Поскольку особой нужды не было. А придется, если ты не выбросишь из
головы свою крестьянскую кавалерию.
- Говори! - приказал гусар. - Чего уж там...
- Ну так вот - ты про майора фон Шилля слыхал? Нет? А напрасно!
Это тебе живой урок... то есть уже покойный... Три года назад, когда
наши вошли в Пруссию, майор фон Шилль вывел свой гусарский полк из
Берлина - а он, мой маленький Серж, тоже был гусаром! - и повел против
французов. Ну, там тогда были такие объединенные рейнские войска, то
есть немецкие войска, которые Бонапарту помогали. Значит, пошел он и
против объединенных... Конечно, добровольцев этот фон Шилль не знал,
куда девать... (тут Адель выразительно посмотрела на Мача.) Не
приведи, Господи, и тебе, Серж, и тебе, Мач, идти победителем по
стране, где тебя ненавидят... Ну, говорят, очень скоро у него в отряде
стало за тысячу сабель.
И у Сергея Петровича, и у Мача засверкали глаза, руки сами
потянулись, у одного - к сабельному эфесу, у другого - к короткому
ножу.
- Да только плохо все это кончилось, - остудила их пыл Адель. -
Как раз тогда прусский Вильгельм с нашим императором наконец поладил.
Без большой, правда, радости. А что еще старому дураку оставалось? Сам
же он и послал войска против своего сумасшедшего майора. Хорошо хоть,
в бою убили, а то виселица ждала.
Сергей Петрович и Мач повесили носы.
- Вот я и думаю, что нечего здесь затевать авантюры, - веско
завершила Адель. - Кто знает, может, через месяц ваш император с нашим
помирятся, и ты же окажешься кругом виноват!
Сергей Петрович изумился и призадумался. Мач с беспокойством
следил за его подвижным лицом. Хвостатые приятели, казалось, все
понимали - так в эти минуты присмирели.
- Не думаю я, что государь пойдет на мировую, прежде чем господ
французов из России не выставит.. - размышляя, вымолвил гусар. -
Однако права ты, Паризьена, от наших генералов, по штабам штаны
просидевших, всякой пакости ожидать можно... У нас же генералы -
сплошные немцы!..
И столько было в его взгляде тоски по горячему, живому делу, к
которому не судьба руку и саблю приложить, что потупилась Адель,
больно ей стало за синеглазого гусара.
- А я останусь здесь, - твердо сказал Мач. - Я здесь их бить буду.
Где встречу, там и буду бить... А потом и французы подойдут...
Адель уставилась на парня, открыв рот. И махнула рукой. Объяснять
ему политические коловращения было, во-первых, долго, а во-вторых, и
безнадежно.
Тут все трое услышали стук копыт.
Кого-то во весь опор несло к корчме.
Мгновение длилось замешательство. А потом Сергей Петрович выхватил
из ножен саблю, Мач шустро вооружился его седельными пистолетами, в
руках у Адели тоже оказалась сабля. Уже не стук, а гром копыт
стремительно приближался. Гусар сделал жест, означавший - прячься! Мач
с Паризьеной укрылись за углом корчмы, а сам он встал боком за старой
березой.
Черное кудлатое облако распороло ветер прямо перед его носом, и
сразу же перед коновязью вздыбил жеребца странный всадник.
Его невообразимые лохмотья плясали на ветру. Но что за конь был
под ним! Вороной, без единого пятнышка, красавец жеребец, тонконогий,
широкогрудый, с высоко задранной оскаленной мордой, яростный и
великолепный! Всадник, хоть и поднял его в свечку уверенной рукой,
хоть и заставил его застыть на несколько мгновений, как прекраснейшая
в мире статуя, но всех жеребцовых затей, видно, еще не знал.
Постояв красиво, как будто радуясь внезапно обретенному
равновесию, конь исхитрился одновременно чуть ли не грудью оземь
кинуться, дав при этом задними ногами отчаянного козла. И сразу же
рухнул, перевернулся на спину, забил в воздухе копытами.
Всадник успел не только удержаться в седле при этом сюрпризе - он
еще и, соскакивая, исхитрился поводья в руке удержать, перекинув их
стремительно через конскую шею. И гордо встал в полушаге от конской
морды, совершенно не боясь кованых копыт. И смотрел при этом на
Паризьену весьма выразительно. А потом еще и дернул за поводья,
заставляя буйного коня встать.
- Где ж ты такого взял? - чуть не захлебываясь восхищением,
воскликнул гусар, подбегая.
- Где ж цыгану взять лошадь? - вопросом же отвечал Ешка, глядя на
свою добычу даже с некоторым презрением. - Иду по дороге, гляжу -
ремешок лежит. Ну, в цыганском хозяйстве ремешок всегда пригодится.
Взял я его, иду себе, потом оборачиваюсь - глядь, а к другому-то концу
конек привязан. Пришлось взять...
- Серж! - взвизгнула тут Паризьена. - Смотри! Седловка-то
прусская!
Гусар и маркитантка переглянулись. Ешка совершил самую опасную в
своей жизни кражу.
- Боже мой, Боже мой... - запричитала Паризьена. - Что мне с вами
со всеми делать? Вы же хуже малых детей, клянусь пузом святого Гри!
Вас же на минуту нельзя без присмотра оставить! Чуть недоглядишь -
один в лес разбойничать удерет, другой у генерала лошадь уведет,
третий!..
Она яростно уставилась на Мача, не в силах придумать и для него
подходящее сумасбродство.
- Где кибитка с детьми? - шепотом спросил гусар Ешку. - Где Пичук?
- Пропала! Так-таки и пропала! - прошипел цыган, но так, чтобы
Адель услышала. - И Пичук пропал! Как теперь быть - прямо не знаю!
И повис на поводьях, потому что жеребец, повалявшись в пыли
вдоволь, поднялся на ноги и наладился прочь.
- Надо что-то делать... Надо искать детей... - уже не вопила, а
сосредоточенно бормотала Паризьена. И вдруг хватко вцепилась в Ешкин
шиворот.
- Папаша!.. - только одно слово она и сказала, но такую охапку
чувств вложила в него, что Ешка пришел в совершеннейший восторг.
Адель трясла отца-одиночку, как будто надеялись вытряхнуть из его
лохмотьев всех цыганят. Сергей Петрович попытался за локотки оттащить
бешеную маркитантку, но получил такой тычок, что пошатнулся, и тут уж
Мач подхватил его обеими руками. А Ешка, у которого зуб на зуб не
попадал от такого темперамента, попытался, нырнув за спину Мачу,
подставить его Адели вместо себя. За что и был облаян Кранцисом.
Корчмарка, выглянув на шум и увидев, как странные постояльцы
вцепились друг в дружку, от греха подальше заперлась в своей корчме и
даже заложила дверь засовом.
- Будьте вы все неладны! - сказала наконец Адель. - Видно, судьба
мне возиться с вами до скончанья века!
- Не так уж и плохо, поскольку он недавно и начался, - заметил
Сергей Петрович, откидывая рукой серебрящуюся прядь и утирая пот со
лба.
- Так ты не поедешь догонять арьергард своего маршала Удино? Или к
штабу маршала Макдональда? - спросил нахватавшийся от маркитантки
военных словечек Ешка.
- Да куда я поеду?!.
- Точно? - не унимался он.
- Клянусь пузом святого Гри!
Тут Ешка сунул в рот не то что восемь пальцев, а, похоже, и оба
кулака. Раздался свист. И этому сногсшибательному свисту отвечал
похожий.
- Ты что это затеял? - забеспокоился гусар.
Сергей Петрович, простая душа, все же знал, что цыгане на войне
часто нанимаются в лазутчики. Ешка столько времени пропадал незнамо
где - и мало ли чем могли подкупить цыгана?
Цыган расхохотался. И тут же послышался за корчмой треск.
Адель, Сергей Петрович и Мач побежали на шум. Инцис и Кранцис - за
ними.
Прямо сквозь кусты ломилась запряженная в кибитку лошадь. Поводья
держал смеющийся Пичук, а над его кудрявой головой торчали в три этажа
физиономии прочего Ешкиного потомства.
- Ах ты лихорадка вавилонская! - воскликнул гусар.
Адель же попросту расхохоталась.
Подошел Ешка, ведя в поводу вороного жеребца.
И наступило странное молчание.
Цыган, гусар, маркитантка и Мач неторопливо переводили глаза с
лица на лицо. Даже малыши притихли.
Первым осознал ситуацию Инцис. Без лишних размышлений подошел
котяра к повозке, наскоро поточил когти об оглоблю - и прыгнул прямо в
объятия к цыганятам. Кранцис, набегавшийся за день, почесал задней
лапой за ухом - и уставился на Пичука в надежде, что ему укажут рукой,
где располагаться. Пичук похлопал по сложенной в восемь раз старой
попоне - и пес моментально оказался рядом с возницей.
- Ну, мой маленький Серж? Что будешь делать со всем этим
воинством? - спросила Адель. - Возьми на воспитание! Лет через десяток
будет у тебя свой эскадрон!
- Эскадрон!.. - гусар даже возмутился. - Хороша компания! Орава
младенцев, пес и кот! Только дойной коровы недостает!
- Однако ж придется тебе компанию возглавить, - не унималась
маркитантка. - Другого-то эскадрона тебе пока не дадут.
И направилась к коновязи за своей Фортуной.
- В Санкт-Петербургской кунсткамере место столь несусветному
эскадрону!.. Эскадрон! Эскадронище!..
- И командование придется принимать сразу же, - настойчиво внушала
Адель. - Того гляди, придут искать вот этого красавца...
Она повела рукой в сторону Ешки, от чего цыган приосанился, но
палец маркитантки ткнул в краденого жеребца.
Сергей Петрович буркнул что-то под нос.
- Ну, что же ты?... - спросила маркитантка и добавила, как
полагается во французской армии при обращении к начальству: - ... мой
командир?..
Сказала она это так, что Ешка безнадежно вздохнул.
- Сколько лет мечтал эскадроном командовать... Дождался! Указом
его императорского величества поручик Орловский назначается!.. -
провозгласил гусар и вдруг замолк, прислушиваясь. Насторожился и Ешка.
- По коням! - крикнула Адель и вскочила в седло. Все ее имущество
было уложено в два мешка и приторочено сзади.
Вороной с минуту не давался Ешке. Когда цыган с ним сладил, уже и
Мач сидел на своей убогой кляче, и Сергей Петрович - на сером Аржане.
Даже Пичук приподнялся, ожидая приказа...
- Несусветный эскадро-он! Слу-шай мою ко-ман-ду! По трое в ря-ад
за-ез-жа-ай! - торжественно, как полагается, пропел гусар.
И получилось рядов - один ровно.
Но встал он поперек дорожки, ведущей к корчме, так твердо, как
если бы за ним построилось несокрушимое воинство.
- Обоз пойдет в арьергарде, - распорядился командир.
- Сзади пристраивайся! - перевел Пичуку на человеческий язык Ешка.
- На рыся-ах - марш! - Сергей Петрович заломил кивер зверски
набекрень, присвистнул - и Аржан с места принял именно широкой,
неутомимой полевой рысью.
Глава тринадцатая, о вольной песне
Конечно, будь Сергей Петрович во главе боевого гусарского
эскадрона - повел бы лихих наездников большой дорогой, ни от кого не
таясь, и даже с той целью, чтобы барыням и барышням дать полюбоваться.
Но когда в состав эскадрона входят цыганский табор, беглый крепостной
местного барона и украденный у какого-то прусского офицера жеребец,
лучше такое воинство вести узкими лесными дорожками, уже не тропками,
потому что по ним сани с дровами зимой запросто проезжают, но еще и не
большаком.
Ехали молча.
Гусар прекрасно понимал, что через парочку опасных деньков
выберется он из цыганской кибитки, отряхнется - и пойдет докладывать
начальству, где столько времени пропадал. А начальства он не любил -
тем более, что оно уже было предуведомлено о печальных обстоятельствах
его перевода из полка в полк. Да и кто любит слишком осведомленное
начальство?
Впереди покачивался в седле, опустив голову, Сергей Петрович.
Следом - Паризьена, так и норовя сбоку заглянуть ему в лицо. Но
нарушить раздумье синеглазого гусара она не решалась.
Даже Ешка и Мач не перебрасывались шуточками. Все словно берегли
тишину вокруг командира.
Первым почувствовал неестественное молчание сам Сергей Петрович.
Он повернулся к эскадрону - и широкая улыбка раздвинула ему губы,
пытаясь смягчить маской бесшабашного веселья острые черты осунувшегося
лица.
Смотрела Паризьена в это лицо, затаив дыхание, и если бы
произнесли милые губы: "Иди за меня на смерть, Адель!", то она и пошла
бы. Такая острая жалость разрывала изнутри сердце. Смотрела она - и
казалось ей, что прибавилось седины в пепельном чубе, что совсем
побелели виски... а лицо так и остается вечно-молодым...
Изрядно грустно было Паризьене, а резкая зубастая улыбка Сергеева
еще более грусти прибавила.
- Ну, что ж вы, други, приуныли? - спросил гусар. - Что за
панихида? Кого оплакиваете? Бодрее, други! Вот песню бы... Ага,
вспомнил!
Недоумение отразилось на всех лицах при виде этакой бодрости. Но
препятствовать Сергею Петровичу не стали. Каждый про себя решил, что
при сердечной хворости песня может получше лекарства послужить.
- Я слышу голос громкой славы! Бегу, лечу на бой кровавый! - вдруг
что есть мочи завопил Сергей Петрович.
С ближайшего куста сорвалась стайка воробьев и в панике
улетучилась.
Кони присели на задние ноги.
Эскадрон ошалело уставился на командира, причем рот Мачатыня сам
собой открылся от изумления, бедняжку Адель передернуло, как от вида
призрака, а Ешка весьма натурально изобразил гримасу зубной боли и
даже тихонько зашипел при этом.
Каждый час эскадрон обнаруживал в своем командире все новые
достоинства, но, видно, пришел черед и недостатков. Природа, увы,
совершенно обделила красавца гусара музыкальным слухом, да и голосом
соответственно, о чем сам он и не догадывался.
- Кланусь пузом святого Гри! - выдохнула Адель. - Серж, ради Бога,
что это было такое?
- Это из оперы! - гордо отвечал Сергей Петрович. - Ты полагаешь,
только у вас в Париже опера имеется? Я, будучи в Петербурге, сам видел
на театре "Днепровскую русалку" и "Илью-богатыря"! Так-то! Оттуда и
песня сия!
И он опять с удовольствием завопил, а физиономии эскадрона
мгновенно свело, как от неспелого крыжовника, и кони, кроме привычного
Аржана, отступили к обочине. А тому и отступать было некуда.
Видя, что боевой марш навеял на эскадрон странное настроение,
Сергей Петрович решил исполнить что-нибудь попроще.
- Я младенька, весела, весела, а была бы веселей, веселей!.. -
старательно вывел гусар.
- Серж! - не выдержав, застонала Адель. - Серж, я тебя у-мо-ляю!..
- Кабы мне, младой, подрость поскорей, и дружка бы я себе нажила!
- мужественно завершил куплет Сергей Петрович. Пока он вспоминал
следующий, все некоторое время хранили потрясенное молчание, лишь
копыта постукивали.
- А была там еще такая ария, - гусар вновь вознамерился петь, но
Паризьена уже пришла в себя. При всех своих нежных чувствах к Сергею
Петровичу она уразумела, с каким неугомонным вокалистом свела ее
судьба. Меры следовало принимать немедленно, ибо Паризьене пришла в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг