призывно светился огнями на взлетном поле. Вторая ждала самолет Аэрофло-
та, который должен был отвезти нас в Будапешт, где нам предстояла еще
одна пересадка на рейс израильской компании "Эл-Аль".
Внешне две толпы ничем не отличались. Правда, очередь отъезжающих в
Америку чувствовала некоторое внутреннее превосходство перед будущими
жителями Ближнего Востока. У тех даже не было паспортов, заранее отоб-
ранных заботливыми сотрудниками УВИРа. Сбившиеся в кучу, они с некоторой
завистью и любопытством поглядывали на внешне неотличимых от них будущих
жителей Америки, ожидающих щедрой поддержки правительства и самого пре-
зидента Соединенных Штатов. Те, в свою очередь, немного свысока погляды-
вали на неуверенных будущих подданных молодой ближневосточной демокра-
тии.
Все отбывающие на Ближний Восток еще не знали того, что произойдет в
недалеком будущем. Многие из садившихся на тот самолет штурмом взяли бы
барьеры таможни и приползли на коленях в УВИР, моля вернуть им советское
гражданство, если бы узнали, что в недалеком будущем усатый иракский
диктатор будет, усмехаясь, посылать устаревшие советские ракеты с кулач-
ковым механизмом наведения на города Израиля и все они будут сидеть в
противогазах, прислушиваясь к сиренам и взрывам и проклинать тот момент,
когда они решили уехать из заснеженной России.
Вместе с нами сидела девочка лет семи, прижимающая к себе потрепанно-
го плюшевого медвежонка. Она держала его на груди и не желала с ним
расставаться ни на секунду. На соседней скамье расположились старичок,
грудь которого была увешана боевыми орденами, и старушка, тоже с нес-
колькими медалями и с большой авоськой, набитой вещами. На лице ее было
написано отчаяние. Старички как будто сошли с фотографии, изображающей
встречу ветеранов, только лица у обоих были испуганными, как будто нача-
лась новая война.
- Куда, куда мы летим? - шептала старушка. - Вы не знаете, молодой
человек, там действительно по субботам нельзя выходить из дома и есть? -
спросила она меня.
- С чего вы это взяли? - удивился я.
- Да дочка пишет, они живут в каком-то религиозном квартале. А мы ос-
тались совсем одни, друзья все умерли, есть нечего. Кроме детей, ничего
в жизни не осталось, да тут еще соседи напились и на двери свастику на-
рисовали. Боже мой, была встреча ветеранов, пошли на кладбище, так там
рядом старая могила была и по-еврейски написано, так ее всю разворотили.
За что нам до такого дожить пришлось? Нам все равно умирать, так хоть
рядом с детьми. Я так боюсь, не хочется никуда ехать, а что остается де-
лать? Все из-за Горбачева, нельзя было людям свободу давать! - Она под-
жала губы и замолчала, медленно раскачиваясь. Старичок посмотрел на ме-
ня, на малыша как-то натянуто, через силу улыбнулся и отвел взгляд в
сторону.
Объявили посадку, и неожиданно на входе в самолет возникла целая бри-
гада таможенников. "Предъявите сумочки!" - пронзительно закричала толс-
тая дама в мышиного цвета пиджаке, и несколько сытых ребят в серых кос-
тюмах принялись пропускать народ в самолет. Люди, прошедшие уже таможен-
ный досмотр, совершенно такого не ожидали. Многочисленные семейные ре-
ликвии, серебряные ложечки, кольца, цепочки, разложенные по дамским су-
мочкам и сеткам, теперь из этих сумочек вытаскивались, сверялись с тамо-
женной описью и при нахождении несовпадений сразу конфисковывались. Над
толпой стоял стон, какая-то полная женщина отчаянно рыдала. Толстая дама
с погонами довольно и злорадно улыбалась.
Когда самолет с ревом поднялся в воздух, у нашего малыша заложило уш-
ки. Он заплакал, начал вырываться из кресла и кричать: "Папа, мама, я
хочу к себе домой, в мою кроватку!" Этого мы уже не могли выдержать и
расплакались.
В Будапеште потную и уставшую толпу затолкали в тесный и прокуренный
зал ожидания. У дверей зачем-то поставили двух туповатых венгерских пог-
раничников с огромными автоматами. При каждой попытке приоткрыть дверь
на улицу, чтобы впустить в зал хоть немного свежего воздуха, они что-то
грубо кричали по-венгерски и заталкивали взрослых и детей назад в сизое
марево. Глаза закрывались от усталости, дети плакали. Парализованная
старуха с морщинистым землистым лицом лежала прямо на каменном полу на
расстеленном белом платке.
Через несколько часов приехали автобусы и отвезли людей в большой зал
со множеством стульев. Здесь нам предстояло провести еще девять часов,
пока под покровом ночи израильский лайнер не увезет нас в Землю Обето-
ванную.
Я с интересом смотрел на разнородную толпу, мучительно без дела сидя-
щую и слоняющуюся между стульями. Беженцы из Средней Азии сидели по-уз-
бекски на корточках, черные смуглые дети бегали между рядами. Несколько
упитанных и полубритых парней провинциального вида, в потертых джинсах
сидели за длинным столом и строили блестящие планы на будущее. Планы эти
заключались в открытии мастерской по выправлению битых автомобилей, что
упитанные ребята, видимо, умели делать виртуозно. Я с завистью смотрел
на них. Радужные перспективы выпрямления груды мятого металла освещали
жизнь бывших обитателей советских республик. Для них все было просто,
жизнь была очерчена ясно намеченными штрихами, и окружающее нас полуфан-
тастическое зрелище, напоминавшее Исход из Египта, интерпретированный
кинорежиссерами Голливуда, их совершенно не интересовало.
Вскоре мужчин собрали: привезли багаж. Мы разгрузили один грузовик,
затем второй, потом третий. Напрасно я с надеждой обходил горы сумок:
наши чемоданы бесследно пропали. Пропали и мои статьи и рукописи. К
счастью, мы взяли в ручную кладь небольшую сумку с детскими вещами.
Жизнь начиналась почти с абсолютного нуля...
Я вспомнил о том, как несколько раз ездил на склад вещей в аэропорт
Бен-Гуриона в надежде найти пропавшие чемоданы. В огромном, сумрачном
ангаре лежали на полках горой сумки, чемоданы, брезентовые и кожаные ба-
улы. От них исходил запах кожи, ношеных вещей, старого тряпья, гнили,
пустоты, тоски и заброшенности. Многие сумки были вспороты ножом. Из них
торчали наружу тусклые застиранные женские кофточки, детские ползунки с
заштопанными дырками на пятках, ворохом лежали на полу фотографии. На
этих черно-белых карточках еще бушевала исчезнувшая навсегда жизнь. У
деревенских домов стояли группы людей, они женились, рожали детей, цело-
вались, сидели за столами в своих квартирах, уставленных буфетами с рюм-
ками и хрустальными вазами. Потерянность и пустота светилась в огромном
зале. Вещи, лишенные своих хозяев, еще хранящие прикосновения их рук....
Тут и там светились боками бутылки водки, этой универсальной российской
валюты смутных времен. Водка была произведена в различных уголках бывшей
российской империи, по этикеткам можно было изучать географию. По кори-
дорам темного амбара бродили как тени новоиспеченные граждане госу-
дарства Израиль с потерянными лицами и с надеждой найти наконец груду
своего тряпья, увидеть свои жалкие пожитки, связывающие их с прошлой
жизнью, которая безвозвратно ушла в прошлое.
Я отвлекся от воспоминаний. Пока что я находился в Шереметьево и
грузчики бросали чемоданы на транспортер. Быть может, кто-нибудь из них
несколько лет назад украдкой в пьяном угаре потрошил наши жалкие пожит-
ки, в то время как мы ездили на склады бесплатной поношенной одежды.
Мой старый чемодан, сделанный в Румынии во времена уже расстрелянного
Чаушеску, развалился где-то в штате Айова, и мне пришлось купить вместо
него солидный зеленый американский кейз на колесиках. На этот раз вмес-
тилище моих вещей, покрытое кучей импортных наклеек, достойно уплыло ку-
да-то вниз по транспортеру, и я облегченно вздохнул.
Погода окончательно испортилась. По взлетному полю мела поземка. Ка-
залось, вся земля была покрыта маленькими вихрями, поднимающими снежинки
в воздух, кружащими их и снова бросающими на ледяной асфальт. Возбужден-
ные туристы делились последними впечатлениями, обменивались какими-то
открытками и проспектами. Самолет медленно откатил от здания, вот уже
оно почти скрылось в белой мгле.
Заработали турбины, и мы медленно покатились по заснеженной равнине
все дальше и дальше от копошащихся, как муравьи, людей в серо-зеленых
форменных фуражках и погонах. Неожиданно в ровный гул турбин ворвалась
диссонирующая нотка. Вверх-вниз, вверх-вниз, что-то слегка заскрежетало
и толкнуло тело машины, как от порыва ветра. Я с ужасом увидел, что мы
остановились. Стюардессы взволнованно забегали, объясняя что-то пассажи-
рам. Турбины еще немного пожужжали и остановились. Стало слышно, как
снаружи завывает ветер.
Тем временем командир объявил, что одна из турбин не выдержала русс-
ких морозов и ее придется заменять. Пока что ведутся переговоры с конт-
рольной службой Шереметьева о том, что делать с застрявшим на взлетном
поле самолетом.
Неожиданно я вспомнил фотографию, увиденную еще в детстве в каком-то
журнале. На фотографии были показаны обломки американского самолета.
Подпись под картинкой гласила: "Хваленая американская техника часто под-
водит". Кем и когда хваленая, так и осталось навсегда невыясненным. По
крайней мере в нашем случае все закончилось далеко не так трагично, как
на этой фотографии из детства. Я уже чувствовал, что ожидавшая меня пе-
ресадка в Амстердаме откладывается на неопределенное время и, скучая,
посмотрел в иллюминатор.
По бескрайнему снежному полю, устеленному перекатывающимися маленьки-
ми вихрями поземки, семенил мужик в валенках, ватнике и ушанке. Увидев
застывший самолет, он на мгновение замер от изумления, потом почему-то
снял шапку, стукнул себя по голове и от удивления развел руками, что-то
при этом сказав. Я с холодной уверенностью понял, какие именно слова бы-
ли им произнесены в этот момент и, оглянувшись вокруг, понял также, что
я был единственным пассажиром в самолете, который был в состоянии произ-
вести это нехитрое умозаключение. Наверное, так же реагировал бы кре-
постной Петровской поры, увидев на поле у барина огромную алюминиевую
махину с распахнутыми крыльями. Мужик нахлобучил шапку на голову и
вприпрыжку, таща за собой правую ногу, запрыгал куда-то и вскоре скрылся
в бушевавшей белой мгле.
Через несколько минут из пурги вынырнула легковая машина, казалось,
только что побывавшая на Курской дуге. Весь ее корпус был черен от гари
и испещрен рваными дырами, напоминавшими следы от реактивных снарядов.
Ветровое стекло и одна из дверей отсутствовали вовсе, вторая дверь была
наполовину прикручена к корпусу толстой проволокой и болталась при езде.
Машина подкатила к самолету, из нее вылез мужик в валенках, нашедший наш
самолет, и мрачного вида сутулый мужчина в куртке, кирзовых сапогах и
меховой ушанке. Первооткрыватель железной птицы начал оживленно жестику-
лировать руками, подпрыгивать и показывать свою находку обладателю кир-
зовых сапог, похлопывая себя руками по груди и по голове. Его ужимки яв-
но не возымели действия, так как водитель подбитой автомашины почесал
затылок и неопределенно махнул рукой, сделав резкое движение куда-то в
сторону. Он сел в подбитый автомобиль и уехал, почему-то оставив мужика
в валенках на месте. Брошенный первооткрыватель явно ругался, он пару
раз постучал по голове, оживленно жестикулируя, затем зачерпнул снег и
со злостью бросил его в сторону отъезжавшей машины, сплюнул, повернулся
и пошел куда-то в сторону, разводя руками и постепенно скрываясь в снеж-
ной мгле.
Я вспомнил о своей предстоящей в Амстердаме пересадке, и отчаяние,
совершенно иррациональное, охватило меня. Мне казалось, что нас завалит
снегом в этом заснеженном поле, и мы просто потеряемся в неумолимо нас-
тупающем жутком колышащемся белом безмолвии среди деревьев с голыми вет-
ками, обгоревших машин и мужичков в валенках. По весне, когда солнце
растопит сугробы, проржавевшее тело Боинга откатят в сторону и бросят
догнивать на свалке.
Через несколько часов за нами все-таки послали какой-то захудалый
буксир. Он откатил нас обратно, и я снова вошел в коридоры аэропорта, из
которого, как думал, улетел надолго.
Мысль о родных не давала мне покоя, но почему-то ни одного телефо-
на-автомата в свободной зоне не нашлось. В большой, не вполне чистой
комнате ожидания на кожаных диванах сидело огромное количество негров в
длинных национальных одеждах. Некоторым из них места не хватило и они
терпеливо ожидали своего рейса сидя на корточках. У входа на широком
столе стоял телефон ярко-красного цвета. За столиком суетилась высокая
светловолосая девица, ярко накрашенная, в короткой юбке, при каждом по-
вороте приподнимающейся и обнажающей скрывающиеся в таинственном полум-
раке интимные части стройных аппетитных ног. Поднималась юбка довольно
часто, иногда совсем высоко, так как девица все время крутилась вокруг
телефона, то и дело наклоняясь и почти-что ложась грудью на стол. Фан-
тастическое это зрелище это явно увлекало своей динамикой нескольких
ожидающих жителей развивающихся стран, в национальных костюмах сидящих
на корточках. Их рты, раскрывшиеся в довольной улыбке, обнажающей яркие
белоснежные зубы, казалось, не собирались закрываться, а головы исполня-
ли какое-то подобие танца змей, неотступно следуя за колышущимся полум-
раком.
Девица была занята странным занятием. Она подпускала очередного
страждущего к телефону, разрешала ему набрать код родной африканской
республики, а сама при этом глядела на наручные часики и записывала в
тетрадке время. По окончании разговора она на калькуляторе подсчитывала
причитающиеся ей деньги и пыталась изъять их у разговаривающего. На этой
стадии у нее возникали многочисленные конфликты, так как ни одного язы-
ка, кроме русского, она не знала, а нетерпеливые абоненты начинали
яростно спорить по поводу времени, проведенного у телефонной трубки.
Только что какой-то курчавый пигмей отказался платить назначенную
сумму и долго кричал и доказывал, что говорил он не восемь, а пять ми-
нут. Наконец, он в ярости бросил девушке двадцатидолларовую бумажку и
ушел, проклиная все на свете.
- Девушка, а можно с вашего телефона позвонить в Москву? - спросил я.
Она вспыхнула и с облегчением вздохнула.
- Ой, хорошо-то как, я уже не знала, что мне делать, я с ума с ними
сойду, как же хорошо, что вы по-русски говорите! Ну объясните этой чук-
че, что он мне деньги недоплатил! Пожалуйста, всего один доллар минута.
Я несколько обомлел от этой цифры, но делать было нечего, и я, вздох-
нув, положил на стойку пять долларов и набрал свой номер. Голос мамы был
совсем близко, но я уже не мог выйти из аэропорта, сесть на автобус,
идущий к Речному вокзалу, и через час оказаться дома...
Через несколько часов я уже был в Амстердаме, смешавшись с разноязыч-
ной толпой, и вскоре приземлился в аэропорту имени Бен-Гуриона в
Тель-Авиве. Теплый летний ночной воздух, пропитанный влажным ароматом
пальм и цветов, ударил в лицо, как когда-то, когда мы впервые сошли по
трапу на эту землю.
Автобус подвез пассажиров к стеклянным дверям аэропорта. Картина, ко-
торую я увидел, совершенно не укладывалась в привычные рамки. Я не мог
поверить своим глазам. У узких будочек, в которых сидели смуглые девуш-
ки, ставящие в паспортах штампы, дающие разрешение на въезд в Израиль,
плескалась огромная русская толпа, казалось, перенесенная сюда высшей
волей прямо из волжских степей.
Я неожиданно вспомнил грозные предупреждения раввина из Министерства
по делам религий о том, что в последнее время большое число иммигрантов
в Израиль приезжают обманным путем, покупая документы и не имея ни ма-
лейшего отношения к еврейской национальности.
Такого массового и явного подтверждения своих слов он явно не ожидал.
Толпа была точной копией зала ожидания где-нибудь на Казанском вокзале в
Москве. Крестьянского вида востроносые бабы с котомками, скуластые, по-
вязанные платками, по виду откуда-то из Мордвы, совершенно советского
вида мужчины в поношенных костюмах, тоже почему-то с котомками, в кото-
рых белели вещи, завернутые в рваные газеты, девушки помоложе с широкими
бедрами в меховых сапогах, похмельные парни, напоминающие сельских хули-
ганов на прогулке, от которых хотелось по старой привычке шарахнуться в
сторону. На каменном полу лежал один из них, без рубашки, в грязных туф-
лях, громко стонал и ничего не соображал. Мужчина постарше, с бледным,
опухшим лицом сочувственно наклонился над ним.
- Парень, паспорт-то у тебя есть? - спросил он.
- Где мы? - нечленораздельно спросил парень и снова громко застонал.
- В Израиле, в Израиле, дурень! Упился, паспорт у тебя где, дурак? -
Он схватил парня под руки и несколько раз встряхнул его.
- Ребята, оставьте, я полежу, - промычал парень, но мужик рывком пос-
тавил его на ноги и потащил за собой к очереди.
Я на секунду закрыл глаза и с ужасом представил себе, что дела в Рос-
сии, видимо, совсем плохи, если измученное ее население рвется въехать в
крохотный клочок земли, с трудом заметный на политической карте мира.
Жалкий ручеек пассажиров, доставленный рейсом из Амстердама, совершенно
потерялся в огромной степной толпе, с ужасом пытаясь избежать ее. За бу-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг