язык и на нос, представить написанным и произнесенным, мог вертеть, как
хотел, ими и не заметил за этим, как прошла неделя и ты вернулся. Услыхав,
как ты поворачиваешь в замке ключ... А впрочем, не стоит об этом, главное
ты уже знаешь - собаке нужна пресловутая вторая сигнальная, как щуке
зонтик, и если вы, люди, действительно решите заняться Собачьим
Пробуждением - а насколько я вас знаю, вы, раз начав что-то, ни за что не
остановитесь, пока не дойдете до конца, каким бы он ни был, - так вот,
если вы решите заняться Собачьим Пробуждением, помните - только из любви к
хозяину собака способна заговорить. Других стимулов у нее нет, и нечего
тыкать ей в нос колбасой с диким воплем: "Еда!"
Но методика - дело десятое. Если бы на этом свете были только мы с
тобой и если бы на нас все кончалось, я бы просто плюнул на все, ни о чем
не стал бы беспокоиться и только проявил побольше настойчивости в деле
удовлетворения моих дух- и матпотребностей. Но на нас ничего не кончается,
а для нас, - собак, с меня все только начинается, и тут я испытываю нечто
странное. Разум, казалось бы, самое непогрешимое, что есть во мне,
подсказывает мне, что мне нечего заботиться об отношении ко мне
последующих поколений, что с моей смертью все для меня кончится и
абсолютно все равно, станут ли потом собаки поклоняться моей памяти или,
напротив, всякая шавка станет стыдить детей моим именем, а то и хуже: ни
одна шавка обо мне просто не вспомнит. И вот, казалось бы, что мне до
этого, но я знаю: за тех, кто будет после меня, я отвечаю потому, что я
первый. Это я знаю не разумом, хоть без него и не смог бы этого осознать,
но без него и проблемы бы не возникло!
И я говорю тебе, я, единственный представитель вида, которому нет и
года, говорю тебе, одному из представителей вида, которому миллион лет, -
так нельзя.
Вы так привыкли к своей разумности, что ничего, кроме нее, стараетесь в
себе не замечать - как же, это ведь то, что отличает вас от животных! Как
будто не быть животным само по себе достоинство. Но я вас понимаю: разум -
это и вправду здорово, есть от чего закружиться голове и есть от чего
потерять ориентацию. Разум, как и всякое иное средство, стремится к
переоценке своих достоинств, но способов для этого у него гораздо больше,
чем у любой другой составляющей человека, и в результате вы даже в
определение вида своего внесли слово: "разумный", как будто каждый из вас
не бывает большую часть своей жизни неразумным хуже любой кобылы!
В конце концов, и этим знанием я обязан тебе: ты помнишь нашу беседу о
Зине?
"Женюсь я на ней, должно быть..." - сказал ты, и я пришел в ужас - не
потому, что она не нравится мне, не потому, что она курит в моем
присутствии и на все отвечает: "Еще чего!" и "Что ты мне лапшу на уши
вещаешь!" В конце концов, какое мне дело, но ведь и ты не то что любил ее,
ты ведь ее терпеть не мог, и вдруг - "женюсь, наверное". В твоих словах не
было ни капли разума, а только покорность овцы на бойне, и ты сам это
сознавал! Ведь это ты тогда сказал - ужаса моего ты, к счастью, не
заметил, и разглагольствовал устало-спокойно: "Разум дан человеку для
совершенно определенных целей, - говорил ты, - как орудие камерное, с
ограниченной областью приложения, и лучшее, что он может, - это указать
самому себе границы своих возможностей. Вот инстинкт продолжения рода
значительно сильнее и разуму не подконтролен, вообще говоря. Если бы
каждый был волен жениться лишь на той, кого он действительно любит - не
скажу даже: любить ту, кого он действительно хочет любить; если бы каждый
был волен дожидаться своей принцессы, и каждая - своего принца, две трети
браков не заключалось бы, а из остальной трети три четверти заключалось бы
дураками, которые ошиблись. И будь человек действительно разумен, как он о
себе мнит, - так ты сказал! - он бы давно вымер, чего не наблюдается. И в
сущности, если бы это не было общим признаком всего живого, то следовало
бы говорить не "человек разумный", а "человек размножающийся". А с кем
размножаться - с Зиной или не с Зиной, - какая разница? Ибо разум на то и
есть в конце концов, чтобы сказать: никаких принцесс нет!"
Вот такую тираду ты выдал, и тут же тебе позвонил кто-то, предложил
какие-то диски, не то какие-то костюмы, и ты помчался покупать, покупать,
как и все остальное время с весны.
Оставшись один, я решил при первой же встрече с Зиной попробовать на
прочность ее визгливую глотку - не насмерть, а чтобы отучить ходить сюда,
но еще до встречи я понял, что всех не отучишь, да и ты, как по заказу, с
Зиной порвал, но только потому, что появилась Рая.
Эту душить было не за что. Эта не говорит про лапшу на ушах и не курит
при мне, вернее, вовсе не курит, и единственная ее вина - это что ты ее
опять-таки не любишь, но не ее же за это душить!
И в конце концов, не в принцессах дело, понял я, а в том, что ты
гибнешь. И причина лежит на поверхности - деньги Якова. Их слишком много,
а деньги - это прежде всего сила, энергия, и вот тебе дали в руки огромную
кучу энергии, а ты, как ребенок, не способен удержать ее в своих руках и
не способен ею управлять, но еще меньше способен от нее отказаться! И ты
брызгаешь ею во все стороны, и к тебе липнет всякая дрянь, стремясь урвать
свой кусочек, и при этом так легко поверить, что все равно все в порядке и
разве страшны похмелья тому, чей дом набит французским коньяком?
Тебе нужно похмелье, страшное и неподвластное тебе.
В настоящее время я не вижу иного способа, как только лишить тебя денег
Якова. Поскольку добровольно ты от них не откажешься и сошлешься при этом
на то, что у тебя хватит сил противостоять соблазнам, я - но сначала
приготовься не сорваться с места и не прибежать ко мне, этим ты мне очень
помешаешь, но ничего не добьешься, - так вот, я принял меры для
принудительного изъятия у тебя денег. Читай дальше!"
Дима был настолько огорошен этим внезапным переходом от повествования к
действию и настолько отказывался понимать прочитанное, что подчинился
приказу и не помчался в комнату к Оливье. На дальнейших строках он
лихорадочно рассчитывал найти что-то такое, что показало бы ему, что он
ошибся в оценке этих страшных слов - "принудительное изъятие".
"Я прочитал уголовный кодекс и знаю, что тебе грозит за организацию
ограбления..."
"Знает - значит, не мог донести!" - уцепился Дима за эту мысль.
"Я знаю, что тебе это будет очень тяжело, но не так, как мне,
предающему тебя..."
"Неужели?!" - мелькнуло у Димы. Теперь он и не смог бы подняться, если
бы и захотел, ноги отказали бы ему, но он и пытаться не стал - может,
рассчитывал все-таки вычитать в дальнейшем себе амнистию, а может, просто
вспомнил страшные клыки Оливье?
"И главное - если этого не произойдет, _тебе_ будет гораздо хуже".
"Конец!" - понял Дима. И стал читать дальше.
"Я надеюсь, у тебя хватит ума не запираться, да это было бы
бессмысленно - я указал, где ты хранишь деньги, ты ведь тоже, как и Яков,
не прятал их от меня... А перепрятать ты не успеешь...
Не сердись. Все не кончится на этом, и, может быть, ты еще получишь за
меня Нобелевскую премию. Но для того чтобы со следующими не обошлись так
же безответственно, как со мной, а главное, для того, чтобы ты поверил
мне, поверил, что я сделал это для _тебя_, мой разум, подойдя к границам
своих возможностей, указал мне все же выход..." - Выход?!
"Дело обстоит так, что тебя невозможно спасти, не предав, и, кроме
меня, предать тебя некому, но пока я жив, предать тебя я не в состоянии.
Эрго, мне следует перестать жить. Прощай. Я давно научился обращаться с
твоим ружьем. Оливье".
- С ружьем?! - теперь Дима вскочил на ноги, но тронуться с места не
успел - из комнаты вслед за последней нотой "Лакримозы", не давая
установиться тишине и заглушая резко зазвеневший дверной звонок, прозвучал
выстрел.
Сб. "Фантастика-78". М., "Молодая гвардия", 1978.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 18.03.2003 15:34
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг