Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
                                   Части                         Следующая
Анатолий Томилин. 

                       Гаррис, который вернулся...

   -----------------------------------------------------------------------
   Сб. "Планета туманов". Л., "Детская литература", 1967.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 28 May 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   "Это  были  дни  _великого   торжества_.   Корабль   Первой   звездной,
стартовавший несколько лет тому назад, вернулся на Землю..."
   Так писали историки. Так это событие сохранилось для потомков.


   Работы по подготовке экспедиции начались давно. Еще в  ту  пору,  когда
космические летательные аппараты определяли военный потенциал страны и  ее
место в международном списке. Сначала все казалось просто и подготовка шла
в тайне, параллельно во многих местах  планеты.  Потом  пришли  трудности.
Трудности  росли.  Потихоньку,  потом  все  быстрее  и  наконец  понеслись
лавиной,  сокрушая   на   своем   пути   большинство   из   первоначальных
предположений. Проблема перестала быть секретом. И хотя  люди  по-прежнему
были далеки от того, чтобы навести порядок в собственном доме - на  Земле,
наука человечества созрела для полета  к  звездам.  Проблему  нельзя  было
просто так снять с повестки дня, это понимали даже  члены  правительств  и
конгрессмены. Но, с другой стороны, все ясно видели  и  то,  что  ни  одна
страна, ни одна группа государств, выступающая  под  названием  "Лагерь-А"
или "Лагерь-В",  не  в  состоянии  справиться  с  поставленной  задачей  в
одиночку. Нужны были усилия _всего_ человечества.
   Наступило  время  международных   объединений.   Техническая   проблема
перерастала в политическую. Потому что ничто  так  не  сплачивает  простых
людей, не открывает им глаза, как  совместная  работа.  Трещали  платформы
различных  партий.  Профессиональные  политические  деятели  стали  видеть
будущее в черном цвете. В гонке авторитетов  на  призовые  места  один  за
другим выходили ученые и инженеры, люди конкретных знаний. Им верили...
   На Земле -  миллиарды  жителей,  разделенных  условными  черточками  на
карте. Эти  черточки  -  государственные  границы.  И  каждое  государство
мечтало отправить своего посланца. Но ученых беспокоило другое. Не было  у
инженеров стопроцентной  уверенности  в  технике.  Не  могли  похвастаться
теоретики абсолютной убежденностью в  знаниях.  Слишком  многие  парадоксы
висели, поддерживаемые эфемерными подпорками  гипотез.  Эту  неуверенность
должны были компенсировать люди -  экипаж.  Корабль  Первой  звездной  мог
нести только двух человек. И  утверждение  экипажа  тянулось  едва  ли  не
столько же времени, сколько проектирование корабля.


   И все-таки они стартовали.
   Восемнадцать часов вся планета провожала их песнями. Потом дежурство по
сопровождению принял Контрольный пост.
   Известие о том, что через сутки связь с кораблем  внезапно  прервалась,
было воспринято всеми как величайшее несчастье. Люди горевали, жалея себя,
жалея неудавшуюся мечту, и требовали ответа у тех, кому  верили.  Эксперты
темнили, высказывали туманные  предположения,  советуя  перейти  на  поиск
радарами  дальнего  обнаружения.  Но  экраны  даже  самых   чувствительных
приборов оставались  пустыми.  Корабль  точно  растворился  в  космической
пустыне. Слабая надежда на то, что астронавтам пришлось включить  мезонную
защиту, поглощавшую радиоволны, исчезла, когда  прошли  сроки  контрольных
сеансов связи.
   И тогда потребовалось забыть  о  неудаче.  Газеты  выбивались  из  сил,
изобретая сенсации дня. Слово "космос" было исключено даже из  репертуаров
эстрады и варьете. Земля вернулась к очередным делам.
   К концу года пропавший корабль вычеркнули из космического реестра. А  в
течение второго забыли... Почти все... Шло время, оно требовало  ежедневно
новых усилий. Прогресс ждать не мог...
   И вдруг, когда, кажется,  уже  никто  не  ждал,  с  контрольной  орбиты
открытым  текстом  пришла  телеграмма.  Возвращающийся  звездолет   просил
разрешения на посадку. Вот когда вслед за растерянностью пришло ликование.
Никто даже не обратил внимания на то, что сообщение с борта было подписано
только одним именем. Сам факт возвращения был победой.
   Сорок  восемь  карантинных  часов  превратились  в   единый   праздник.
Разобщенные народы почувствовали себя _землянами_ - членами  одной  семьи,
слившейся в круговороте счастья... Через  двое  суток,  в  шестнадцать  по
Гринвичу,  корабль  приземлился  на   Аризонском   космодроме.   Радио   и
телевидение, кинохроника и митинги разнесли имя героя, его образ  по  всей
планете.
   Не было человека, который не радовался бы его возвращению.
   Впрочем...


   Третьи сутки в лаборатории исследовательского центра горит свет. Третьи
сутки ровно гудят трансформаторы, работая на холостом ходу. Щелкают  реле,
отключая перегревающиеся приборы. Стрелки  их  долго  вздрагивают,  словно
недоумевают,  почему  медлит   человек.   Почему   откладывает   очередной
эксперимент, когда все готово?
   Все в норме. Приборы имеют в виду, конечно, технологию.  Остальным  они
не интересуются. Автоматы лишены эмоций. Они слишком просты, чтобы уловить
настроение - "техническое состояние души" Главного Управляющего  Автомата.
Так они между собой называют его - человека.
   Впрочем,  так  ли  все  просто?  Приглядитесь:   взгляды   разноцветных
сигнальных ламп насторожены. Черные стрелки совсем не так уж и неподвижны.
Они дрожат. Дрожат, чуть заметно отступая к последнему делению.  К  грани,
за которой прячется катастрофа.
   Может быть, автоматы лишь на минутку примолкли, тесно обступив  длинный
лабораторный стол и  ждут...  Чего?  Знают  ли  они  сами,  затихшие,  как
затихала перед развязкой толпа, заполнявшая древние трибуны Колизея?..
   За столом - женщина. Она не ждет ничего. Просто сидит уронив голову  на
руки. Лоб - в ладонь. Темные волосы  выбились  из-под  белой  лабораторной
шапочки. Рассыпались, отструились...  Ничего  не  ждет?  Но  почему  тогда
скользит  по  бумаге  карандаш,  выписывая   бесконечные   спирали;   одна
спираль... вторая... спираль... спираль... Скоро им не хватит места. Скоро
лист будет заполнен до конца.
   Щелкает за спиной замок. Вздрагивают плечи под белым халатом.
   Женщина не поворачивается. Она  знает,  знает  давно,  кто  должен  был
войти, кто вошел в лабораторию за  ее  спиной.  Знает  и  то,  что  сейчас
придется встать, и встретить, и говорить или слушать, отсеивая шелуху слов
от редких зернышек правды.
   - Hallo! May I come in?
   Темноволосая голова еще ниже клонится к столу.
   - Allow me introduce myself. My name is...
   Фраза звучит церемонно, как на официальном приеме. Надо,  надо  встать.
Она протягивает руку, взглядывает в склонившееся лицо:  все  так!  Крупный
нос, крутой подбородок, под невысоким лбом  -  яркие  голубые  глаза.  Все
правильно. Портрет счастливчика  19..  года.  Его  фотографии  обошли  все
иллюстрированные  издания  мира.  Гаррис  Хейл  -  стопроцентный   парень!
Скульпторы торопливо стучат молотками, откалывая лишнее от мраморных глыб.
Гаррис Хейл - герой планеты! Кипит в горнах раскаленная бронза.
   Гаррис Хейл!
   Гаррис!
   ГАРР!!!
   А ведь их было двое. Первый - Николай Бойков. Потом - Гаррис Хейл.  Два
равноправных члена первой экспедиции на звезды.
   Она опускается в кресло и показывает на стул напротив. Он не садится.
   - Do you understand me?
   Надеясь сократить подробности и время встречи, она отвечает,  тщательно
подбирая слова:
   - Yes, I understand you well, but it is difficult to speak.
   На чужом языке даже брань звучит шуткой. Но ее усилия напрасны.
   - О'key! Впрочем, теперь я могу с  вами  говорить  по-русски.  Now,  it
doesn't matter! - "Теперь это не имеет значения". Я правильно перевел?
   Его голос неровен. Неожиданно она замечает,  что  глаза  его  вовсе  не
такие яркие. А крупные руки чуть заметно дрожат, когда он их  поднимает...
"Может быть, он совсем не  так  уж  и  счастлив?..  Этот  Гаррис,  который
вернулся..."


   Перед самым отлетом они поспорили. Николай был уверен, что его  спутник
будет в совершенстве владеть русским языком. Хотя  может  и  скрывать  это
сначала. Она в душе была согласна. И все-таки возразила. Николай предложил
пари. Приняла. Результат - по возвращению...
   Возвращение!.. Это было единственным, ради чего  она  спорила.  Держала
пари, чтобы проиграть. Казалось, чем больше останется  незаконченных  дел,
тем реальнее встреча.  Ради  нее  она  так  много  спорила  с  Николаем  в
последние предотлетные дни. Обрывала разговоры  на  середине  -  договорим
потом. Суеверно откладывала дела, которые можно было  закончить...  Только
ради встречи потом. И еще,  чтобы  убедить  себя:  это  не  надолго...  Не
навсегда. Чтобы заглушить тревогу, которая кричала в ней.
   Гаррис тронул ее за руку:
   - Ник просил передать это. Если не... Если встретимся мы. Не знаю  что.
Амулет?.. Он всегда носил его с собой.
   В  крупном  мужском  кулаке  зажат  маленький  пластмассовый  диск   на
металлической дужке. Дужка звякает, подрагивая. Это  кассета  мнемофона  с
сенсорной связью, -  их  последняя  совместная  работа  с  Николаем.  Тоже
незаконченная. В лаборатории  под  столом  -  рабочий  макет.  Они  успели
собрать только две кассеты. Одну Николай взял с собой. За  это  время  она
многое продумала заново и, конечно, могла бы закончить прибор и  одна.  Но
это казалось предательством. И она ждала. Ждала все эти годы одна из всех.
   Тихое  звяканье  металла  прерывается   коротким   стуком   кассеты   о
поверхность стола. Гаррис виновато посмотрел на часы.
   - Простите, на минутку покину Вас... Скажу, чтобы не  ждали,  и  отпущу
машину.
   Она кивнула головой. Зачем он приехал? Оправдаться в том, что вернулся?
Но все понимали -  полет  к  звездам  -  эксперимент  со  слишком  многими
неизвестными. И в его решении могли быть различные варианты. Вот - один из
них. Гаррис вернулся, Николай - нет.  Что  может  вернувшийся  рассказать?
Подробности гибели второго? Для всего мира их было двое. Для нее  -  один.
Наверное, это эгоизм. Ведь Гаррис тоже для кого-то мог быть "один"?  Пусть
так. Сегодня ее это не трогает.
   Пальцы тихо гладят диск мнемофона. Руки подняли его со стола,  вставили
фигурный  ключ  в  сложный  замок  прибора,  подключили  питание.  К  гулу
трансформаторов  прибавился  еще  один.   Чуть   слышный.   Исходящий   из
запыленного ящика под столом. Неожиданно она улыбнулась, укрепила  кассету
на голове. Он оказался теплым, этот маленький диск, слетавший с Николаем к
звездам и теперь вернувшийся обратно без него  Легко  спрятался  в  густых
волосах и зашептал пока неразборчиво  о  чем-то,  что  было  известно  ему
одному.
   Теплый, как ладонь Николая, когда тот  прикладывал  руку  к  ее  уху  и
просил:  "Отгадай,   о   чем   я   думаю?"   Волна   нежности,   рожденная
воспоминаниями, сменилась раздражением, когда снова хлопнула дверь.
   - How do you feel?
   Она машинально ответила:
   - Fine, thanks, - ответила,  пожалуй,  быстрее,  чем  хотела,  и  более
резко. Но Гаррис не обратил на это внимания. Он вернулся более  уверенным,
чем в начале разговора. Помог  допинг?  Может  быть...  Голос  его  звучал
ровно.


   - С Николаем до полета мы не встречались, вы знаете. Может быть, это  и
хорошо. Каждый день приносил маленькие открытия. И мы  не  надоедали  друг
другу однообразием. Николай был идеальным  спутником.  Спокойным  в  любой
обстановке, уравновешенным. Отлично знал дело. А его хватало. С первых  же
минут полет протекал сложно...
   Это было дней за десять до старта. Она еще ничего  не  знала.  Вечером,
после концерта в Филармонии, они возвращались. Пошел  дождь.  Сильный,  но
теплый, июльский. От такого  не  хочется  прятаться,  а  наоборот  приятно
бежать,  шлепая  по  лужам   босыми   ногами,   повторяя   с   бесшабашной
отчаянностью, что все равно ты  промок,  промок  до  нитки,  до  последней
клеточки, спасая туфли на  высоком  тоненьком  каблучке,  который  девушки
всего мира называют "шпилькой".
   На улице старого города она споткнулась.  Упала,  расшибла  коленку.  И
Николай подхватил ее на руки. Ничего особенного, конечно. Но ей  казалось,
что с той минуты началось долгое, долгое, почти бесконечное плавание.  Они
были нераздельны под веселым и ласковым, теплым летним дождем. Их плавание
не имело начала. Оно было вечным. Оно родилось вместе  с  ними.  Все,  что
было раньше, значения не имело. И не могло иметь конца.
   У дома  Николай  поставил  ее  на  ступеньку.  Теперь  они  были  почти
одинакового роста, и на цыпочках ей стало совсем просто  заглянуть  в  его
глаза.
   - ...Мы финишировали  в  пять  утра  по  ракетному  времени.  Вышли  на
круговую орбиту и стали готовиться к высадке.
   Зачем он ей все это рассказывает? Как отчет  звучат  слова.  Холодно  и
бесстрастно. Слова, слова... Когда-то говорили,  что  они  даны  человеку,
чтобы скрывать свои мысли.
   - Десантный корабль сразу вошел в плотные тучи. Атмосфера планеты  была
до предела  насыщена  электричеством.  И  мы  летели  окруженные  ореолом,
содрогаясь от непрерывных разрядов. Радары пришлось выключить. Все равно в
этой мешанине все  приборы  показывали  нуль  глубины.  Садились  вслепую.
Николай вел корабль, и нам повезло. Мы не пропороли брюха острыми  скалами
и не провалились в бездонную трещину, не скатились с уступа и не  утонули.
Короче  говоря,   когда   жалюзи   из   жаропрочного   сплава   освободили
иллюминаторы, мы увидели, что корабль стоит на ровной площадке,  размерами
с бейсбольное поле. Не хватало только газона.
   Она не сняла кассеты мнемофона сразу,  когда  Гаррис  только  вошел.  А
теперь сделать это было уже неудобно. Получилось  бы,  что  она  проверяет
рассказ...  Впрочем,  может  быть,  она   специально,   уговаривала   себя
относительно этого "неудобно". Прибор словно  переносил  ее  в  то  время,
когда Николай был рядом. Запись сенсограммы  помогала  глубже  чувствовать
то, о чем рассказывал Гаррис. Ее охватило впечатление, будто Николай  тоже
здесь, пусть незримо. Он комментирует рассказ,  обращает  ее  внимание  на
мелочи, которые она наверняка бы  упустила.  Постепенно  крепла  сенсорная
связь, и она училась различать малейшие оттенки чувств.
   По мере того, как разворачивались события на далекой  планете,  чувства
менялись,  подсказывая  их  оценку  и  отношение  Николая  к   тому,   что
происходило. Логический автомат  мнемофона  словно  сравнивал  описание  с
истинными событиями, пережитыми другим участником.


   - ...Четырнадцать часов мы не  выходили  из  кабины.  Вели  наблюдения.
Николая заинтересовали полосы фиолетового тумана.  Время  от  времени  они
вылетали из пролома в скале и, круто  заворачивая,  пропадали  в  небе.  Я
исследовал атмосферу. Она не годилась для дыхания. Когда карантинный  срок
истек,  мы  облачились  в  скафандры.  Выходить   решили   поодиночке.   Я
волновался, кто будет первым?  И  готов  был,  кажется,  без  кислородного
баллона выскочить из корабля. Запечатлеть,  что  именно  моя  нога  первой
коснулась проклятой поверхности.
   Николай был спокоен. Я бы сказал - слишком спокоен для такого  момента.
Потом у меня было достаточно времени,  чтобы  подумать.  И  я  понял,  что
выглядел, наверное, смешным...


   Ровно течет рассказ. А на нее все чаще и чаще волнами набегает тревога.
За размеренными словами чудятся ей споры и размолвки, причин  которых  она
пока  не  понимает.  Ее  тревожат  упоминания  о  фиолетовом  тумане  и  о
подготовке к первой вылазке в сторону скального пролома.
   - Опустились мы  в  горном  районе.  Словно  какая-то  непонятная  сила
привела наш корабль на единственный ровный  пятачок  среди  невообразимого

Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг