергей
Петрович. - По-твоему, я не видел, как девицы по парку носились? Об
кого я споткнулся, скажи на милость?!. Что обо мне после этого
подумают? Что подумают о русских гусарах?!
- Серж, у него не было другого выхода! - вступилась Адель. - Мы
побоялись детей посылать! Наоборот, он должен был поддержать честь
мундира!
- Поддержать? Нет, ты посмотри мне в глаза! Хороша поддержка!
- Что мог, то и сделал! - огрызнулся Ешка и вдруг улыбнулся,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг