1
Алексей Костров густо намыливает щеки, верхнюю губу, подбородок. Плотная,
рыхловатая от множества мелких пузырьков пена делает его седобородым.
"Наверное, буду таким в пятьдесят..." - думает он улыбаясь.
А пока ему всего тридцать. Тоже солидная цифра. Почти полжизни. То, что
сегодня не только день рождения Кострова, но и день присуждения ученого
звания доктора наук, могло бы избавить его от вопроса самому себе: "А как
же ты прожил ее, эту почти половину жизни?.." Но он все-таки задает себе
этот вопрос и лишь тяжело вздыхает в ответ. Все бы нужно начать заново и
совсем по-иному...
Алексей снова вздыхает и берется за бритву. От неловкого движения
настольное зеркальце слегка смешается. В нем теперь уже не лицо Алексея, а
распахнутое окно комнаты. За окном вздымаются к небу ажурные опоры
огромной параболической антенны радиотелескопа. Картина эта возвращает
Кострова к тревожным мыслям о радиоизлучении Фоциса.
Сколько уже предпринято попыток обнаружить и выделить из радиоизлучения
Галактики искусственные сигналы? Самые совершенные параболические
рефлекторы пока не дали никаких результатов. А чего добились американцы,
раньше всех начавшие "прослушивать" ближайшие звезды? Даже их
высокочувствительная приемная аппаратура, построенная по проекту "Озма",
ничего не принимает пока, кроме излучений межзвездного водорода.
Что-то даст теперь окончательный анализ Фоциса? Тридцать световых лет шли
они до нашей планеты, слабея и искажаясь в космическом пространстве.
Удастся ли обнаружить Галине Басовой хоть какие-нибудь элементы
модулирующей функции в структуре их спектра?
Галина Басова... Алексей снова вздыхает при одном только воспоминании о
ней. Сегодня все сотрудники радиообсерватории придут с поздравлениями.
Придет и она...
Чествовали Алексея Кострова в небольшом конференц-зале. За столом
президиума - смущенный виновник торжества. Рядом с ним - заместитель
директора астрофизического института, по другую сторону - директор
радиообсерватории Басов.
- Ну к чему эта шумиха? - шепчет Басову Костров. - Можно было бы и
поскромнее...
- Да ты что?! - шипит на него директор. - Думаешь, это только твое личное
торжество? Приехал бы разве Петр Петрович? А мы тут у него выклянчили
кое-что по такому случаю. Слушай-ка лучше, как он тебя превозносит...
Заместитель директора астрофизического института, профессор Петр Петрович
Зорницын, и в самом деле произносит в честь Кострова такую речь, что у
Алексея даже щеки горят от смущения.
- Спасибо, Петр Петрович! - говорит он растроганно, когда профессор,
кончив свое выступление, протягивает ему руку. - Спасибо за добрые слова.
Я, конечно, не такой уж талантливый, каким вы меня изобразили, но, как
говорится, постараюсь со временем оправдать доверие...
Настроение у всех приподнятое. Всем хочется говорить, и все говорят
приветственные речи. Просит слово даже комендант обсерватории Пархомчук,
служивший когда-то начальником пожарной команды и сохранивший с той поры
военную выправку. Он одержим страстью к латинским изречениям и к
замысловатой астрономической терминологии. Научные сотрудники над ним
добродушно подшучивают, но по-своему любят.
- Алексею Дмитриевичу первому в нашем научном учреждении присуждена
степень доктора наук, - торжественно начинает Пархомчук свою речь. - Он у
нас, как говорили древние латыняне, примус интэр парэс, что означает в
переводе первый между равными. Ибо, как я понимаю, все тут присутствующие
имеют равные права стать докторами.
"Присутствующие" многозначительно переглядываются, с трудом сдерживая
улыбки. Астрофизик Мартынов шепчет Галине:
- Люблю я слушать Пархомчука. Всегда услышишь что-нибудь обнадеживающее.
Пархомчук между тем продолжает развивать свою мысль:
- На мой взгляд, научное учреждение без доктора наук - все равно что
пожарная команда без брандмайора. Но у нас есть теперь свой доктор. Это не
плохо для начала. У остальных все впереди, ибо волентэм дукунт фата,
нолентэм трахунт1, и этому надо только радоваться.
Всех очень смешит это изречение древних стоиков, но Пархомчуку все
позволяется, и его вознаграждают дружными аплодисментами.
После речи коменданта просит слово Галина.
- Давайте и в самом деле порадуемся, - весело говорит она, - что в нашей,
самой молодой в стране, обсерватории уже есть свой доктор наук, тоже очень
еще молодой для такого почтенного научного титула.
2
Вечером собираются в маленьком двухкомнатном домике Алексея Кострова. На
сей раз - в связи с его тридцатилетием. Снова поздравляют и дарят разные
безделушки. Басов звонко целует его в обе щеки и протягивает вырезанную из
кости фигурку шимпанзе.
- На, прими этого антропоида и люби его, как брата своего.
- А от меня примите соловушку, - улыбается Галина, протягивая на ладони
серенькую птичку.
- Совсем как живая! - восхищается Костров.
- Не "как", а на самом деле, - смеется Галина и начинает тихонько
насвистывать.
Птичка смешно вращает бусинками глазок и вопросительно смотрит на Галину.
Затем запрокидывает голову и заливается звонкими трелями, точно
воспроизводя мелодию алябьевского "Соловья".
Все аплодируют.
- Вот что значит кибернетика! - замечает астрофизик Мартынов. - Наша
Галина Александровна этой пташкой утрет нос самому Клоду Шэнону с его
"самообучающимися зверьками".
- А вы читали сообщение о "жизни и привычках" уолтеровской "Machina
Speculatrix"?2 - спрашивает Басов.
- А как же? Машина Уолтера реагирует на источники света, обходит
препятствия, обладает "инстинктом самосохранения", сама идет на
перезарядку, поддается "обучению", способна "забывать"...
- Послушайте, мы присутствуем на дне рождения хозяина этого дома, -
возмущается чей-то бас, - а не на симпозиуме по вопросам кибернетики!
- Хорошо, что хоть вспомнили наконец, с какой целью мы здесь находимся, -
смеется Галина. - Позвольте же мне в таком случае вручить Алексею
Дмитриевичу моего "Соловушку".
Она протягивает Кострову кибернетическую птичку и торопливо целует его в
щеку.
Потом все пьют шампанское и произносят тосты в честь Алексея, а он
смущенно отшучивается и испытывает странное удовлетворение оттого, что
Галина сидит поодаль от него, рядом с мужем.
- Хорошая пара, - шепчет Алексею жена астрофизика Мартынова.
"Да, - не без зависти думает Алексей, взглянув на Басова и Галину, -
действительно пара! Непонятно даже, в чем там у них дело? Из-за чего они
не поладили?"
В полночь гости начинают расходиться. Басов пытается проводить жену, но
Галина так энергично протестует, что он не решается настаивать.
- Ну что ж, - говорит он растерянно, - я тогда у юбиляра останусь. Не
возражаешь, Алексей Дмитриевич?
А когда все расходятся, просит Кострова:
- Нет ли у тебя чего-нибудь покрепче? Терпеть не могу этот благородный
юбилейный напиток - шампанское. К тому же и на душе чертовски скверно.
Алексей молча достает бутылку коньяка. Басов, налив себе, спрашивает:
- А ты?
- Нет, спасибо.
- Ну, как хочешь.
И он торопливо выпивает две рюмки подряд, не закусывая. Потом сердито
отодвигает бутылку.
- Нет, не опьянеть мне, видно...
Костров молчит.
- Положение мое безнадежнее, чем у Пигмалиона, - бормочет Басов. - Тот
хоть смог упросить богов оживить скульптуру, в которую влюбился, а мне у
кого просить помощи?
- Стоит ли такому бравому мужчине завидовать Пигмалиону? - усмехается
Костров. - Ты и без богов своего добьешься. У тебя все впереди.
- А что впереди? - раздраженно спрашивает Басов. - Жизнь? Так ведь мне уже
за сорок. Научная карьера? А на чем ее сделаешь? Каким открытием поразишь
человечество? Поимкой радиосигнала разумных существ из Космоса? Сколько
уже прослушиваем мы астеническое тело Вселенной нашими радиостетоскопами?
И что же? Что слышим, кроме бронхиального поскрипывания атомарного
водорода в межзвездном пространстве?
Он молчит некоторое время, тяжко вздыхая, потом продолжает упавшим голосом:
- Мне вообще все чаще кажется теперь, что мы одиноки во Вселенной... Жизнь
на других мирах либо вовсе не существует, либо не достигла там такого
совершенства, как у нас. Я без труда представляю себе целые планеты,
населенные лишь микроорганизмами, не способными к дальнейшей эволюции.
Знаю, что ты можешь мне возразить. Не торопись, однако. Я ведь за
бесконечную Вселенную и где-то там, за пределами Метагалактики, допускаю
наличие миров, подобных нашему и даже более совершенных. Они, однако, за
миллиарды парсеков от нас. Устанет и свет идти такие расстояния...
Басов берет с блюдечка ломтик лимона. Слизывает с него сахарную пудру.
Морщится. Красивое, полное лицо его становится дряблым.
"Посмотрела бы на него сейчас Галина, - возникает недобрая мысль у
Кострова. - А может быть, она уже видела его таким?.."
Басов с гримасой отвращения надкусывает лимон.
- Системы метагалактик во Вселенной могут обладать к тому же положительной
кривизной и быть замкнутыми, как доказал это Эйнштейн. Кванты света и
электромагнитные волны соседних метагалактик будут в таком случае
совершать "кругосветные путешествия" внутри своих систем, не имея
возможности проникнуть в нашу Метагалактику. От кого же ждать тогда
сигнала? Кто его подаст? Не господь же бог?..
Костров поднимает на Басова усталые глаза, спрашивает:
- Зачем же ты взялся тогда возглавлять коллектив, в научную задачу
которого не веришь?
- А потому, что мне предложили здесь пост директора. В другом месте я мог
бы рассчитывать лишь на должность старшего научного сотрудника.
Никогда еще не был Басов так откровенен с Костровым. Видно, захмелел
все-таки... А может быть, это размолвка с Галиной так на него
подействовала? Несколько лет назад Костров работал с ним в Бюраканской
астрофизической обсерватории. Басов славился там необычайным энтузиазмом.
А может быть, только притворялся?
Басов вдруг как-то сразу сникает. Облокотившись о стол и подперев голову
руками, он неподвижно сидит некоторое время с закрытыми глазами.
"Заснул, наверное", - решает Костров. Но Михаил Иванович, не меняя позы и
не открывая глаз, спрашивает вдруг:
- Сколько времени, Алексей?
- Около часа.
- Ну, я пойду тогда.
Он тяжело поднимается из-за стола и нетвердой походкой идет к двери.
- Извини, что морочил тебе голову, и не принимай всерьез того, что я
наговорил...
Домик Кострова отгорожен от других строений густой стеной кустарника.
Алексей любит этот укромный уголок, в котором всегда можно без помех
отдохнуть и подумать. Хочется и сейчас посидеть под открытым небом,
подышать съежим воздухом.
Свежий воздух действует на Алексея успокаивающе. Костров смотрит на
звездное летнее небо, отыскивая на нем то место, где должен находиться
Фоцис, плохо видный невооруженным глазом. Теперь с помощью новой
аппаратуры удалось взять его изолированное радиоизлучение. Остается
запастись терпением и ждать расшифровки этих радиосигналов. Если удастся
установить их искусственное происхождение, будет решен и вопрос
обитаемости какой-то из планет Фоциса.
Слово за Галиной Басовой и ее вычислительными машинами.
При воспоминании о Галине почти зримо возникает и образ Басова,
растерянного и жалкого. Никогда бы не поверил Алексей, что этот человек
может так размагнититься.
"Нет, надо гнать от себя любовь! - неожиданно заключает он, энергично
мотнув головой. - Не подпускать ее на пушечный выстрел..."
3
В эту ночь Алексей спит плохо. Просыпается с головной болью. Хочет
проглотить таблетку пирамидона, но раздумывает: лучше принять холодный
душ. Стоя под сильными колючими струйками воды, Алексей слегка
поеживается. Энергично промассажировав свое крепкое, хорошо
натренированное тело, начинает ощущать, как вместе со свежестью приходит
бодрость. Незаметно утихает головная боль.
"Теперь за работу!" - весело думает Алексей.
...Рефлектор радиотелескопа, на котором работает Костров, огромной
металлической чашей вздымается над землей. Аппаратура размещается в белом
здании неподалеку. Окна аппаратной широко распахнуты. В одном из них
Алексей еще издали замечает склоненную над измерительными приборами голову
своего помощника Сергея Рогова. Он рассматривает фотопленку с показаниями
осциллографа.
- Ну, что у вас нового, Сережа? - спрашивает Костров, входя в аппаратную.
- Да все то же, Алексей Дмитриевич. Профиль сигнала по-прежнему неизменен.
Рассеянно просмотрев пленку, Костров просит:
- Передайте ее Галине. Пусть она обработает и эти данные.
Костров "охотится" за искусственными радиосигналами из Космоса уже не
первый год, неутомимо совершенствуя антенны и приемную аппаратуру. Сейчас
его интересует Фоцис - звезда, близкая по спектральному классу к нашему
Солнцу. Спектральный класс его - G5, температура - 5500 градусов. Он
немного холоднее Солнца, но тепла его вполне достаточно, чтобы обогреть
свои планеты.
Зато Фоцис старше Солнца, и жизнь на его планетах могла достигнуть
большего совершенства, чем на Земле. Весьма вероятно поэтому, что с Фоциса
может прийти искусственный сигнал. И, конечно же, придет он на волне
двадцать один сантиметр, на которой излучает межзвездный водород, самый
распространенный газ Вселенной. Обитатели цивилизованных миров не могли не
принять этот природный эталон длины волн для осуществления космических
радиопередач.
Неожиданно в аппаратную входит Басов. Михаил Иванович очень бледен -
видимо, тоже неважно провел ночь.
Не заикнувшись даже о ночной беседе, будто и не было ее, он заводит
разговор о ходе наблюдений Кострова за Фоцисом. Выслушав ответ Алексея,
качает головой, говорит с укоризной:
- Да-с, не порадовали вы меня сегодня. По-прежнему все беспросветно...
- Почему же?
- А сколько еще можно возиться с этим Фоцисом?
- Сам знаешь, как опасна поспешность в таком деле. К тому же три месяца -
не такой уж большой срок.
- А года было бы достаточно? - насмешливо щурится Басов.
- Да, пожалуй... - не очень уверенно соглашается Костров.
- Ну так вот! - с каким-то непонятным торжеством восклицает директор
радиоастрономической обсерватории. - Американцы занимались радиоизлучением
Фоциса ровно год, тебе это известно. А сейчас я прочел в бюллетене
международной научно-технической информации, что они отказались от
исследования Фоциса.
- Ну и что же? - удивленно поднимает брови Костров. - Значит, у них не
хватило терпения. Они быстрых побед жаждут.
- Американцы действительно торопятся удивить мир очередной сенсацией, но
не все. Ты же знаешь, что наблюдение за Фоцисом вел у них такой астроном,
как Томас Брейсуэйт.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг