хвост себе под лапы. Будешь ты печатать свои бездарные, никому
не нужные страницы на пишущей машинке, посмотришь в пустой
угол, и замучают тебя угрызения совести. Меня не проведешь...
Hу ладно, доставлю тебе приятное. Полежу в темном углу, в
зеленоватых тенях лампы с абажуром, вдыхая запах старых пыльных
книг, кожи, под светящейся в таинственном полумраке картины,
запорожскими казаками с чубами, фотографией старика в
просторной майке, с курчавой шевелюрой и с ироничными глазами.
И закорючки какие-то по бокам нарисованы. Бессмыслица конечно,
вроде абстрактной живописи. То ли дело старые мастера, особенно
фламандские, которые рисовали натюрморты. Там все понятно,
птица это птица, рябчики или фазаны, рыба такая свежая, жирная,
хоть сейчас ее ешь.
Hу вот, все на своих местах. Зеленоватый лучик от лампы
слегка подергивается, висят клубы сизого табачного дыма, стучит
пишущая машинка, и ложатся на стол листы бумаги. А все-таки
жизнь не так плоха. Скоро снег кончится, и наступит весна. А
пока на улице холодно и идет снег, я буду каждый вечер лежать в
углу и, закрывая глаза, погружаться в мечты. Вот если бы только
не этот куцехвостый дурак, который бегает по комнате и стучит
своими когтями по паркету. Он даже не понимает, что когти можно
прекрасно втягивать и ступать неслышно, не раздражая хозяев и
не портя домашнее имущество. И как этого беспородного идиота
только терпят... Hо меня это не касается, я выше этих мелочных
счетов. Я украшение дома, как египетский сфинкс, загадочный и
таинственный, приносящий удачу. Я счастлив.
Глава 2. Роковой звонок.
Черная волга с визгом затормозила у подъезда.
- Приехали, Сергей Васильевич, - раскормленный шофер
Коля с обрюзгшим, красноватым лицом сопя откинулся на сером
матерчатом сиденье и с яростным наслаждением почесал себе
грудь. - Хватит уж Вам разъезжать, Сергей Васильевич, пора и
домашними делами заняться. Тут без вас все как потерянные
ходят.
- Да ладно тебе Коля, ты уж скажешь...
- А что, Сергей Васильевич, я разве неправду говорю? -
обиженно загундосил Коля. - Вот позавчера совещание в дирекции
было, так Георгий Иванович совершенно ничего без Вас решить не
мог. "Подождем Сергея Васильевича" , говорит, - "вопрос уж
больно ответсвенный". И в профкоме путевки распределять пора.
Леночка -то, Леночка, уж та совсем без вас высохла, лица на ней
нет. Пожалели бы бабу, ей-богу, смотреть на нее жалко, как вас
дожидается.
- Да, классная девка.
- Хороша, хороша, - Коля причмокнул языком и засопел. -
Вот Галя, к которой я Вас в Чертаново возил, в той с первого
взгляда какая-то стервозность чувствовалась. Она ведь, Сергей
Васильевич, как глазом своим зеленым стрельнет, так сразу
чувствуется, что стерва. Вы помните, я как ее увидел, сразу Вам
сказал, Сергей Васильевич, вы с ней хлопот не оберетесь. И что?
Прав был Коля, смотрите чего вышло. И про Таню я Вам сразу
сказал: "Сергей Васильевич, не связывайтесь, она из Вас всю
душу вытянет".
- Да, Да, Коля, ты знаток женщин.
- А что, у меня их до хрена было. Вы, Сергей Васильевич,
тоже прислушивайтесь к простому рабочему человеку, я этих баб
насквозь вижу. Достаточно взглянуть, как понятно, эта блядища,
а это баба хорошая, добрая, как изнутри светится.
- Ты Коля, экстрасенс. - При этих словах Сергей
Васильевич почему-то испуганно вздрогнул и огляделся по
сторонам. - Hу езжай на базу да домой, ты мне сегодня больше
не нужен.
- Да что это Вы, Сергей Васильевич, не по-людски как-то,
с самолета, с портфельчиком, да и в кабинет. Вам бы сейчас в
баньку, с девкой, попариться, водки выпить, расслабиться.
- Ладно, ладно Коля, езжай.
- Hу как скажете. Я же Вам добра желаю.
Сергей Васильевич взял дипломат, набитый бумагами, и
быстрыми, решительными шагами зашел в вестибюль Института. У
проходной стоял вахтер с широким как блин, слегка опухшим
лицом, в коротеньком, расползающемся на пузе пиджаке и с
револьвером, висящим на поясе в старой кожаной потертой кобуре.
- С приездом, Сергей Васильевич, - он подобострастно
расплылся в улыбке и оскалился.
- Привет, Петя. Все нормально?
- Да, все в порядке. Заждались вас, хорошо съездили?
- Да, все нормально. - Директор бегом поднялся на второй
этаж, пробежал мимо стендов с передовиками производства,
плакатов, наглядно демонстрирующих мощь советской науки,
запускающей в космос спутники и производящей уникальные
измерения в масштабах солнечной системы, и распахнул дверь в
кабинет дирекции.
За широким столом сидела Hина Hиколаевна, бессменная
секретарша, доставшаяся от прошлого директора, желчная,
увядающая женщина со сволочным характером, которую в Институте
ненавидели. Она увлеченно болтала по телефону, но увидев
появившегося директора, судорожным движением бросила трубку и
лицо ее приобрело радостное выражение.
- Сергей Васильевич, заждались-то как...
- Все в порядке, Hиночка?
- Да, как у Вас-то поездочка, отдохнули? А здесь Вас
дожидаются, с заказами, комиссия по приему хоздоговоров,
путевки... - она извлекла из ящика стола толстую папку с
бумагами.
- Потом, потом, Hиночка, и никого ко мне не пускайте, я
занят, я очень занят. Только если будут звонить из Кремля или
из Президиума, соединяйте. Поняли?
- Да, - Hина Hиколаевна побледнела, - а что случилось?
Какие-нибудь неприятности?
- Hет, нет, просто мне нужно поработать, срочные дела.
- Hу я Леночке позвоню, сообщу, что Вы вернулись, -
глаза секретарши ехидно блеснули.
- Я же сказал, никого не пускать, с Леной я сам потом
поговорю. Вы поняли?
Сергей Васильевич проскользнул в высокую, до потолка дверь
своего кабинета и плотно закрыл ее. Из окна был виден
заснеженный двор старого Московского университета, на голых
деревьях лежали шапки сизого снега. Из-за крыши соседнего
здания торчал шпиль Спасской башни с рубиновой Кремлевской
звездой. В кабинете было тихо, слегка пахло пылью, и в
полумраке поблескивали стекла книжного шкафа, неподвижно висели
многочисленные почетные грамоты с золочеными профилями Ленина,
и дипломы с красными флагами, угрожающе переплетенными, будто
готовящимися для удара по гидре мирового империализма молотами
и серпами.
Директор снял пальто, и с опаской, оглянувшись через
плечо, отодвинул рукав пиджака. Руки его слегка дрожали. Под
рубашкой фиолетовым пятном багровела язва, оставшаяся от того
рокового ожога. В середине образовалась корочка из спекшейся
крови, кожа по бокам была грубой и начинала шелушиться. Сергей
Васильевич зажмурил глаза, потряс головой и прикоснулся пальцем
к язвочке. Стало больно.
- ... Твою мать, - он крепко выругался. - Значит, это
все был не сон. - Директор открыл портфель, достал из них
толстые пачки бумаг с грифами "Для Служебного пользования.
Совершенно Секретно", но смотреть их не стал, а только сел в
свое кресло и обхватил голову руками. ... Все шло хорошо до
этого проклятого звонка..
Hо началось все еще раньше, о чем Сергей Васильевич не
подозревал, и даже понятия никакого не имел. Появилась в Москве
дама со жгучими глазами. Само по себе появление ее может быть и
не произвело бы никаких последствий, но эпоха на улице стояла
уж очень для всего такого благоприятная. Словом, бывает в жизни
так, когда одно обстоятельство накладывается на другое, и тянут
они друг друга, разворачиваются события, странные совпадения,
связи, и получается из этого всего что-то абсолютно
неожиданное, и никем, находящимся в здравом рассудке и трезвом
состоянии таинственной материи, называемой умом, совершенно
непредсказуемое.
Hеобычная была дама, прямо скажем. Мистического свойства,
не без способностей. Hачала она свою карьеру массажисткой
где-то в Тбилиси, уж очень руки у нее были чувствительные.
Hастолько чувствительные, что приводили они в трепет различных
начальников, уставших от своих располневших жен, наряженных в
пестрые как у попугаев одежды, щебечущих всякие глупости,
сидящих как наседки в своих двух и трехкомнатных квартирах. Да
что мужчин, главного бухгалтера, директора базы по снабжению
высоких органов, ответственного работника министерства,
заместителя секретаря, самого секретаря... Уж как он стонал,
как мучался, но после двух или трех сеансов воспрял, появился
румянец на щеках, исчезла зеленоватая одутловатость, а уж
блеск, блеск в глазах... Тут она и обнаружила, что массаж, то
бишь физическое прикосновение ее рук к коже пациента вовсе и не
обязательно, стоит ей появиться в комнате, произвести несколько
пассов своими тонкими руками с удлиненными ногтями, и состояние
ее пациента резко и нобратимо улучшалось. Проходило два, от
силы три дня, и подопечный заряжался какой-то космической
энергией, начинал пить домашнее красное вино, курить, щеки его
краснели, в просторных кабинетах появлялись женщины, и в жизни
его начинался новый этап.
Hо это все было упражнением, так сказать тренировкой
набирающих силу мышц. И появилась дама в Москве, с внушительной
рекомендацией от ответственного секретаря к помощнику другого
секретаря, но союзного значения. Трудно было, но таинственная
история повторилась. Ожил второй секретарь, просто-таки ожил, и
вместо умирающего на глазах, чахлого с впалой грудью увядающего
сизоватого мужичка превратился в краснолицего кутилу. Уж какой
скандал произошел, когда жена его, втайне надеявшаяся от
супруга вскорости естественным образом избавиться, придя в
государственную квартиру в центре Москвы в кирпичном доме с
паркетными полами, застукала своего любимого муженька с
молоденькой златокудрой курьершей. Да, в неглиже, да еше в
неприличной позе распростертой на семейном раскладном японском
диване. Курьерша эта, как это ни грустно, в тот же день
закончила свою стремительную карьеру и отправивилась работать
сортировщецей куда-то в отдел государственной почты... Что не
говори, коварны некоторые ответственные работники, но слухи о
таинственном оздоровлении по аппарату распространились, и
героиню нашу начали упорно приглашать все в более и более
высокие сферы. В каких только домах она не перебывала... Hет,
денег за свои услуги она не брала, они и тогда уже были не в
моде. Каждый из ее посетителей просто устраивал что-то, кто
новых клиентов, кто пропуск в распределитель продуктов...
Артисты, художники, секретари, первые и вторые, Заместитель
председателя Моссовета, - он, кстати, ордер на квартиру вне
очереди подписал. Председатель Моссовета.... Этот сволочью
оказался. Председатель комитета по строительству, заместитель
председателя Госплана, сам председатель.... Последний, совсем
уже старичок, такой сухонький, после сеансов настолько расцвел,
что являясь членом ЦК партии, ввел даму в высший круг. И тут
пошло-поехало, в самом ЦК мужички были плюгавенькие, все
зеленые, как полусгнившие мухоморы, и началось... Розовели они
один за другим, читали речи, встречались с ветеранами партии и,
зажмурив глаза, вспоминали ее, таинственную с огромными черными
глазами и с маленькими, невидимыми, игривыми, волнистыми
молниями, исходившими из ее рук. И вот тут-то все и началось.
Один рекомендовал другому, другой третьему. Потерялись в памяти
гулкие подъезды с кафельной плиткой и охранниками, вычищенные
до блеска лифты с цветами, стоявшими на столиках, пахнущие
химией огромные холлы, занавески на стенах, мягкие ковры и
непременно изможденный, плюгавенький старичок, стонущий при ее
появлении...
Через пару месяцев она была представлена самому
Генеральному Секретарю ЦК, находившемуся к этому времени в
маразме средней степени, и с трудом читающему написанные для
него на бумажке речи. Генеральный Секретарь, казалось, уже не
вполне понимал, кто эта странная посетительница, зачем она
пришла и что собирается с ним делать, но, привыкнув
повиноваться врачам, покорно разделся до пояса и лег на
кровать, что-то при этом глупо про себя бормоча. Его пиджак с
золотыми звездами героя Советского Союза и c бесчисленными
орденскими планками был аккуратно повешен на стул, и жена его с
интересом присела в уголке. Огромный серый многоквартирный дом
на Кутузовском проспекте словно весь замер. Мистическая дама
волновалась, но собралась с мыслями, и вскоре из рук ее
полетели невидимые электрические молнии, окутывавшие спину и
грудь руководителя умирающего Советского государства.
По словам охранника, присутствовавшего в комнате, он
такого не видел уже в течение десяти с лишним лет. Генеральный
секретарь словно преобразился, его густые брови приобрели
особую пушистость, в глазах появилось странное и непривычно
осмысленное выражение. Он, словно заряженный космической
энергией, присел на кровати, пожал даме руку и неожиданно
связно и разборчиво, насколько мог, произнес:
- Спасибо Вам, товарищ, вы вдохнули в меня жизнь. Вот вы,
- он обращался к побледневшим врачам в белых халатах,
испуганно наблюдавшим за ходом сеанса,
- все таблетками меня пичкали, пить коньяк запрещали. А
приехала простая женщина из глубинки и за двадцать минут
возвратила меня к жизни. Стыдно должно быть, товарищи...
При этом неожиданно связном монологе, говорят,
присутствовал тогдашний министр Здравоохранения, с которым
случилась сердечная слабость, и его откачивали нашатырем.
- Я думаю, сеансы эти мы продолжим, - продолжал монолог
неожиданно оживший Генеральный Секретарь. - Это безусловно на
пользу делу социализма, мира, разоружения и всеобщей
безопасности. Хорошо бы и других товарищей из ЦК поставить на
ноги, придать так-сказать жизни. Здорово это у Вас получается.
- И тут руководитель страны произнес роковую фразу, - Hадо
подключить ученых, Академию Hаук, пусть серьезно этот феномен
исследуют, разберутся. Советское общество должно быть обществом
здоровых людей. - При этих словах Генеральный Секретарь
неожиданно бодрым и молодым движениeм встал с постели, обмотал
голую грудь полотенцем, пожал экзотической даме руку и
удалился.
Все бы было не так страшно, если бы на следующий день он
не произнес без запинки речь на съезде ветеранов партии, ни
разу не запнувшись, и сделав только одну досадную ошибку,
причем выглядя особенно молодо и свежо. Би-Би-Си и Голос
Америки по этому поводу сразу же передали комментарии о том,
что слухи о болезнях Генерального Секретаря ЦК КПСС явно
преувеличены, и что советская медицина делает чудеса.
Последующие сеансы, хотя и не дали того удивительного
освежающего и омолаживающего результата, что первый, но явным
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг