- Да, это те самые фантасты, о которых я говорил вам, - без особого
энтузиазма подтверждает Омегин.
- И один из них - автор "Счастливой планеты"?
- Да, вот тот, что сзади, - комментирует Омегин. - Познакомьтесь с
профессором Кречетовым, товарищ Семенов. Он в восторге от вашего романа.
- Заходите, заходите, пожалуйста, товарищи! - приветливо кивает им Леонид
Александрович. - В тесноте да не в обиде, как говорится. А роман ваш я
действительно читал.
- И он вам, в самом деле, понравился?
- Я не берусь судить о нем с чисто литературных позиций, но мне думается...
И тут завязывается научный спор, в пылу которого участники его забывают не
только о бутербродах Вари, но и о принесенном проводником чае.
- Я не буду спорить с вами о возможности небелковой материальной основы
жизни. Допускаю даже азотную планету... - пытается высказать свою мысль
Кречетов, но его сразу же перебивает Русин:
- Но тогда моря и океаны заполнятся ведь жидким аммиаком!
- Ну и что же? - набрасывается на него Семенов. - Это ведь только на Земле
господствует кислород, а во всех внешних планетах солнечной системы,
начиная с Юпитера, азот. Зато метеорология азотной планеты куда
благоприятнее нашей кислородной, жидкая фаза которой имеет значительно
меньший молекулярный вес, чем средний молекулярный вес земной атмосферы.
Поэтому-то и неспокойна наша атмосфера, насыщенная парами воды. А небо
азотных планет должно быть вечно безоблачным, без гроз, дождей и
снегопадов...
- Я же и не спорю с этим... Я не против такой возможности, - удается,
наконец, произнести несколько слов профессору Кречетову.
И снова взволнованный голос Алексея Русина:
- И вы допускаете жизнь на такой планете?
- Он допускает. Об этом свидетельствует его роман, - подтверждает
Кречетов. - Но и я готов допустить на такой планете только какую-то низшую
форму жизни...
- А я нет! - упрямо трясет головой Русин. - Не может быть никакой жизни на
такой планете!
- Ну вот, снова ограничение! - сокрушенно разводит руками Омегин.
- А я не понимаю, почему Русин допускает жизнь только на белковой основе,
а не на кремниевой? Вы же не против иных форм жизни, профессор? -
спрашивает Фрегатов.
- В принципе не против. Биология живых существ должна, видимо,
определяться химическим составом планеты. А поскольку нет пока достаточной
ясности в характеристике живой материи, воссоздание биологии какой-нибудь
иной, чем наша, планеты лежит, конечно, в области смутных догадок.
- То есть в области фантастики! - смеется очень довольный этим заявлением
профессора Омегин, убежденный сторонник смутных догадок.
- Да, в какой-то мере, - соглашается с ним Кречетов.
- Не будем спорить сейчас о степени смутности наших догадок в научной
фантастике, - предлагает Фрегатов, - но в допущении возможности жизни на
азотной планете нет ведь ничего антинаучного.
- Ну, а как же могла она там возникнуть? - спрашивает Русин. - Как
осуществлялась на ней миграция химических элементов? Если мы исключаем из
этого цикла господа бога, смыслящего в химии, то кто помог "встретиться"
там химическим элементам, которые образовали затем органические вещества,
на основе которых...
- Ну, знаешь ли, если еще и в такие детали вдаваться в научной
фантастике!.. - почти возмущенно восклицает Омегин.
- А может быть, мы все-таки будем завтракать? - робко предлагает Варя,
протягивая спорщикам бутерброды.
Чувствуя, что Варе не очень интересен, а может быть, даже и неприятен этот
спор, Алексей готов прекратить его, хотя он так полон протеста, что и есть
уже не хочет. А Фрегатов не только не отказывается от бутерброда, но и
откусывает от него большую его половину, не собираясь, однако, прекращать
полемику.
- Вас смущает, что на азотной планете не будет дождей и рек, а жидкий
аммиак во впадинах ее коры окажется слишком спокойным? - обращается он к
Русину. - А почему бы не допустить, что химические элементы такой планеты
"встретятся" в нужных сочетаниях в результате одних лишь тектонических
явлений?
- Но ведь это будет совсем уж исключительный случай...
- Да, но в условиях неограниченного времени и планет, которыми располагает
такой экспериментатор, как природа...
- Да, да, - утвердительно кивает Кречетов. - Теория вероятности допускает
это. Допустим и мы, что жизнь на такой планете возникла. А что дальше?
Каково ее дальнейшее развитие? На вашей идеальной планете, товарищ
Семенов, отсутствует ведь даже наклон ее оси. А это исключает смену времен
года и необходимость живых существ приспосабливаться то к летней жаре, то
к зимнему холоду. И как же вы не понимаете, что именно "неидеальность"
нашей планеты, ее дождливое, грозовое небо (кстати, не забывайте о роли
грозы в возникновении жизни!), ее суровые зимы и летний зной как раз и
вынуждали живые существа приспосабливаться к условиям, а следовательно, и
совершенствоваться.
- Но возможны ведь и другие стимулы эволюции живых существ, - не очень
уверенно произносит Семенов.
- А какие? Вы в своем романе даже не намекаете на них.
- Может быть, действительно прекратим на этом полемику? - неожиданно
предлагает Фрегатов.
На сей раз никто не возражает.
23
В Гагру они прибывают рано утром. У подъезда светлого, типично южного
вокзала их уже ждет автобус Литфонда. Минут через пятнадцать он почти
битком наполняется литераторами, членами их семей и чемоданами. Из
знакомых, кроме приехавших вместе с ним фантастов, Русин узнает еще
человек пять москвичей, остальные либо из областных отделений, либо из
республиканских союзов писателей. И конечно, как всегда, кто-нибудь,
никакого отношения не имеющий не только к Союзу писателей, но и к
литературе вообще, но по самой официальной путевке. Факт этот более,
пожалуй, фантастический, чем некоторые произведения фантастов, ибо никто
из администрации Литературного фонда просто не в состоянии дать этому
объяснение.
Несмотря на тряску и шум, в автобусе сразу же завязывается оживленный
разговор. Кто-то интересуется погодой и температурой моря, кто-то ценами
на фрукты, а очень смуглый человек явно кавказского типа, оказавшийся
местным жителем, вдруг заявляет:
- А знаете, дорогие курортники, нас ведь вчера тряхануло.
- То есть как это - тряхануло? - недоумевает пожилой писатель, сидящий с
ним рядом.
- Что такое землетрясение, знаешь? Вот оно и тряхануло.
- Да быть этого не может! - восклицает писатель. - Каждый год сюда езжу и
не помню, чтобы хоть раз было такое.
- Сами удивляемся, - пожимает плечами местный житель.
- В самом деле, очень странно, - замечает и Семенов. - Район тут не такой
уж сейсмический...
- А чего вы удивляетесь? - перегибается к ним с переднего сиденья
Фрегатов. - В каком-то справочнике по Кавказу я прочел, что "геологическая
молодость горнообразовательных процессов, создавших современный рельеф
Кавказа, проявляется в ярко выраженной сейсмичности и в настоящее время".
- Спасибо за цитату, - усмехается Омегин. - Утешил, называется!..
- А справка, между прочим, достоверная, - подтверждает сидящий рядом с
Омегиным пожилой литератор из Еревана. - Кавказские горы действительно
очень еще молодые. У нас в Армении особенно сейсмичен район между Ереваном
и Араратом. Он так и называется - Араратской группой очагов. А в полосе
Черноморского побережья - это районы Анапы, Туапсе, Сочи, Сухуми, Поти и
Батуми.
- А Гагра? - с тревогой в голосе спрашивает какая-то женщина с ребенком.
- Тут это очень редкое явление, - успокаивает ее ереванец.
Алексей все посматривает на Кречетова, который не произнес пока ни слова,
но по всему чувствуется, что очень внимательно прислушивается к разговору.
Русину кажется даже, что он встревожен чем-то. Продольные складки на его
лбу стали заметно резче, сузились чуть-чуть и глаза.
"С чего бы это?.. - недоумевает Алексей... - Не испугался же он..."
- Простите, пожалуйста, товарищ, - обращается вдруг Кречетов к местному
жителю, сообщившему о землетрясении. - Вы не помните, когда это было?
- Как не помнить - хорошо помню. Около двух часов это было. Как раз перед
обедом. Я тут у вас в Литфонде на кухне работаю. А когда тряхануло, у меня
в руках противень с соусом был, ну, я и плеснул его на халат шефа. Знаете,
что потом было? Хуже, чем само землетрясение!
Все невольно смеются. Это разряжает обстановку, порождает шутки,
воспоминания подобных же случаев. А Кречетов даже не улыбается. Он достает
записную книжку и торопливо листает ее. Это не ускользает от внимания
Русина. Связь между сообщением о землетрясении в Гагре и беспокойством
профессора Кречетова теперь кажется ему несомненной.
В вестибюле центрального корпуса Дома творчества прибывших встречает
сестра-хозяйка и приглашает в кабинет директора. Директор очень вежлив,
приветлив, но сдержан. Он знает, что сейчас предстоит самый драматический
момент его деятельности - распределение комнат. Он уже не раз слезно
просил делать это в Москве, но там тоже понимают, что сие такое, и не
хотят "ущемлять" его прав.
С трепетом протягивает он руку к путевкам протиснувшегося к нему ближе
всех полумаститого москвича, и сухощавое кавказское лицо его покрывается
заметной бледностью.
Более четверти часа длится эта неприятнейшая процедура распределения
комнат, и конечно же, никто не остается довольным. Даже тот полумаститый,
которому досталась самая лучшая угловая в приморском корпусе на втором
этаже. А Русин доволен. И не потому, что он тоже получил комнату в
приморском корпусе (правда, на первом этаже и к тому же над котельной), а
по той причине, что рядом с профессором Кречетовым.
Спустя еще полчаса удается устроить и Варю неподалеку от Дома творчества.
Профессор очень доволен, а Варя просто в восторге - она ни разу еще не
бывала в таких домах с отдельными комнатами и лоджиями, выходящими на
море. В штормовую погоду брызги от волн иногда перелетают тут даже через
высокий барьер.
- Нравится тебе? - спрашивает Варю Леонид Александрович, хотя и так видит,
что ей все нравится.
- О, тут прекрасно! - восклицает Варя.
- Вот и будешь находиться у меня, сколько захочешь.
- Я бы и ночевала тут в лоджии...
- Нет, ночевать будешь на той квартире, которую мы сняли. А тут, как
говорится, "не положено". А бояться тебе нечего. Мне твою хозяйку сам
директор порекомендовал. Да и я за тебя вполне спокоен, раз тут, в Гагре,
нет твоего неандертальца.
- Неандертальца? - удивляется Варя, но, вспомнив, что дядя называет так
Вадима, густо краснеет. - Ну, почему вы так о нем, дядя Леня?
- Сам не знаю, - смеется Леонид Александрович. - Такое впечатление он на
меня производит. А какого ты мнения об Алексее Русине?
- Не знаю даже... Очень уж серьезный какой-то...
- А тебе, значит, несерьезные больше нравятся?
- Ну, почему вы это решили, дядя Леня? - надувает губки Варя.
- По этому неандертальцу твоему... Ну ладно, ладно! - снова смеется Леонид
Александрович. - Пошли на пляж! Смотри-ка, там уже почти все фантасты.
Из лоджии им видно, как Фрегатов, Семенов и Омегин раскладывают на пляжной
гальке свои поролоновые матрасики.
- Уж очень они шумные, эти фантасты... - морщится Варя. - Не говорят
по-человечески, а все спорят.
- Тебе, значит, скучно с ними?
- Да, не весело, - простодушно признается Варя. - Этот, Омегин, кажется,
еще ничего... А остальные...
- Ну да, я так и знал, что Омегин тебе понравится, - усмехается Леонид
Александрович.
- Почему же?
- У него есть что-то общее с твоим неандертальцем... Ну, все! Больше не
буду. Даю слово! И пошли!..
Но в это время в их дверь раздается деликатный стук.
- Войдите! - кричит Леонид Александрович, почти не сомневаясь, что это
Русин. Но в дверях показывается широкоплечий молодой человек в морском
кителе.
- А, Виктор Тимофеевич! - весело восклицает Леонид Александрович. - Уже
разыскали, значит? Ну и оперативность! Даже дорожную пыль не даете смыть...
- Да что вы, профессор...
- Ладно, ладно, шучу! С пылью еще успеется. А ты, Варя, не жди меня, иди
сама, я задержусь немного. Вот познакомьтесь, - кивает он молодому
человеку, - это моя племянница Варя. А этот богатырь - кандидат наук
Виктор Тимофеевич Пронин.
- Ну, как у вас тут? - спрашивает он Виктора Тимофеевича, когда Варя
уходит. - Экспериментировали вчера?
- Экспериментировали, Леонид Александрович. А как это вы догадались?
- А ко мне вы прямо со своего "Наутилуса"? - не отвечая, снова спрашивает
его профессор.
- Да, с батискафа.
- Прямо к берегу на нем причалили?
- Да нет, он в открытом море, а сюда я на моторке. Вон к тем камням
пришвартовался. Семен Михайлович послал меня узнать, когда вы...
- А я сейчас. Вот только ключ передам Варе.
- Но ведь вы же не отдохнули с дороги...
- У меня почти целый месяц впереди.
24
Корнелий с Вадимом прилетели на Кавказ самолетом на день раньше профессора
Кречетова и поселились на окраине Старой Гагры. Им еще вчера удалось
раздобыть моторную лодку, на которой они курсируют теперь вдоль пляжа
Литфонда, держась на таком расстоянии, чтобы рассматривать его с помощью
оптики. Этим занимается лично Корнелий, вооруженный мощным
двенадцатикратным морским биноклем. Профессора Кречетова неоднократно
видел он, когда тот приходил к Вариному отцу, не сомневается к тому же,
что на пляже будет он в обществе Вари. Пока, однако, ни Вари, ни Леонида
Александровича ему не удается обнаружить.
- Зря мы так рано... - ноет Вадим. - Да и не пойдут они на пляж сегодня.
Устали, наверно, с дороги.
- Устали! - усмехается Корнелий. - Ты не видел разве, какой профессор
здоровяк? Да и Варя не усидит, а одну он ее на море не отпустит.
- Но не видно же их нигде. Смотри, сколько народу на пляже - видать, вся
писательская братия вывалила, а их все нет. Небось полно всяких
литературных знаменитостей. Будут теперь вокруг Вари увиваться...
- Можешь не волноваться, знаменитостей пока что не видно. Во всяком
случае, ни Федина, ни Симонова телескоп мой не обнаружил. Да и вообще
знаменитости в эту пору сюда не ездят. Они сейчас в Дубултах или
Коктебеле. Это уж я точно знаю. У них не тот возраст, чтобы отдыхать, а
тем более творить тут что-нибудь в этом июльском пекле. Они сюда в
сентябре или октябре...
- Ну, а те, что помоложе! Евтушенко, например?..
- Этот может. Вон, кстати, какой-то длинный парень, очень на него похожий.
- Брось разыгрывать!..
- Чего разыгрывать? Определенно, это он! Теперь как начнет читать Варе
свои стихи! Что тогда в сравнении с ним ты со своими лошадиными остротами?
Вадим пытается вырвать у Корнелия бинокль, но глава корпорации так
отталкивает его, что он чуть из лодки не вываливается.
- Да не лапай ты этот хрупкий инструмент, чертов буйвол! - ругается
Корнелий. - Вон Варя в поле зрения. Спускается на пляж по лесенке. Сейчас
и сам профессор должен появиться... Но нет, не видно что-то... Неужели она
одна? Как же это он отпустил ее одну?..
- Дай же ты мне хоть на Варю-то посмотреть, - молит Вадим.
- А ты зачем сюда приехал? - рычит на него Корнелий. - Амурами заниматься?
Ромео из себя изображать? У нас черт знает какой важности задача
международного значения, а он... А ну, заводи мотор да подай чуть ближе к
берегу.
Пока обиженный Вадим возится с мотором, Корнелий обнаруживает и Кречетова.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг