поезд отходит на рассвете... А я уже десять дней не могу увидеться с
Ярославом.
- Почему? - вырвалось у меня.
- Инженер Макаренко занят, - с иронией сказала Лида. - Десять дней
назад он исчез, чтобы работать над своим проектом. Я думала, что сегодня
он вернется к себе в гостиницу, но, оказывается, он снова звонил сюда, что
еще несколько дней его не будет.
Для меня это было новостью. Правда, я знал, что Макаренко много
работает, но о его исчезновении ничего не слышал.
- Это манера инженера Макаренко, - с горечью сказала Лида. - Свою
работу он ставит превыше всего.
- Да, он много работает. Энергичный и настойчивый человек.
- Возможно... Когда он появится, пожалуйста, передайте ему письмо. Вы
ведь соседи... И... я надеюсь, вы никому не расскажете об этом маленьком
поручении.
- Обещаю, - торжественно сказал я.
Она отдала мне письмо.
Некоторое время мы молчали. Потом Лида встала и протянула мне на
прощание руку. Я не знаю, что меня толкнуло на это, но у меня вырвалось:
- Лидия Дмитриевна, я перед вами виноват.
- В чем? - удивленно посмотрела она на меня.
Я помолчал, досадуя на свою несдержанность.
- У меня ваша сумочка... которую вы потеряли у моря...
Лида вспыхнула.
- Уверяю вас, никто об этом не знает. Я хотел ее вернуть, но не знал,
чья она... Потом догадался... Мне очень совестно...
- Вы прочитали письмо, которое там было?
Я склонил голову. Последовало долгое молчание.
- Верните мне его, пожалуйста.
Пришлось вытащить из шкафа большой чемодан и достать из него сумочку,
которую до сих пор я так старательно оберегал от чужого глаза.
Лида открыла сумочку, перебрала ее содержимое и вынула письмо.
Читала она его долго и внимательно. Сидя против нее, я видел, как
менялось выражение ее лица. Наверное, это письмо было для нее очень
ценным. Да иначе и быть не могло.
Я любовался Снежной Королевой, как называл ее Ярослав Макаренко.
Правда, болезнь уже отразилась на ней, а может быть, и взаимоотношения с
Макаренко сыграли роль. Я вспомнил слова Барабаша, что при диабете
больному очень вредны острые душевные переживания, так как они ускоряют
развитие болезни.
Лида дочитала письмо, сложила его и положила в сумочку, с которой
пришла сюда.
- Вы не в претензии, что я забираю вашу находку?
- Лидия Дмитриевна!
- Я очень вам благодарна. В сумке, кажется, не было ни одного
предмета, который указывал бы, кому она принадлежит. Итак, я не могу
сердиться на вас за то, что вы прочитали письмо... Как вы ее нашли?
- Вы припоминаете вечер у моря накануне вашего отъезда с курорта
домой?.. Я ждал вас тогда с этой сумочкой до полуночи, не читая письма.
- Откуда вы знали, что на следующий день я должна уехать?
- Я слышал ваш разговор с...
- ...с Юрой... Это вы сидели на скамейке, когда мы пришли на
набережную?
- Я.
Девушка легонько вздохнула.
- Лидия Дмитриевна, что вас так волнует? Я вижу, в последнее время вы
очень нервничаете. Неужели из-за нездоровья?
Болезненно улыбаясь, она посмотрела на меня:
- Вы дипломат, Олекса Мартынович. Я вспоминаю, как вы сравнивали меня
с белой розой. К сожалению, я не знала тогда, что вы читали это письмо.
- Уверяю вас, я сказал это только потому, что чувствовал правильность
сравнения, сделанного когда-то Ярославом Васильевичем.
- Я ни в чем вас не виню. Я вспомнила просто так. Вы хотите о
чем-нибудь спросить меня?.. Но вы и так знаете больше, чем кто-либо
другой.
- Позвольте мне быть с вами совсем откровенным. После того как я
догадался, кто автор этого письма и кому оно адресовано, я узнал и много
другого... Но совсем не все.
- Вы хотите знать все?
- Нет, простите. Хотя моя профессия и требует, чтобы я ко всему
проявлял интерес, но в данном случае это было бы нечто большее, чем даже
неделикатность. Просто я не понимаю, почему вы нервничаете, когда вам это
вредно. И сержусь на вас за это.
- Иначе говоря, вы обвиняете меня?
- Если друг может обвинять.
Лида сдвинула шапочку и рассматривала светлое пятно на столе.
Я чувствовал себя неловко. Без сомнения, девушка считает, что я
вмешиваюсь в дело, которое меня не касается и не должно касаться.
- Знаете, - неожиданно проговорила Лида, - я вам доверяю... Вам
покажется странным... но нужно ведь с кем-нибудь поделиться своими
мыслями... Я сама себя не понимаю. Может быть, вам удастся понять...
Она с минуту помолчала, потом, волнуясь, заговорила снова:
- Когда-то - это было несколько лет назад - я случайно встретила
Ярослава. Не скажу, чтобы он сразу мне понравился... Но вы знаете об этом
из его письма... Когда он уехал, я часто думала о нем. И неожиданная
встреча на маленькой станции - она казалась мне шуткой - поразила меня.
Мне показалось, что я начинаю его любить... Тогда я была на первом курсе,
а он готовился к защите дипломной работы. Мы провели вместе несколько
чудесных дней. Я всегда с большим удовольствием вспоминаю эти дни. Сколько
было смеха и радости!.. Те чудесные дни, казалось, предвещали нам
радостное будущее. Мы стали большими друзьями... хотя перед расставанием и
поспорили. Я настаивала, чтобы он поскорее защитил свой дипломный проект и
сейчас же после этого переехал в наш город. Он почти согласился, но твердо
обещать отказался. Мы разъехались. Очень скоро Ярослав написал мне, но я
на его письмо не ответила. Я спрашивала себя: действительно ли я так
сильно люблю его, что должна связать с ним свою жизнь? И мне почему-то
начало казаться, что это только увлечение, которое быстро пройдет. В
другом письме он написал, что в ближайшее время приехать не сможет. Я
рассердилась и снова не ответила. Только после четвертого письма я ему
написала. В этом письме он упрекал меня за молчание и заявлял, что и он
пишет в последний раз. Я испугалась и ответила. Потом написала еще одно
письмо, в котором почти призналась, что люблю его. Оба мои письма
вернулись с надписью, что адресат выехал... Ну, а это письмо я получила
после длинного перерыва.
Я внимательно смотрел на нее.
- Спустя некоторое время появился Юра. Собственно, я с ним очень
давно знакома. Мы вместе учились в школе. Это прекрасный человек. Я люблю
его за ум, за работоспособность, за чуткость, за доброту... Мы часто
проводили с ним вместе и каникулы. Сначала мы были с ним в одном
институте, но через год он перешел в медицинский. Вот почему он окончил
позже меня. Юра был дружен со всеми моими товарищами, к нему очень хорошо
относились в моей семье, хотя Станислав иногда и подшучивал над ним. Я
знала, что Юра любит меня. Такая любовь встречается редко. Для Юры никто
не существует, кроме меня... Дальнейшее вам известно. Снова появился
Ярослав... Я не буду от вас скрывать... Я до сих пор его не понимаю. Может
быть, моя болезнь... Лучше нам с Ярославом не встречаться. Работа поможет
ему забыть меня.
Я покачал головой:
- Лидия Дмитриевна, на таких, как Ярослав, не нужно сердиться.
- Не понимаю.
- Говорят, что великий изобретатель Эдисон в день своей женитьбы
зашел в лабораторию и так увлекся каким-то исследованием, что позабыл о
свадьбе. Невеста и гости прождали полдня и едва разыскали его.
- Вы меня не понимаете, Олекса Мартынович. Я не ревную его к работе.
Я сама люблю работать и знаю, что значит отдаваться работе. Но для
нормального человека во всем существуют границы... Впрочем, дело не в
этом. Вы не понимаете, что со мною происходит.
- Я понимаю вас, Лидия Дмитриевна. Я уверен, что вы любите Ярослава,
но боитесь сделать больно Юрию.
- Оставьте! - нервно проговорила девушка и поднялась с кресла. - И
довольно об этом. Вот письмо. Прошу передать его Макаренко... Спокойной
ночи!
Я выразил свое удовлетворение тем, что завтра она едет на курорт. Там
она все спокойно обдумает, снова обретет душевное равновесие, потому что с
нею не будет ни Юрия, ни Ярослава.
Лида порывисто качнула головой.
- Юра едет со мной. Он сейчас работает над диссертацией, тема которой
связана с моей болезнью... Очевидно, он ищет новые способы ее лечения. До
свиданья.
- До свиданья, - тихо ответил я.
Вдруг, уже у самой двери, Лида обернулась:
- Юра сменил свою профессию ради меня. Он специально перешел в
медицинский институт, когда узнал, что я заболела. Он посвятил мне свою
жизнь... - Она не закончила, потому что в это мгновение в дверь постучали.
Лида повернулась и столкнулась в дверях с Догадовым.
- Можно? - спросил он.
- Прошу, входите, - пригласил я его, а сам вышел вслед за Лидой.
Но девушка уже спускалась в вестибюль.
- Так вот кто у вас бывает! - с усмешкой сказал Догадов, когда я
возвратился в комнату.
Я взглянул на него так, что усмешка мгновенно исчезла с его лица.
- Лидия Дмитриевна Шелемеха завтра уезжает в Ессентуки и любезно
занесла мне некоторые сведения о лаборатории металлов, где она работает, -
холодно пояснил я. - Как вам известно, я писал об этой лаборатории и буду
писать еще.
- Знаю, знаю... Прекрасный очерк у вас получился.
Это было сказано так искренне, что я изменил тон, тем более что
Догадов тут же добавил:
- Я к вам зашел с новостью.
- С какой именно?
- Скоро мы с вами распрощаемся. Я уезжаю.
- Куда?
- Надоело сидеть и возиться с правкой корреспонденции. Хочу писать
сам. Я договорился с Антоном Павловичем, что поеду специальным
корреспондентом "Звезды" на Урал. Подвластная мне территория - весь Урал и
вся Западная Сибирь до самого Байкала.
- Ого! Тогда я, по всей вероятности, весной приеду к вам в гости. Ну,
а Новый год вы все же встретите здесь?
- Должно быть. Говорят, что на встрече Нового года в редакции будет
много выдающихся людей. Антон Павлович надеется даже на Саклатвалу, хотя
академик никогда не ходит на банкеты.
- Не знаете, кого еще приглашают?
- Видел у секретарши список. Всё старые наши друзья и новые светила
технической мысли - Самборский и Макаренко... Кстати, говорят, будто
Самборский в разговоре с кем-то сказал о Макаренко: "Если бы это не мой
бывший друг, то я подумал бы, что это вредитель". В чем дело? Они
поссорились?
- Не имею ни малейшего представления, - ответил я и, зная склонность
моего коллеги посплетничать, промолчал о сегодняшнем заседании комитета.
13. ПОД ЕЛКОЙ
В конце декабря погода начала портиться. Наступила оттепель. В городе
совершенно исчез снег и не осталось никаких признаков зимы. Казалось,
вернулась осень с туманами, дождями и грязью. Метеорологи сообщали о
вторжении на Европейский континент теплых масс воздуха, рассказывали о
циклонах и антициклонах, но на вопрос, интересовавший обыкновенных
граждан, а особенно конькобежцев, хоккеистов, лыжников и вообще любителей
зимнего спорта, когда снова начнутся морозы и выпадет снег, не отвечали.
Перед Новым годом стало так тепло, что форточки в комнатах день и ночь
оставались открытыми, и было смешно смотреть, как, шлепая по грязи,
прохожие тащат на плечах елки.
Редакция "Звезды" тоже деятельно готовилась к новогоднему празднику.
Тридцатого утром мне принесли оттуда билет с приглашением "на новогодний
вечер под заснеженной елкой". Было еще несколько приглашений, но я с
благодарностью отклонил их.
Кроме, так сказать, служебного патриотизма, у меня было очень важное
основание встречать Новый год именно в редакции. Стало известно, что
тридцать первого декабря правительство слушает доклад академика
Саклатвалы.
На заседание членов правительства никого из комитета не пригласили,
но Черняк должен был увидеться с академиком сразу же после окончания
заседания, а от него приехать в редакцию на вечер...
Одно препятствие едва не помешало мне пойти на встречу Нового года. Я
мог встретить Макаренко. Я должен был отдать инженеру письмо Лиды, но вот
уже несколько дней искал это письмо и никак не мог найти. Куда оно
девалось, этого я никак не мог понять.
Не раз случалось, что я прятал какую-нибудь нужную вещь и находил ее
только через несколько месяцев. По всей вероятности, то же самое случилось
и теперь. Я страшно ругал себя за неряшливость и беспорядочность. Снова и
снова я обыскивал всю комнату - письмо словно растаяло. Но не могло же оно
в самом деле исчезнуть!
Перед тем как ехать на вечер, я еще раз поискал его и снова не нашел.
В редакцию я приехал без четверти одиннадцать и застал там довольно
много народа. Черняка еще не было. Не было также и Шелемехи. В одном из
отделов я увидел Самборского, а в большой комнате, возле роскошной елки, -
Макаренко. Догадов держал его под руку и что-то рассказывал.
Догадов сразу же ухватился за меня, затараторил о своем отъезде на
следующий день, оставил мне кучу поручений: способствовать помещению его
корреспонденций, отвечать на письма, последить за своевременным переводом
гонораров - все, что может сказать друг-журналист, когда уезжает в
длительную командировку.
- Мы еще успеем обо всем условиться, - сказал я ему. - Дайте
посмотреть на елку.
- Елка необыкновенная, - проговорил Ярослав.
Действительно, елка, густая, развесистая, с широким основанием, с
блестящими ярко-зелеными иголками, была замечательно красива. На ее
верхушке сияли семь серебристых звезд, напоминавших созвездие Малой
Медведицы; самая высокая из них должна была быть Полярной звездой. На
золотых и серебряных цепочках, опоясавших елку, слегка покачивались куклы
и игрушки.
- Следите за елкой, - сказал Догадов, - я вам что-то сейчас покажу.
Он подошел к стене и щелкнул выключателем. Тихонько загудел мотор, и
елка медленно закружилась перед нами, показывая себя во всей красе.
- Техники не могут без выдумок, даже когда речь идет о елке, -
засмеялся Ярослав.
Догадов остановил елку и отправился в другие комнаты. Мы еще немного
постояли возле дерева и тоже отошли.
- Ярослав Васильевич, - обратился я к инженеру, - я очень виноват
перед вами.
- А что такое?
- Когда Лидия Дмитриевна уезжала на курорт, она оставила мне для вас
письмо...
Инженер исподлобья посмотрел на меня.
- Это письмо я, как мне казалось, положил в ящик стола, но не мог
найти, когда ехал сюда... У меня иногда бывает такое, - скороговоркой
объяснил я.
- Вы уверены, что найдете его?
- Обязательно. Оно не могло исчезнуть из комнаты.
- Я вас очень прошу.
- Завтра с утра все пересмотрю и во что бы то ни стало найду.
- Может быть, мне завтра утром постучать к вам, чтобы вы не забыли?
- Хорошо, пожалуйста. Как только проснетесь, заходите.
Приглашая его, я был неспокоен. "Ну, а если не найду?" - мучила меня
мысль.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг