Тогда великан открыл сундучок. Вылетела из сундучка сизая туча, кину-
лась к птичке и заворчала.
Испугалась птичка, закричала жалобно и мотнулась в кусты.
И туча в кусты полезла. Птичка под корень, и туча под корень.
Взвилась птичка в небо, а туча еще выше, да как раскатилась громом и
ударила в птичку молнией - трах!
Перевернулась птичка, посыпались с нее кенареечные перья, и вдруг вы-
росли у птицы шесть золотых крыльев и павлиний хвост.
Пошел от птицы яркий свет по всему лесу. Зашумели деревья, проснулись
птицы.
Ночные русалки с берега в воду попрыгали. И закричали звери на разные
голоса:
- Жар-птица, Жар-птица!!!
А туча напыжилась и облила Жар-птицу мокрым дождем.
Замочил дождик золотые крылья Жар-птице и павлиний хвост, сложила она
мокрые крылья и упала в густую траву.
И стало темно, ничего не видно. Великан в траве пошарил, схватил
Жар-птицу, сунул за пазуху и побежал к царевне Марьяне. Царевна Марьяна
привередничала, губы надула сковородником, пальцы растопырила и хныкала:
- Я, нянька, без кенареечной птички спать не хочу.
Вдруг прибежал великан и на окно посадил Жарптицу.
И в комнате светло, как днем. Жар-птица за пазухой у великана пооб-
сохла, теперь крылья расправила и запела:
Я медведя не боюсь,
От лисы я схоронюсь,
Улечу и от орла,
Не догонит в два крыла,
А боюсь я только слез,
Ночью дождика и рос,
И от них умчуся я
За леса и за моря.
Свету-Солнцу я сестрица,
И зовут меня Жар-птица.
Спела Жар-птица, потом сделала страшные глаза и говорит:
- Вот что, никогда, Марьяна, не хныкай, слушайся няньку Дарью, тогда
я каждую ночь буду к тебе прилетать, петь песни, рассказывать сказки и
во сне показывать раскрашенные картинки.
Затрещала крыльями Жар-птица и улетела. Кинулась Дарья опять за вели-
каном, а великан стал в саду - одна нога в пруду, другая на крыше, и в
животе лягушки квакали.
Царевна же Марьяна больше плакать не стала, глазки закрыла и заснула.
Знала Марьяна, что каждую ночь будет прилетать к ней Жар-птица, са-
диться на кровать и рассказывать сказки.
ПРОЖОРЛИВЫЙ БАШМАК
В детской за сундуком лежал медведюшка, - его туда закинули, он и
жил.
В столе стояли оловянные солдаты с ружьями наперевес.
В углу в ящике жили куклы, старый паровоз, пожарный с бочкой, дикая
лошадь без головы, собачка резиновая да собачка, которая потерялась, -
полон ящик.
А под кроватью валялся старый нянькин башмак и просил каши.
Когда нянька зажигала ночник на стене, говорила "ох, грехи" и вали-
лась на сундук, слетал тогда с карниза зазимовавший комар и трубил в
трубу, которая у него приделана к носу:
- На войну, на войну!
И тотчас выпрыгивали из стола солдаты, солдатский генерал на белом
коне и две пушки.
Из-за сундука лез медведюшка, расправлял четыре лапы.
С ящика в углу соскакивала крышка, выезжал оттуда паровоз и на нем
две куклы - Танька и Манька, пожарный катил бочку, собачка резиновая на-
жимала живот и лаяла, собачка, которая потерялась, нюхала пол и скребла
задними лапами, лошадь без головы ржала, что ничего не видит, и вместо
головы у нее торчал чулок.
А после всех вылезал из-под кровати нянькин башмак и клянчил:
- Каши, каши, каши!
Но его никто не слушал, потому что все бежали к солдатам, которые,
как самые храбрые, бросались вперед к пузатому комоду.
А под комодом лежала страшная картинка. На картинке была нарисована
рожа с одними руками.
Все смотрели под комод, куклы трусили, но под комодом никто не шеве-
лился, и куклы сказали:
- Только напрасно нас напугали, мы пойдем чай пить.
И вдруг все заметили, что на картинке рожи нет, а рожа притаилась за
ножкой комода.
Куклы тотчас упали без чувств, и паровоз увез их под кровать, лошадь
встала на дыбы, потом на передние ноги, и из шеи у нее вывалился чулок,
собачки притворились, что ищут блох, а генерал отвернулся - так ему ста-
ло страшно, и скомандовал остаткам войска:
- В штыки!
Храбрые солдаты кинулись вперед, а рожа выползла навстречу и сделала
страшное лицо: волосы у нее стали дыбом, красные глаза завертелись, рот
пополз до ушей, и щелкнули в нем желтые зубы.
Солдаты разом воткнули в рожу тридцать штыков, генерал сверху ударил
саблей, а сзади хватили в рожу бомбами две пушки.
В дыму ничего не стало видно. Когда же белое облако поднялось к по-
толку - на полу в одной куче лежали измятые и растерзанные солдаты, пуш-
ки и генерал. А рожа бежала по комнате на руках, перекувыркивалась и
скрипела зубами.
Видя это, собачки упали кверху лапами, прося прощения, лошадь брыка-
лась, нянькин башмак стоял дурак дураком, разиня рот, только пожарный с
бочкой ничего не испугался, он был "Красный Крест" - и его не трогали.
- Ну, теперь мой черед, - сказал медведь; сидел он позади всех на по-
лу, а теперь вскочил, разинул рот и на мягких лапах побежал за рожей.
Рожа кинулась под кровать - и медведь под кровать, рожа за горшок - и
медведь за горшок.
Рожа выкатилась на середину комнаты, присела, а когда медведь подбе-
жал, подпрыгнула и отгрызла ему лапу.
Завыл медведь и улез за сундук. Осталась рожа одна; на левую руку
оперлась, правой погрозилась и сказала:
- Ну, теперь я примусь и за ребятишек, или уж с няньки начать?
И стала рожа к няньке подкрадываться, но видит - свет на полу, обер-
нулась к окну, а в окне стоял круглый месяц, ясный, страшный, и, не
смигнув, глядел на рожу.
И рожа от страха стала пятиться, пятиться прямо на нянькин башмак, а
башмак разевал рот все шире и шире.
И когда рожа допятилась, башмак чмокнул и проглотил рожу.
Увидев это, пожарный с бочкой подкатился ко всем раненым и убитым и
стал поливать их водой.
От пожарной воды ожили генерал, и солдаты, и пушки, и собаки, и кук-
лы, у медведя зажила лапа, дикая лошадь перестала брыкаться и опять
проглотила чулок, а комар слетел с карниза и затрубил отбой.
И все живо прыгнули по местам. А башмак тоже попросил водицы, но и
это не помогло. Башмак потащился к комоду и сказал:
- Уж больно ты, рожа, невкусная.
Понатужился, сплющился, выплюнул рожу и шмыгнул под кровать.
А рожа насилу в картинку влезла и больше из-под комода ни ногой,
только иногда по ночам, когда мимо комода медведюшка пробегает или едут
на паровозе куклы, - ворочает глазами, пугает.
СНЕЖНЫЙ ДОМ
Дует ветер, крутится белый снег и наносит его высокими сугробами у
каждой избы.
И с каждого сугроба мальчишки на салазках съезжают; повсюду можно ка-
таться мальчишкам, и вниз к речке на ледянке турманом лететь, и скувыр-
киваться с ометов соломы, - нельзя только заходить за Аверьянову избу,
что посередине села.
У Аверьяновой избы намело высоченный сугроб, а на нем кончанские
мальчишки стоят и грозятся выпустить красные слюни.
Аверьянову же сыну - Петечке хуже всех: кончанокие мальчишки грозят-
ся, а свои кричат: ты кончанский, мы тебе скулы на четыре части раско-
лем, и никто его не принимает играть.
Скучно стало Петечке, и принялся он в сугробе нору копать, чтобы туда
залезть одному и сидеть. Долго Петечка прямо копал, потом стал в сторону
забираться, а как добрался до стороны, устроил потолок, стены, лежанку,
сел и посиживает.
Просвечивает со всех сторон голубой снег, похрустывает, тихо в нем и
хорошо. Ни у кого из мальчишек такого дома нет.
Досиделся Петечка, пока мать ужинать позвала, вылез, вход комьями за-
валил, а после ужина лег на печку под полушубок, серого кота за лапу
подтащил и говорит ему на ухо:
- Тебе я вот чего, Вась, расскажу - у меня дом лучше всех, хочешь со
мной жить?
Но кот Вась ничего не ответил и, помурлыкав для вида, вывернулся и
шмыг под печку - мышей вынюхивать и в подполье - шептаться с домовым.
Наутро Петечка только залез в снежный дом, как слышит - хрустнул
снег, потом сбоку полетели комья, и вылез из стенки небольшого роста му-
жичок в такой рыжей бороде, что одни глаза видны. Отряхнулся мужичок,
присел около Петечки и сделал ему козу.
Засмеялся Петечка, просит еще сделать.
- Не могу, - отвечает мужичок, - я домовой, боюсь тебя напугать
очень.
- Так я теперь все равно тебя забоялся, - отвечает Петечка.
- Чего меня бояться: я ребятишек жалею; только у вас в избе столько
народу, да еще теленок, и дух такой тяжелый - не могу там жить, все вре-
мя в снегу сижу; а кот Вась давеча мне говорит: Петечка, мол, дом-то ка-
кой построил.
- Как же играть будем? - спросил Петечка.
- Я уж не знаю; мне бы поспать охота; я дочку свою кликну, она поиг-
рает, а я вздремну.
Домовой прижал ноздрю да как свистнет... Тогда выскочила из снега ру-
мяная девочка, в мышиной шубке, чернобровая, голубоглазая, косичка тор-
чит, мочалкой повязана; засмеялась девочка и за руку поздоровалась.
Домовой на лежанку лег, покряхтел, говорит:
"Играйте, ребятишки, только меня в бок не толкайте", - и тут же зах-
рапел, а домовова дочка говорит шепотом:
- Давай в представленыши играть.
- Давай, - отвечает Петечка. - А это как? Чего-то боязно.
- А ты, Петечка, представляй, будто на тебе красная шелковая рубашка,
ты на лавке сидишь и около крендель.
- Вижу, - говорит Петечка и потянулся за кренделем.
- И сидишь ты, - продолжает домовова дочка и сама зажмурилась, - а я
избу мету, кот Вась о печку трется, чисто у нас, и солнышко светит. Вот
собрались мы и за грибами в лес побежали, босиком по траве. Дождик как
припустился и впереди нас всю траву вымочил, и опять солнышко прогляну-
ло... до леса добежали, а грибов там видимо-невидимо...
- Сколько их, - сказал Петечка и рот разинул, - красные, а вон боро-
вик, а есть - можно? Они не поганые, представленные-то грибы?
- Есть можно; теперь купаться пойдем; катись на боку с косогора;
смотри, в реке вода ясная, и на дне рыбу видно.
- А у тебя булавки нет? - спросил Петечка. - Я бы сейчас пескаря на
муху поймал...
Но тут домовой проснулся, поблагодарил Петечку и вместе с дочкой обе-
дать улез.
Назавтра опять прибежала домовова дочка, и с Петечкой они придумывали
невесть что, где только не побывали, и так играли каждый день.
Но вот преломилась зима, нагнало с востока сырых туч, подул мокрый
ветер, ухнули, осели снега, почернел навоз на задворках, прилетели гра-
чи, закружились над голыми еще ветками, и стал подтаивать снежный дом.
Насилу влез туда Петечка, промок даже весь, а домовова дочка не при-
ходит. И принялся Петечка хныкать и тереть кулаками глаза; тогда домово-
ва дочка выглянула из дыры в стенке, пальцы растопырила и говорит:
- Мокрота, ни до чего дотронуться нельзя; теперь мне, Петечка, играть
некогда; столько дела - руки отваливаются; да и дом все равно пропал.
Басом заревел Петечка, а домовова дочка плеснула в ладоши и говорит:
- Глупый ты, - вот кто. Весна идет; она лучше всяких представленышей.
- Да и кричит домовому: иди, мол, сюда.
Петечка орет, не унимается. Домовой сейчас же явился с деревянной ло-
патой и весь дом раскидал, - от него, говорит, одна сырость, - Петечку
за руки взял, побежал на задворки, а там уж рыжий конь стоит; вскочил на
коня домовой, Петечку спереди присунул, дочку позади, коня лопатой хлоп,
конь скок и под горку по талому снегу живо до леса домчал. А в лесу
из-под снега студеные ручьи бегут, лезет на волю зеленая трава, раздви-
гает талые листья; ухают овраги, шумят, как вода; голые еще березы поч-
ками покрываются; прибежали зайцы, зимнюю шерсть лапами соскребают, ку-
выркаются; в синем небе гуси летят...
Домовой Петечку с дочкой ссадил, сам дальше поскакал, а домовова доч-
ка сплела желтенький венок, ладони ко рту приложила и крикнула:
- Ау, русалки, ау, сестрицы-мавки, полно вам спать!
Аукнулось по лесу, и со всех сторон, как весенний гром, откликнулись
русалочьи голоса.
- Побежим к мавкам, - говорит домовова дочка, - они тебе красную ру-
башку дадут, настоящую, не то что в снежном дому.
- Кота бы нам взять, - говорит Петечка.
Смотрит, и кот явился, хвост трубой и глаза воровские горят.
И побежали они втроем в густую чащу к русалкам играть, только не в
представленыши, а в настоящие весенние игры: качаться на деревьях, хохо-
тать на весь лес, будить сонных зверей - ежей, барсуков и медведя - и
под солнцем на крутом берегу водить веселые хороводы.
ФОФКА
Детскую оклеили новыми обоями. Обои были очень хорошие, с пестрыми
цветочками.
Но никто недосмотрел, - ни приказчик, который пробовал обои, ни мама,
которая их купила, ни нянька Анна, ни горничная Маша, ни кухарка Домна,
словом никто, ни один человек, недосмотрел вот чего.
Маляр приклеил на самом верху, вдоль всего карниза, широкую бумажную
полосу. На полосе были нарисованы пять сидящих собак и посредине их -
желтый цыпленок с пумпушкой на хвосте. Рядом опять сидящие кружком пять
собачек и цыпленок. Рядом опять собачки и цыпленок с пумпушкой. И так
вдоль всей комнаты под потолком сидели пять собачек и цыпленок, пять со-
бачек и цыпленок...
Маляр наклеил полосу, слез с лестницы и сказал:
- Ну-ну!
Но сказал это так, что это было не просто "ну-ну", а что-то похуже.
Да и маляр был необыкновенный маляр, до того замазанный мелом и разными
красками, что трудно было разобрать - молодой он или старый, хороший он
человек или плохой человек.
Маляр взял лестницу, протопал тяжелыми сапогами по коридору и пропал
через черный ход, - только его и видели.
А потом и оказалось: мама никогда такой полосы с собаками и цыплятами
не покупала.
Но - делать нечего. Мама пришла в детскую и сказала:
- Ну, что же, очень мило - собачки и цыпленок, - и велела детям ло-
житься спать.
Нас, детей, было двое у нашей мамы, я и Зина. Легли мы спать. Зина
мне и говорит:
- Знаешь что? А цыпленка зовут Фофка.
Я спрашиваю:
- Как Фофка?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг