довольно безвредные. А ночью вы отсюда выберетесь.
- Моя сабля! - всполошился вдруг Сергей Петрович. - Пистолеты!..
- Сабля пропала, - сообщила Адель, - а пистолеты целы. Впрочем,
этим добром я вас могу снабдить. У меня тут целая оружейная лавка.
Конь ваш привязан по ту сторону повозки, подальше от моей Фортуны.
Сеном я с ним поделюсь, а вот овса не просите. Вернутся фуражиры -
будет и овес. Вот только чем бы вас покормить?
Маркитантка призадумалась, вздохнула и наконец, фыркнув, пожала
плечами. Из чего можно было сделать вывод - кулинарными затеями она
себя обычно не обременяет.
- Я не голоден, - торопливо сообщил гусар. - Без ужина я бы
обошелся...
- Вина не предлагаю! - сообразив, что означают эти слова, сказала
Адель. - Не думайте, что жалею. Вино это такого качества, что, будь мы
в Париже, мне бы весь вот этот бочонок на голову вылили и правильно
сделали, клянусь пузом святого Гри...
Маркитантка усмехнулась, но получился скорее злой оскал, да и
горечь в глазах, во внезапных двух морщинках между бровей, говорила о
том, что лихой маркитантке не больно-то весело.
- Может, чего другого, покрепче?.. - осторожно осведомился гусар.
Она покосилась на поручика и промолчала. Очевидно, у нее было свое
мнение о пользе крепких напитков для военнопленного, схлопотавшего по
самой уязвимой для военного части тела - голове.
- Впрочем, для колбасников и это пойло сгодится... - буркнула
маркитантка, возвращаясь к прежней теме.
- Что же вы с ними-то?..
- Надо же с кем-то идти! Что мне еще оставалось? Раз уж ввязалась
в эту затею, будь она проклята, то надо идти. Война ведь - как
приливная волна, подхватила и тащит! Сама знаю, что лезу куда не надо,
а как тут остановишься? Одно остается - прибиться хоть к какому полку,
пусть ненадолго, но - защита. Если я и от колбасников отстану, то в
чужой стране вовсе пропаду.
И она тихонько запела.
- Солдат, постой, солдат, взгляни, в повозке у меня найдешь
ружейные кремни и трензель дня коня. Который год ведет война по
выжженным полям... Давай налью тебе вина с тоскою пополам!..
Голос у нее был приятный, но уж больно печальный.
- А дальше? - спросил гусар.
- Мы все сквозь ненависть идем под знаменем полка, нас ненавидит
каждый дом и каждая река... Но в чем беда, но в чем вина - никто не
скажет нам! Давай налью тебе вина с тоскою пополам...
- Неужели и нас ненавидят?!. - эта мысль настолько изумила гусара,
привыкшего видеть в высоких окнах лишь улыбки дам и девиц, что он даже
на локте стремительно приподнялся - и рухнул, пришибленный сильнейшей
вспышкой головной боли.
- Пути побед, пути побед - и ордена на грудь! Проклятья вслед,
проклятья вслед - коня не повернуть... Ну что ж, солдат, на то -
война, и побеждать - орлам! Давай налью тебе вина с тоскою пополам...
- Напрасно ваш император Неман перешел, - ощупывая лоб, словно
надеясь поймать пальцами и раздавить напрочь комочек боли, сказал
гусар. - Ничего у него хорошего не получится, только армию зря
погубит.
- Похоже на то... - задумчиво ответила она. - Сердце чует, что
быть в России второй Испании. Знаете, Серж, что такое герилья? О-о,
это когда целый народ теряет разум и голой грудью идет на штыки! Это
когда из каждого окна - жди выстрела! Когда девочка, теряющая сознание
при виде крови, заряжает пушки и подносит запал - вот что такое
герилья! А пушка-то нацелена в меня... Когда испанская мать и жена
горда тем, что спокойно убивает чужих сыновей и чужих мужей только
потому, что они - французы, когда совесть действительно не мучит ее и
вовеки не упрекнет, - вот что такое герилья! Вот как боролись испанцы
за свою свободу, клянусь пузом святого Гри!
Сергей Петрович опять приподнялся на локте, но уже куда
осторожнее. При слове "свобода" его глаза вспыхнули.
- Вы были там? - взволнованно спросил он.
- Я была с полком под Сарагосой, - отвечала Паризьена. - Но я была
слишком молода, чтобы что-то понять. Если в России повторится герилья
- о-о, тогда император может не беспокоиться! Наступление не
затянется! И ни до какой Индии он во главе соединенных армий не
дойдет! Это же надо было додуматься - потребовать у царя Александра
русскую армию для похода в Индию...
Тут Паризьена замолкла, прислушиваясь, и внезапно выскочила из
повозки.
Она сделала это вовремя - к ее обиталищу подходили несколько
черных улан во главе с капитаном.
- А ну-ка, моя красавица, пусти нас побеседовать с твоим дружком!
- приказал он.
- Это моя военная добыча, капитан! - дерзко ответила Паризьена. -
Если бы не я, ваши сумасшедшие уланы порубили бы его в колбасный фарш.
И никакого прока от него вообще бы не было.
- Ну, за пленного пусть с тобой расплачивается господин полковник,
так и быть, замолвлю слово, - примирительно сказал капитан. - А теперь
ступай-ка, красавица, погрейся у костра, поужинай с ребятами. А твою
военную добычу постерегут вот эти молодцы. Чтобы господин полковник,
когда приедет, ни к чему придраться не мог! Выйти-то из повозки этот
бешеный в состоянии?
- Выползти, - поправила Адель. - Досталось бы так по голове вашему
коню, он бы откинул копыта! А гусар дня через два, может, и придет в
себя. Ему сейчас главное - не вставать.
- Ну, допросить его можно и лежачего, - рассудил капитан. -
Языком-то он владеет?
Адель пожала плечами.
- А если будет дурить и не объяснит, кого мои бездельники так
блистательно упустили, то уж придется ему встать и дотащиться до
ближайшего дерева, - строго сказал капитан.
- А дерево тут при чем? - удивилась Адель.
- Не расстреливать же его прямо в твоей повозке! Ты же потом на
нас самому императору нажалуешься... Ханс, Карл, займите пост.
- А я?! - возмутилась Паризьена. - Это моя повозка! Там мои вещи!
Там вино!
- Не кричи! - рявкнул на нее капитан. - Потерпи полчаса - и
вернешься к своим тряпкам.
Он повернулся и ушел к костру.
Адель пробовала заговорить с уланами. Но Ханс участвовал в
неравной стычке и был порядком сердит на пленного. Никакие медицинские
аргументы на него не действовали. Часовые так и не пустили Адель в ее
собственную повозку.
Она в полной растерянности принялась кружить по поляне, к костру и
к ужину не приближаясь. Никакая мудрая мысль не осеняла ее. Все ее
оружие осталось в повозке. Если бы она хоть успела показать Сергею
Петровичу тайник!.. Но и это ненадолго облегчило бы его положение.
А относительно его сговорчивости на допросе у Паризьены уже
сложилось свое мнение. Дело и впрямь пахло расстрелом. Ибо гордый
гусар скорее бы признался в том, что он разведчик, чем в том, что
глупейшим образом из-за какого-то цыгана упустил свой полк.
Раздался стук копыт, уланы повскакивали от костров. Это прибыл
полковник со своей свитой.
Паризьена закусила губу.
Невысокий, коренастый, чтобы не сказать - толстенький, полковник
лицом здорово походил на французского императора. Еще три года назад
это сходство служило поводом для неприятных шуточек - Наполеон
Бонапарт был врагом прусского короля. Но когда французы вошли в
Пруссию, когда Бонапарт и король Вильгельм принялись ссориться и
мириться из-за мелочей, когда в восточной Пруссии началось то, что
генералы называют "концентрацией войска" для войны с Россией, - тогда
полковник вдруг уразумел, что этим нечаянным сходством он должен
гордиться.
Он усвоил царственный взгляд сверху вниз и манеру скрещивать руки
на груди. Он бы и французский язык усвоил, да не давалась ему ни одна
наука, за исключением военной, и ни одно изящное искусство, кроме
искусства определять по вкусу возраст и происхождение многих сортов
спиртного.
Прежде всего полковнику доложили о порядке на биваке и о наличии
пленного.
Но допрос был несколько отложен - полковник проголодался.
Подражая Бонапарту, он нередко пренебрегал субординацией. И хотя
сердце его выло в те минуты от тоски по истинно прусской дисциплине и
строжайшему порядку, он мужественно садился к костру на услужливо
подставленный под зад полковой барабан и питался вместе с простыми
уланами. Так он поступил и на этот раз.
Теперь минуты жизни отважного гусара можно было сосчитать по
пальцам.
Вот полковнику передают кусок жареного мяса на куске хорошего, не
деревенской выпечки хлеба. Вот полковник выслушивает что-то длительное
- судя по серьезной роже, военное донесение, а может, и анекдот, ведь
колбасники не знают толку в истинном, тонком, изящном анекдоте...
Адель сходила к одному из костров, чтобы принести часовым еду и
опять попроситься хотя бы на минутку в повозку. Еду они с
благодарностью взяли, а вот в повозку не пустили.
И Паризьена поняла, что теперь вся надежда - на ее храбрость и
сообразительность.
Она воспарила душой и стала перебирать совсем уж фантастические
возможности. В тот момент, когда Сергея выведут, если не вытащат, из
повозки, у нее уже будет наготове оружие. И два коня. И то, и другое
можно преспокойно позаимствовать у черных улан - они разнежились у
костров и ни на что не обратят внимания. Затем - налететь чуть ли не в
самый миг расстрела, когда никто не ждет нападения! Двумя выстрелами в
упор сбить двух старших по чину офицеров!..
Тут замысел Адели прискорбно оборвался. Она осознала, что третий
выстрел, коему суждено будет прозвучать, придется прямо ей в грудь...
Получалось так, что возможности спасти гусара вообще не было.
А полковник тем временем доедал свой ужин.
Адель подошла к одному из костров. Она понимала, что нападение
обречено, и все же, глядя на задремавших черных улан, прикидывала,
чьей именно саблей и чьими пистолетами сможет воспользоваться через
несколько минут.
Потом она и вовсе подсела к огню, не упуская из виду полковника.
Она слушала негромкую и вовсе неподходящую к обстановке немецкую
любовную песенку, куплеты которой перемежались грубоватыми
комментариями улан. Но от их победного настроения Паризьене делалось
все сквернее и сквернее.
И все яснее осознавала она, что навеки расходятся сегодня ее пути
с путями уланского полка. Куда отправится полк, она приблизительно
знала. Прусский корпус получил задание взять Ригу и через Лифляндию с
Эстляндией двигаться на Санкт-Петербург. А что касается самой себя -
она знала только то, что дорожка может в этот вечер запросто привести
и на тот свет.
Адель считала, что сейчас, сидя на траве и глядя в огонь,
принимает жизненно важное решение.
Но она ошибалась.
Решение было принято в тот миг, когда она с обнаженной саблей в
руке прыгнула, не глядя, в седло, готовая драться насмерть за
ослепительно синие глаза. А сейчас она, еще находя силы иронически
усмехаться, только подыскивала доводы рассудка для оправдания этого
решения.
И совершенно напрасно.
Ибо любовь в оправданиях не нуждается.
Глава десятая, о побеге
Неизвестно, долго ли сидела бы Адель Паризьена у костра и что в
конце концов она бы придумала, но взруг услышала маркитантка легкий
звон мониста из медных кружочков, подняла угрюмые глаза и увидела
босоногую девочку-цыганочку, за пеструю юбку которой держался
братишка.
- Дай-ка я тебе, красавица, погадаю, - по-взрослому сказала
цыганочка, завладев рукой Адели. - Я ведь все знаю - что было, чего не
было! А деньги за гаданье как-нибудь потом отдашь. Жалко мне стало -
как ты тут печальная сидишь...
Адель молчала, глядя, как у соседнего костра полковник, доев мясо
и запив его из фляги, вытирает рот куском хлеба.
Цыганочка, опустившись на колени, вгляделась в маленькую и крепкую
ладонь Паризьены и сказала ей вот что:
- Путаный у тебя путь, красавица, сегодня здесь, завтра там, все
равно как мы, цыгане. Но ничего, скоро в странствиях твоих будет
большая остановка... Вот только покоя ты и раньше не знала, и впредь
не узнаешь.
При этом девочка бросала быстрые взгляды вокруг, на костры и
черных улан, да и чумазый глазастый малыш тоже, видно, к чему-то
прислушивался.
- А бояться тебе нужно не огня, не воды, не сабли, не пороха, -
быстро перечислила цыганочка. - Бояться тебе нужно того, кто сильнее,
чем ты сама. Тебе либо командовать, либо покориться целиком,
безоглядно, так что и силы вырваться не станет... Беги от такого
человека, коли встретишь!.. Ну, что тебе еще сказать? Будут тебе
великая радость и великая печаль от синих глаз.
- Главным образом от них будут великие неприятности, - провидя
будущее не хуже цыганочки, буркнула Адель. И тут встретился наконец ее
взгляд с острым, испытующим взглядом девочки.
Несколько мгновений цыганочка и маркитантка смотрели друг на
друга, все больше уверяясь, что одни и те же синие глаза у обеих на
уме.
- Не встречался ли тебе здесь русский гусар в голубом доломане? -
первая спросила шепотом цыганочка.
- Я как раз голову ломаю, как бы его выручить, - мгновенно
доверившись ей, тоже шепотом отвечала Паризьена. - А ты откуда? Кто
тебя прислал?
- Зовут меня Рингла, а прислал цыган Ешка. И еще Мачатынь.
Ни одно из этих имен ничего не говорило Адели. Но в долгих и
опасных странствиях усвоила она и такую истину, что порой мудрее
довериться незнакомому человеку безоговорочно, чем отказаться от его
помощи и пропасть ни за грош. А также жило в маркитантке редкое для
женщины в любую эпоху умение доверять хорошему человеку, не задавая
лишних вопросов.
- Серж сидит в моей повозке, видишь, вон там...
- Вижу...
- Его стерегут те двое. В повозке есть оружие, только Серж не
знает, где оно спрятано. Если он откажется отвечать на допросе, его
расстреляют... Смотри!..
Полковник встал от костра. Судя по жестам офицеров, вот сейчас,
сию минуту, кого-то должны были послать за синеглазым гусаром.
- Вот этот у них главный? Он прикажет расстрелять? - быстро
уточнила цыганочка.
- Он, колбасник проклятый...
Сходство с императором не внушало Адели ни малейшего почтения. И
даже менее того...
- Пич, веди ее к тятьке! - мотнув головой в сторону Адели, велела
Рингла.
- А ты? - не отпуская юбки, спросил Пичук.
- Отвлеку их.
- Глупышка, чем ты можешь их отвлечь? - ласково и безнадежно
спросила Паризьена.
- А вот увидишь! - задиристо отвечала Рингла.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг