Тренировка, как известно, точно распределяет усилия между мускулами и
вызывает в них наибольшее возможное напряжение. Так у Роллинга, когда он
вступал в борьбу, сначала начинала работать фантазия, - она бросалась в
девственные дебри предприятий и там открывала что-либо, стоящее внима-
ния. Стоп. Работа фантазии кончилась. Вступал здравый смысл, - оценивал,
сравнивал, взвешивал, делал доклад: полезно. Стоп. Вступал практический
ум, подсчитывал, учитывал, подводил баланс: актив. Стоп. Вступала воля,
крепости молибденовой стали, страшная воля Роллинга, и он, как буйвол с
налитыми глазами, ломился к цели и достигал ее, чего бы это ему и другим
ни стоило.
Приблизительно такой же процесс произошел и сегодня. Роллинг окинул
взглядом дебри неизведанного, здравый смысл сказал: "Зоя права". Практи-
ческий ум подвел баланс: самое выгодное - чертежи и аппарат похитить,
Гарина ликвидировать. Точка. Судьба Гарина оказалась решенной, кредит
открыт, в дело вступила воля. Роллинг поднялся с кресла, стал задом к
огню камина и сказал, выпячивая челюсть:
- Завтра я жду Семенова на бульваре Мальзерб.
После этого вечера прошло семь недель. Двойник Гарина был убит на
Крестовском острове. Семенов явился на бульвар Мальзерб без чертежей и
аппарата. Роллинг едва не проломил ему голову чернильницей. Гарина, или
его двойника, видели вчера в Париже.
На следующий день, как обычно, к часу дня Зоя заехала на бульвар
Мальзерб. Роллинг сел рядом с ней в закрытый лимузин, оперся подбородком
о трость и сказал сквозь зубы:
- Гарин в Париже.
Зоя откинулась на подушки. Роллинг невесело посмотрел на нее.
- Семенову давно нужно было отрубить голову на гильотине, он неряха,
дешевый убийца, наглец и дурак, - сказал Роллинг. - Я доверился ему и
оказался в смешном положении. Нужно предполагать, что здесь он втянет
меня в скверную историю...
Роллинг передал Зое весь разговор с Семеновым. Похитить чертежи и ап-
парат не удалось, потому что бездельники, нанятые Семеновым, убили не
Гарина, а его двойника. Появление двойника в особенности смущало Роллин-
га. Он понял, что противник ловок. Гарин либо знал о готовящемся покуше-
нии, либо предвидел, что покушения все равно не избежать, и запутал сле-
ды, подсунув похожего на себя человека. Все это было очень неясно. Но
самое непонятное было - за каким чертом ему понадобилось оказаться в Па-
риже?
Лимузин двигался среди множества автомобилей по Елисейским полям.
День был теплый, парной, в легкой нежно-голубой мгле вырисовывались кры-
латые кони и стеклянный купол Большого Салона, полукруглые крыши высоких
домов, маркизы над окнами, пышные кущи каштанов.
В автомобилях сидели - кто развалился, кто задрал ногу на колено, кто
сосал набалдашник - по преимуществу скоробогатые коротенькие молодчики в
весенних шляпах, в веселеньких галстучках. Они везли завтракать в Бу-
лонский лес премиленьких девушек, которых для развлечения иностранцев
радушно предоставлял им Париж.
На площади Этуаль лимузин Зои Монроз нагнал наемную машину, в ней си-
дели Семенов и человек с желтым, жирным лицом и пыльными усами. Оба они,
подавшись вперед, с каким-то даже исступлением следили за маленьким зе-
леным автомобилем, загибавшим по площади к остановке подземной дороги.
Семенов указывал на него своему шоферу, но пробраться было трудно
сквозь поток машин. Наконец пробрались, и полным ходом они двинули напе-
ререз зелененькому автомобильчику. Но он уже остановился у метрополите-
на. Из него выскочил человек среднего роста, в широком коверкотовом
пальто и скрылся под землей.
Все это произошло в две-три минуты на глазах у Роллинга и Зои. Она
крикнула шоферу, чтобы он свернул к метро. Они остановились почти однов-
ременно с машиной Семенова. Жестикулируя тростью, он подбежал к лимузи-
ну, открыл хрустальную дверцу и сказал в ужасном возбуждении:
- Это был Гарин. Ушел. Все равно. Сегодня пойду к нему на Батиньоль,
предложу мировую. Роллинг, нужно сговориться: сколько вы ассигнуете за
приобретение аппарата? Можете быть покойны - я стану действовать в рам-
ках закона. Кстати, позвольте вам представить Стася Тыклинского. Это
вполне приличный человек.
Не дожидаясь разрешения, он кликнул Тыклинского
Тот подскочил к богатому лимузину, сорвал шляпу, кланялся и целовал
ручку пани Монроз.
Роллинг, не подавая руки ни тому, ни другому, блестел глазами из глу-
бины лимузина, как пума из клетки. Оставаться на виду у всех на площади
было неразумно. Зоя предложила ехать завтракать на левый берег в мало
посещаемый в это время года ресторан "Лаперуза".
Тыклинский поминутно раскланивался, расправлял висячие усы, влажно
поглядывал на Зою Монроз и ел со сдержанной жадностью. Роллинг угрюмо
сидел спиной к окну. Семенов развязно болтал. Зоя казалась спокойной,
очаровательно улыбалась, глазами показывала метрдотелю, чтобы он почаще
подливал гостям в рюмки Когда подали шампанское, она попросила Тыклинс-
кого приступить к рассказу.
Он сорвал с шеи салфетку:
- Для пана Роллинга мы не щадили своих жизней. Мы перешли советскую
границу под Сестрорецком.
- Кто это - мы? - спросил Роллинг.
- Я и, если угодно пану, мой подручный, один русский из Варшавы, офи-
цер армии Балаховича... Человек весьма жестокий... Будь он проклят, как
и все русские, пся крев, он больше мне навредил, чем помог. Моя задача
была проследить, где Гарин производит опыты. Я побывал в разрушенном до-
ме, - пани и пан знают, конечно, что в этом доме проклятый байстрюк чуть
было не разрезал меня пополам своим аппаратом. Там, в подвале, я нашел
стальную полосу, - пани Зоя получила ее от меня и могла убедиться в моем
усердии. Гарин переменил место опытов. Я не спал дни и ночи, желая оп-
равдать доверие пани Зои и пана Роллинга. Я застудил себе легкие в боло-
тах на Крестовском острове, и я достиг цели. Я проследил Гарина. Двад-
цать седьмого апреля ночью мы с помощником проникли на его дачу, привя-
зали Гарина к железной кровати и произвели самый тщательный обыск... Ни-
чего... Надо сойти с ума, - никаких признаков аппарата... Но я-то знал,
что он прячет его на даче... Тогда мой помощник немножко резко обошелся
с Гариным... Пани и пан поймут наше волнение... Я не говорю, чтобы мы
поступили по указанию пана Роллинга... Нет, мой помощник слишком погоря-
чился...
Роллинг глядел в тарелку. Длинная рука Зои Монроз, лежавшая на ска-
терти, быстро перебирала пальцами, сверкала отполированными ногтями,
бриллиантами, изумрудами, сапфирами перстней. Тыклинский вдохновился,
глядя на эту бесценную руку.
- Пани и пан уже знают, как я спустя сутки встретил Гарина на почтам-
те. Матерь божья, кто же не испугается, столкнувшись нос к носу с живым
покойником. А тут еще проклятая милиция кинулась за мною в погоню. Мы
стали жертвой обмана, проклятый Гарин подсунул вместо себя кого-то дру-
гого. Я решил снова обыскать дачу: там должно было быть подземелье. В ту
же ночь я пошел туда один, усыпил сторожа. Влез в окно... Пусть пан Рол-
линг не поймет меня как-нибудь криво... Когда Тыклинский жертвует
жизнью, он жертвует ею для идеи... Мне ничего не стоило выскочить обрат-
но в окошко, когда я услыхал на даче такой стук и треск, что у любого
волосы стали бы дыбом... Да, пан Роллинг, в эту минуту я понял, что гос-
подь руководил вами, когда вы послали меня вырвать у русских страшное
оружие, которое они могут обратить против всего цивилизованного мира.
Это была историческая минута, пани Зоя, клянусь вам шляхетской честью. Я
бросился, как зверь, на кухню, откуда раздавался шум. Я увидел Гарина, -
он наваливал в одну кучу у стены столы, мешки и ящики. Увидев меня, он
схватил кожаный чемодан, давно мне знакомый, где он обычно держал модель
аппарата, и выскочил в соседнюю комнату. Я выхватил револьвер и кинулся
за ним. Он уже открывал окно, намереваясь выпрыгнуть на улицу. Я выстре-
лил, он с чемоданом в одной руке, с револьвером в другой отбежал в конец
комнаты, загородился кроватью и стал стрелять. Это была настоящая дуэль,
пани Зоя. Пуля пробила мне фуражку. Вдруг он закрыл рот и нос какой-то
тряпкой, протянул ко мне металлическую трубку, - раздался выстрел, не
громче звука шампанской пробки, и в ту же секунду тысячи маленьких ког-
тей влезли мне в нос, в горло, в грудь, стали раздирать меня, глаза за-
лились слезами от нестерпимой боли, я начал чихать, кашлять, внутреннос-
ти мои выворачивало, и, простите, пани Зоя, поднялась такая рвота, что я
повалился на пол.
- Ди-фенил-хлор-арсин в смеси с фосгеном, по пятидесяти процентов
каждого, - дешевая штука, мы вооружаем теперь полицию этими гранатками,
- сказал Роллинг.
- Так... Пан говорит истину, это была газовая гранатка... К счастью,
сквозняк быстро унес газ. Я пришел в сознание и, полуживой, добрался до
дому. Я был отравлен, разбит, агенты искали меня по городу, оставалось
только бежать из Ленинграда, что мы и сделали с великими опасностями и
трудами.
Тыклинский развел руками и поник, отдаваясь на милость. Зоя спросила:
- Вы уверены, что Гарин также бежал из России?
- Он должен был скрыться. После этой истории ему все равно пришлось
бы давать объяснения уголовному розыску.
- Но почему он выбрал именно Париж?
- Ему нужны угольные пирамидки. Его аппарат без них все равно, что
незаряженное ружье. Гарин - физик. Он ничего не смыслит в химии. По его
заказу над этими пирамидками работал я, впоследствии тот, кто поплатился
за это жизнью на Крестовском острове. Но у Гарина есть еще один ком-
паньон здесь, в Париже, - ему он и послал телеграмму на бульвар Ба-
тиньоль. Гарин приехал сюда, чтобы следить за опытами над пирамидками.
- Какие сведения вы собрали о сообщнике инженера Гарина? - спросил
Роллинг.
- Он живет в плохонькой гостинице, на бульваре Батиньоль, - мы были
там вчера, нам кое-что рассказал привратник, - ответил Семенов. - Этот
человек является домой только ночевать. Вещей у него никаких нет. Он вы-
ходит из дому в парусиновом балахоне, какой в Париже носят медики, лабо-
ранты и студенты-химики. Видимо, он работает где-то там же, неподалеку.
- Наружность? Черт вас возьми, какое мне дело до его парусинового ба-
лахона! Описал вам привратник его наружность? - крикнул Роллинг.
Семенов и Тыклинский переглянулись. Поляк прижал руку к сердцу.
- Если пану угодно, мы сегодня же доставим сведения о наружности это-
го господина.
Роллинг долго молчал, брови его сдвинулись.
- Какие основания у вас утверждать, что тот, кого вы видели вчера в
кафе на Батиньоль, и человек, удравший под землю на площади Этуаль, одно
и то же лицо, именно инженер Гарин? Вы уже ошиблись однажды в Ленингра-
де. Что?
Поляк и Семенов опять переглянулись. Тыклинский с высшей деликат-
ностью улыбнулся:
- Не будет же пан Роллинг утверждать, что у Гарина в каждом городе
двойники...
Роллинг упрямо мотнул головой. Зоя Монроз сидела, закутав руки гор-
ностаевым мехом, равнодушно глядела в окно.
Семенов сказал:
- Тыклинский слишком хорошо знает Гарина, ошибки быть не может. Сей-
час важно выяснить другое, Роллинг. Предоставляете вы нам одним обделать
это дело, - в одно прекрасное утро притащить на бульвар Мальзерб аппарат
и чертежи, - или будете работать вместе с нами?
- Ни в коем случае! - неожиданно проговорила Зоя, продолжая глядеть в
окно. - Мистер Роллинг весьма интересуется опытами инженера-Гарина, мис-
теру Роллингу весьма желательно приобрести право собственности на это
изобретение, мистер Роллинг всегда работает в рамках строгой законности;
если бы мистер Роллинг поверил хотя бы одному слову из того, что здесь
рассказывал Тыклинский, то, разумеется, не замедлил бы позвонить комис-
сару полиции, чтобы отдать в руки властей подобного негодяя и преступни-
ка. Но так как мистер Роллинг отлично понимает, что Тыклинский выдумал
всю эту историю в целях выманить как можно больше денег, то он добродуш-
но позволяет и в дальнейшем оказывать ему незначительные услуги.
Первый раз за весь завтрак Роллинг улыбнулся, вынул из жилетного кар-
мана золотую зубочистку и вонзил ее между зубами. У Тыклинского на
больших зализах побагровевшего лба выступил пот, щеки отвисли. Роллинг
сказал:
- Ваша задача: дать мне точные и обстоятельные сведения по пунктам,
которые будут вам сообщены сегодня в три часа на бульваре Мальзерб. От
вас требуется работа приличных сыщиков - и только. Ни одного шага, ни
одного слова без моих приказаний.
Белый, хрустальный, сияющий поезд линии НордЗюйд - подземной дороги -
мчался с тихим грохотом по темным подземельям под Парижем. В загибающих-
ся туннелях проносилась мимо паутина электрических проводов, ниши в тол-
ще цемента, где прижимался озаряемый летящими огнями рабочий, желтые на
черном буквы: "Дюбонэ", "Дюбонэ", "Дюбонэ" - отвратительного напитка,
вбиваемого рекламами в сознание парижан.
Мгновенная остановка. Вокзал, залитый подземным светом. Цветные пря-
моугольники реклам: "Дивное мыло", "Могучие подтяжки", "Вакса с головой
льва", "Автомобильные шины", "Красный дьявол", резиновые накладки для
каблуков, дешевая распродажа в универсальных домах - Лувр", "Прекрасная
цветочница", "Галерея Лафайетт".
Шумная, смеющаяся толпа хорошеньких женщин, мидинеток, рассыльных
мальчиков, иностранцев, молодых людей в обтянутых пиджачках, рабочих в
потных рубашках, заправленных под кумачовый кушак, - теснясь, придвига-
ется к поезду. Мгновенно раздвигаются стеклянные двери... "О-о-о-о", -
проносится вздох, и водоворот шляпок, вытаращенных глаз, разинутых ртов,
красных, веселых, рассерженных лиц устремляется вовнутрь. Кондуктора в
кирпичных куртках, схватившись за поручни, вдавливают животом публику в
вагоны. С треском захлопываются двери; короткий свист. Поезд огненной
лентой ныряет под черный свод подземелья.
Семенов и Тыклинский сидели на боковой скамеечке вагона Норд-Зюйд,
спиной к двери. Поляк горячился:
- Прошу пана заметить - лишь приличие удержало меня от скандала...
Сто раз я мог вспылить... Не ел я завтраков у миллиардеров! Чихал я на
эти завтраки... Могу не хуже сам заказать у "Лаперуза" и не буду выслу-
шивать оскорблений уличной девки... Предложить Тыклинскому роль сыщи-
ка!.. Сучья дочь, шлюха!
- Э, бросьте, пан Стась, вы не знаете Зои, - она баба славная, хоро-
ший товарищ. Ну, погорячилась...
- Видимо, пани Зоя привыкла иметь дело со сволочью, вашими эмигранта-
ми... Но я - поляк, прошу пана заметить, - Тыклинский страшно выпятил
усы, - я не позволю со мной говорить в подобном роде...
- Ну, хорошо, усами потряс, облегчил душу, - после некоторого молча-
ния сказал ему Семенов, - теперь слушай, Стась, внимательно: нам дают
хорошие деньги, от нас, в конце концов, ни черта не требуют. Работа бе-
зопасная, даже приятная: шляйся по кабачкам да по кофейным... Я, напри-
мер, очень удовлетворен" сегодняшним разговором... Ты говоришь - сыщи-
ки... Ерунда! А я говорю - нам предложена благороднейшая роль контрраз-
ведчиков.
У дверей, позади скамьи, где разговаривали Тыклинский и Семенов, сто-
ял, опираясь локтем о медную штангу, тот, кто однажды на бульваре Проф-
союзов в разговоре с Шельгой назвал себя ПьянковымПиткевичем. Воротник
его коверкота был поднят, скрывая нижнюю часть лица, шляпа надвинута на
глаза. Стоя небрежно и лениво, касаясь рта костяным набалдашником трос-
ти, он внимательно выслушал весь разговор Семенова и Тыклинского, вежли-
во посторонился, когда они сорвались с места, и вышел из вагона двумя
станциями позже - на Монмартре. В ближайшем почтовом отделении он подал
телеграмму:
"Ленинград. Угрозыск. Шельге. Четырехпалый здесь. События угрожаю-
щие".
Из почтамта он поднялся на бульвар Клиши и пошел по теневой стороне.
Здесь из каждой двери, из подвальных окон, из-под полосатых маркиз,
покрывающих на широких тротуарах мраморные столики и соломенные стулья,
тянуло кисловатым запахом ночных кабаков. Гарсоны в коротеньких смокин-
гах и белых фартуках, одутловатые, с набриллиантиненными проборами, по-
сыпали сырыми опилками кафельные полы и тротуары между столиками, стави-
ли свежие охапки цветов, крутили бронзовые ручки, приподнимая маркизы.
Днем бульвар Клиши казался поблекшим, как декорация после карнавала.
Высокие, некрасивые, старые дома сплошь заняты под рестораны, кабачки,
кофейни, лавчонки с дребеденью для уличных девчонок, под ночные гостини-
цы. Каркасы и жестяные сооружения реклам, облупленные крылья знаменитой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг