за лазутчика и взять живым.
- Не дался бы он живым! - уже уяснив себе отчаянную гусарскую
натуру, буркнул Мач.
- А если ранен?
Мач не ответил. Распихав лежавших на нем цыганят, он выбрался из
кибитки, заправил рубаху в штаны и сказал решительно:
- Ну, спасибо тебе. Коня моего можешь оставить на долгую память. А
если у тебя совесть есть - к родителям моим отведи... Будь здоров.
- Куда ж ты собрался? - спросил обеспокоенный цыган.
- Выручать Сергея Петровича. Если только жив...
И покраснел парень, вспомнив, как услышал себе оправдание в крике:
"Беги, дурень!.."
Тут Ешка подошел к нему поближе, изогнулся, заглянул в глаза - а
выпрямился почему-то уже стоя за спиной у Мача, что и дало ему
возможность отвесить парню хороший подзатыльник, как своим цыганятам.
- Умная голова, а дураку досталась! - сердито заметил он. - Ну,
что ты сделаешь с целым полком? У тебя и ножа-то порядочного нет. А
тот, что есть, подари моему младшему, Янке. Знаю я ваши тучики - ведь
вы их так зовете? Ими только в зубах ковырять!
Про баварскую саблю он не сказал ни слова - и правильно сделал.
Толку от нее в руках у Мача не было ни на грош.
Высказавшись, Ешка оперся о борт кибитки и задумался. Ему под руку
подвернулась Рингла.
- Я все слышала! - прошептала она. - Давайте, я пойду! Я и
погадаю, я и спляшу! Пусти, Ешка...
Ешка, не вслушавшись, дал и ей подзатыльник.
- Да пусти же ты меня! - не обижаясь, продолжала цыганочка, и в
огромных ее глазах была тревога. - Я узнаю, что с ним... с тем
господином...
- С Сергеем Петровичем, - хмуро поправил Мачатынь.
- ... и вернусь! Не бойся, Ешка, никто меня не обидит!
Она долгим умоляющим взглядом смотрела в глаза приемному отцу. Тот
засопел и яростно поскреб в затылке.
- Ну, что за цыганская судьба такая! Вечно всякие передряги! -
вдруг пожаловался Ешка - и не Рингле с Мачем, а синему небу и зеленым
лугам. - Ни самому покоя нет, ни детям! И за что ты только, парень,
мне на шею свалился? Мало мне разве было того проклятия? Так еще и ты!
И зачем только я этой дорогой поехал? И черт меня дернул принять тогда
эти деньги!..
Тут Ешка стал перечислять в обратном порядке все несчастья - как
свои лично, так и цыганского племени вообще, перемежая их упоминаниями
некого мерзкого проклятия. И добрался бы он в конце концов,
закапываясь все глубже в историю, до исхода своих предков из Индии, с
чего и начались все цыганские беды, но вдруг померещился ему стук
копыт, и замер он, прислушиваясь, склонив набок молодое, полное
необъяснимого обаяния лицо.
Помолчав же, сказал не хныкливым да причитающим, а обычным
человеческим голосом:
- Ладно, Рингла... Ладно, парень... Вот сейчас вернется Пичук,
сядем и что-нибудь придумаем... Да не смотрите вы так тоскливо! Мне и
самому тошно...
Глава девятая, о лихой амазонке
Сергей Петрович бился с уланами молча, лишь сабля его резала
воздух, звенела и скрежетала о вражеские клинки.
Он один отбивался от пятерых.
А для прочих улан это было неожиданное и весьма приятное
развлечение. Вот они и галдели, окружив бойцов неровным кругом, без
хвостатых шапок, без оружия, а кто и вовсе босиком. Неравная эта
схватка очень их веселила, они смеялись, поддразнивали своих бойцов и
даже громко хвалили гусара за каждый удачный, пусть и не достигший
цели удар. Разумеется, они громко дивились безумству этого непонятного
русского, продолжавшего бой. И немало сомнительных комплиментов своим
умственным способностям услышал тогда гусар...
Игра длилась недолго - рассвирепевший Сергей Петрович нанес
несколько серьезных ударов. Уж как ему это удалось - непонятно, да
только чуть ли не в одно мгновение двое улан взвыли от боли, а третий
полетел с коня.
Немедленно замолчали шутники. Взамен вышедших из игры немедленно
объявились еще трое охотников - сбегали за лошадьми, выхватили сабли,
налетели на синеглазого гусара. Теперь уж не легкомысленный, а злой и
опасный шум пролетел над биваком.
Оставив разведенные костры, перестав доставать с повозок и ставить
палатки, уланы сбегались к побоищу. И многие были с пистолетами...
Как раз напротив схватки, на другом конце немалой поляны, стояла
повозка маркитантки. В аккуратную эту тележку, снабженную навесом из
белой холстины, была впряжена крупная сытая лошадь. Она и сейчас мирно
жевала, по уши уткнув морду в холщевую торбу с овсом. Другая,
тонконогая гнедая кобылка о трех белых чулках и со звездочкой во лбу,
миниатюрная, легонькая и нервная, была привязана рядом, к борту
повозки, и оседлана.
Никто не спешил к маркитантке со стаканом, никто не вызывал ее
нетерпеливым голосом, из чего следовало, что хозяйка этого бродячего
кабачка или отлучилась, или спит.
Она-таки спала, устав во время длительного марша.
Но внезапный шум разбудил ее, и она, вовсю зевая, высунулась
из-под холстины взглянуть, что за ерунда творится на поляне. А заметив
схватку, встала, чтобы сверху разглядеть ее получше.
Одета маркитантка была не Бог весть как нарядно - в просторную
синюю юбку из грубой шерсти, в мужскую рубаху без ворота, с
закатанными выше локтя рукавами... Вместо корсажа грудь ее
крест-накрест охватывал клетчатый красно-синий платок, завязанный
сзади хвостатым узлом. Свои пышные черные косы она заправила под
окрученный вокруг головы ярко-алый шарф, сильно смахивавший на
фригийский колпак, модный во времена Робеспьера и карманьолы.
Но загорелые сильные руки, и смуглое лицо, и румянец, и гордая
осанка молодой женщины словно выступали из более чем скромной одежды,
так что если бы спросить любого из черных улан, в каких туалетах
щеголяет маркитантка, он бы и ответить не сумел, пожалуй.
Маркитантка сообразила, что всадники играют, как кошка с мышкой, с
заблудившимся русским гусаром, а прочие уланы радуются потехе. Она,
привыкшая видеть и в бою, и в учебной схватке хороших фехтовальщиков,
отметила про себя мастерство вражеского гусара. И совсем было
вернулась маркитантка под свой полог досматривать прерванный сон, как
положение на поле боя изменилось, и она, опытная в военных делах, это
сразу почуяла.
Маркитантка, привстав на цыпочки, постаралась разглядеть побоище,
потому что ей уже стало чуть-чуть жалко отчаянного гусара.
И тут непостижимым образом ее глаза встретились с синими глазами
Сергея Петровича.
Скучающее, даже основательно заспанное лицо маркитантки мигом
преобразилось. На щеки хлынул горячий румянец, ресницы распахнулись!
Она секунду стояла в полном умопомрачении, потом зажмурилась,
открыла глаза - и увидела не вечереющее небо, не опушку, не бивак, не
костры, не коней и мундиры, а только синее-синее, отчаянное,
пронзительное, ослепительно-прекрасное!..
Три движения совершила тут маркитантка.
И первое было - не отрывая взгляда от схватки, нырнуть правой
рукой наугад в глубину повозки. Оттуда она вытянула обнаженную саблю с
голубым клинком и позолоченным эфесом, и судя по дуге, которую описал
кончик сабли, орудие это было маркитантке привычно. Второе - левой
рукой дернуть завязанный скользящим узлом повод тонконогой гнедой
кобылки. Третье - с борта повозки ловко прыгнуть в седло.
Тут обнаружилось, что под юбкой на маркитантке надеты
кавалерийские чикчиры, заправленные в короткие легкие сапожки с
отворотами.
Некогда было ей ловить стремена, она сразу подняла кобылку в галоп
и помчалась на выручку гусару.
- Подлецы, негодяи, мерзавцы, колбасники проклятые, трусы,
бездельники, дьявол вас всех задери! - завопила она и с таким боевым
кличем врезалась в самую гущу схватки.
Маркитантка лупила саблей плашмя по конским крупам, эфесом
колотила всадников, растолкала нападавших и оказалась рядом с гусаром.
Тот, не сообразив, что примчалась подмога, и на нее замахнулся
клинком, но маркитантка ловко увернулась.
Черные уланы, признав в драчливой всаднице свою поилицу-кормилицу,
которая прошла с ними столько миль, а также ошалев от ее криков и
ударов, несколько отступили, но ненадолго.
Кто-то опомнился и не слишком вежливо посоветовал маркитантке
убираться подальше, если ей жизнь дорога.
Но советчик стоял слишком близко к всаднице и ее лихой кобылке. Он
услышал пространную характеристику своих боевых и мужских достоинств,
а также едва не был смят в лепешку - маркитантка, не задумываясь,
подняла в свечку вышколенную лошадку, и копыта нависли над самой
головой советчика.
Сергей Петрович продышался и с большим интересом смотрел на
следующий маневр черных улан - они попытались вклиниться между гусаром
и его спасительницей, чтобы вывести женщину из боя, но им помешала их
же собственная осторожность, поскольку калечить взбесившуюся
маркитантку они все же не хотели.
- Да пусть забирает себе свой трофей! - проснулся вдруг в ком-то
здравый смысл. - Пусть тащит к себе в повозку! Там он целее будет! А
вот приедет полковник - разберемся!
Сергей Петрович, держа саблю наготове, озирался - он не расслышал
возгласа, но дружный хохот улан очень ему не понравился. Дело пахло
какой-то неприятностью. Так и получилось.
Пока уланы не передумали, неукротимая маркитантка ухватила под
уздцы гусарского серого коня и, взмахнув саблей, показала, где уланы
должны перед ней расступиться. Тут кто-то, особенно злой на упрямого
гусара, вдруг сбоку запустил в него камнем.
Удар пришелся хоть и в кивер, но все равно довольно близко к
виску. Сергей Петрович покачнулся и, возможно, рухнул бы с Аржана,
если бы маркитантка, вовремя подхватив, не уложила его поперек своего
седла.
- Забирай добычу, Паризьена! - закричали уланы.
Им было весело.
И действительно - кто бы не рассмеялся, глядя, как неприятель,
только что опозоривший лучших полковых фехтовальщиков, висит кверху
задом на маленькой кобылке, вроде длинного мешка с овсом, и такой же
беспомощный, как мешок.
Маркитантка обвела взглядом хохочущие лица. Хотела она было что-то
сказать, да закусила губу. И такая злая тоска сверкнула в ее темном
взгляде, что несколько человек невольно подалось назад, расступилось,
и коридор, высвобожденный для всадницы, оказался куда шире, чем
требовалось...
Ни слова не сказала маркитантка черным уланам, а рысью направилась
к своей повозке. Аржан побежал следом.
Сергей Петрович не совсем потерял сознание - он чувствовал, к
примеру, что налившаяся свинцовой тяжестью голова летела куда-то в
пропасть, но все не могла долететь до дна, что тело равномерно
сотрясалось - как оно и положено на рыси. Потом его дергали за руки и
возносили к небесам его ноги, но совершенно не было сил открыть глаза
и понять, что сие означает.
А когда это гусару наконец удалось, то оказалось, что он лежит в
повозке маркитантки, под холщовым пологом, отгороженный этой грязной
шершавой холстиной от уланского бивака, и хозяйка, щеку которой
подкрасил жаром пробившийся в повозку закатный лучик, склонилась над
ним и осторожно ощупывает его висок и ухо.
Рука маркитантки внезапно отскочила - их глаза встретились.
Неизвестно, сколько длился этот взгляд. Сергей Петрович,
справляясь кое-как с головной болью, узнавал и эти блестящие глаза, и
это молодое лицо. Выплыли и встали перед глазами подробности недавней
схватки. А маркитантка просто на него смотрела...
- Вы здорово дрались! - вдруг сказала она. - Клянусь пузом святого
Гри!
- Вы француженка? - удивился гусар, услышав из нежных вишневых
губок любимое присловьице славного короля Анри Четвертого.
- Француженка, и более того - парижанка! - гордо ответила
маркитантка. - Меня так и звали в полку - Адель Паризьена.
- Как же вы оказались с пруссаками?
- Отбилась я от своего полка, еще в Тильзите. Сама до сих пор не
пойму, как умудрилась... Но там такой Вавилон собрался, такое
столпотворение было! Вот, с этими колбасниками сейчас иду... тысяча
чертей и мешок песка в их глотки...
- Не больно они вам по душе пришлись?
- Не все ли равно, с кем наступать? А отступает каждый в
одиночку... - пасмурно сказала Адель. И лицо ее изобразило гримаску
какого-то привычного недовольства.
Но тут маркитантка опять встретила внимательный и ясный взгляд
гусара.
- Вы здорово дрались... - мечтательно улыбнувшись, повторила она.
И в словах этих была неожиданная нежность.
- Я вам жизнью обязан!.. - вдруг все вспомнив, с пылкостью начал
было Сергей Петрович, но она прижала палец к губам.
- Тише, дьявол вас задери! Услышат! Вы ведь, сударь, в плену
все-таки! Но не бойтесь - французы уважают храброго врага. Я вас
колбасникам так просто не выдам.
- Почему? - быстро спросил гусар, заглянув ей в глаза.
Опять маркитантку ослепила ясная синева, опять сердце взметнулось
под небеса!
На быстрый и неожиданный вопрос ответ мог быть только искренним. И
она ответила с неменьшей стремительностью:
- А вы мне понравились!
И улыбнулась лукаво и дерзко - как улыбается женщина, осознающая
свою женскую силу. Улыбнулась, радуясь, что немного смутила своими
задорными словами синеглазого гусара.
Удивительная улыбка показалась тут на его губах. Не обычная его
белозубая и быстрая усмешка это была, совсем нет! А опустились на
мгновение ресницы, дрогнули губы - и преобразилось энергичное лицо с
тонкими и резкими чертами, и лаской от него повеяло.
Но длилось это чудо ровно мгновение. А потом сверкнули под темными
лихими усами зубы, заблестели глаза, и лицо стало прежним, узнаваемым,
дерзким.
- Вы мне тоже понравились, - в тон маркитантке сказал Сергей
Петрович, и добился-таки ее румянца!
Молчание не затянулось.
- Как же вас звать? - спросила бойкая Адель.
- Позвольте представиться, хотя лежа вроде и не полагается, -
отвечал гусар. - Энского его величества гусарского полка поручик
Орловский.
- Поляк? - удивилась маркитантка.
- Русак! - гордо объявил гусар.
Адель призадумалась на миг и решительно пошла на сближение.
- В своем полку я всех офицеров звала по именам, - намекнула она.
- Мое имя Сергей... - тут гусар хотел по привычке добавить и
отчество, но сообразил, что француженке это ни к чему. - Так и зовите.
- Серж? Хорошо. Постараюсь запомнить, - обещала Паризьена. - Да не
пробуйте вставать! Вам крепко досталось. Голова не болит? Не мутит?
- Малость... - признался гусар.
- Вам просто надо отлежаться. Главное - чтобы полковник не
вернулся до темноты. Полковничек у нас... Впрочем, сами увидите. Но
пока он не приедет, никто вас здесь не тронет. Пруссаки - господа
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг