Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
тьфу,  пропасть,  язык не поворачивается!  Басилевс теперь у нас,  вот!  В
точности, как у заморцев, пропади они пропадом.
     По-военному безыскусная болтовня эта изрядно мне надоела, а проклятия
заморцам вызывали раздражение сродни чесотке,  потому что в  существование
заморцев я никогда особо не верил. Как-то не доводилось мне видеть заморца
живьем,  а  все  рассказы о  заморских странах воспринимаются как  сказка.
Красиво, но не бывает.
     Я  пробормотал вежливо-неразборчиво в том смысле,  что как-нибудь все
образуется и  украдкой глянул на  часы.  Уже  можно было идти без опасения
нарваться на Мальчика-с-пальчик.
     - Плюну на все и пойду! -  объявил дед Порота. - Хоть бы и в Дружину.
Должен же кто-нибудь порядок навести.
     Дружина -  это что-то  новенькое,  но деду Пороге наверняка подойдет.
Сколько  ему,  собственно,  лет? -  подумал  вдруг  я.  Сорок,  пятьдесят,
семьдесят?   Коротко  постричь,  сбрить  эту  дикую  скифскую  бородищу...
Десантные высокие башмаки,  маскировочную камуфлу, ремень потуже... Ничего
себе будет вояка.
     - А возьмут в Дружину?
     Дед Порота обиделся.
     - Кого ж брать,  как не меня? - Он поддернул рукав, утвердил на столе
жилистую ручищу с внушительным кулаком. - Попробуем?
     А ведь он, точно, он тогда был со скифами. И кулак этот преотличнейше
мне знаком.
     - Не хочешь?  То-то же! -  хмыкнул довольно дед Порота. - Не возьмут!
Пусть только попробуют!  Уж  мы  наведем тут порядок,  не  в  таких местах
наводили.  Порядок,  он порядок и  есть.  Первым делом в военных комиссиях
поможем,  призыв обеспечим,  гадам  всяким хвост прищемим,  а  там  и  еще
кой-какие задумки имеются... Это вы, молодежь, все сомневаетесь да языками
треплете,  лишь бы не делать ничего.  Нам же сомневаться некогда, мы жизнь
прожили.  Ты  вот тоже хорош:  сидишь тут,  заболтал меня совсем,  а  там,
небось, работа стоит. Не так, скажешь?
     - Уже иду.
     Я  выбросил окурок за окно,  спрыгнул с  подоконника и  зашкворчал от
пронзившей все тело острой боли.
     - Э-э-х!   Молодежь,   молодежь,   все-то   у   вас   через   афедрон
проистекает... -  Дед  Порота сгреб меня в  охапку,  усадил на  табурет: -
Давай сюда ногу. По девкам, небось, шлялся?
     Пока он сильными пальцами мял мне щиколотку, я мужественно мычал.
     - Легче,  легче,  не зажимайся!  Не зажимайся,  кому говорят!  В-о-т!
Молодцом.  Жениться тебе надо,  парень,  вот что я скажу.  Сколько ж можно
кобелировать.  Так  никогда до  мужика не  дозреешь,  всю жизнь в  пацанах
пробегаешь. Ого! Гляди, что полетело! - удивился он, а когда я поддался на
уловку и глянул в окно, резко дернул.
     В щиколотке хрустнуло. Я взвыл, потому что...


                               Ортострофа 1

     ...звенит смех Вероники,  загорелая,  гибкая,  она  убегает от  волн,
сбивает ладонями их белопенные верхушки,  а рассыпавшиеся по плечам волосы
пахнут морем и солнцем,  и вся она пахнет морем и солнцем,  соленые брызги
на податливых губах,  пустынная подкова пляжа, удивленно-счастливый шепот,
прикосновение прохладных пальцев,  благодарный стон,  и в высоких стаканах
на столике под полосатым тентом не растаяли прозрачные айсберги.
     Вероника...
     До боли реальные воспоминания о том, чего не было.
     Воспоминания о том, что будет или могло быть, а пока...
     ...похожая  на  колючую  проволоку  трава  ломается  с   хрустом  под
башмаками, рассыпается в пыль, от которой першит в горле, глаза слезятся и
постоянно хочется чихать.
     Замор.
     Стало быть - замор.
     Будь проклят - замор!
     Вылинявшая,  мокрая от пота камуфла липнет к спине. Ремень автомата с
каждым шагом все сильнее врезается в плечо, тянет, гнет книзу.
     Сбросить его!
     Бесполезное в заморе оружие грохается на землю.
     Не забыть бы подобрать на обратном пути.
     А вот клинок - двумя руками и покрепче.
     И по инструкции - горизонтально перед собой.
     И по инструкции - чутко прислушиваться к ощущениям в руках.
     И  по  инструкции -   корректировать  направление  на  центр  замора,
отклоняясь на несколько шагов то в одну, то в другую сторону.
     Когда мозги плавятся, надежда только на вколоченную в них инструкцию.
     Не   расслабляться,   не   дать   замору   поймать  себя   фальшивыми
воспоминаниями, предательски красивыми и желанными, как тихая улыбка по ту
сторону свечи.  Думать о  чем-нибудь простом и надежном.  Об инструкции по
вычислению размеров аномальных областей,  попросту,  заморов.  По пунктам.
Пункт первый, пункт второй, пункт третий...
     И затихает смех Вероники и шорох волн,  смывающих на изумрудном песке
следы,  которых там  никогда не  было.  Громче  хруст  травы,  бурая  пыль
забивается под камуфлу и  в  башмаки,  жжет кожу,  шершавеет язык,  клинок
тяжелеет.
     Атака замора не удалась, медленными и неопасными становятся мысли.
     Сунуть сопревшие ноги в таз с водой,  откинуться на лавке, банка пива
в  одной руке и  сигарета в другой,  отсохнуть полчасика,  а кто-нибудь из
салажат уже  форму надраит и  положит аккуратной стопкой рядом на  лавку и
уйдет на цыпочках,  чтоб не потревожить и  не схлопотать по ушам.  А потом
под душ. И состричь ногти, побриться и к Витусу в кантину, и отыграть свой
нож,   отличный  нож,   доложу   вам,   ребята,   старой   ручной  работы,
сбалансированный,  с  рукояткой из кожи клювана,  и выпить за тех,  кто не
вернулся из рейда,  и за то, что, хвала Предыдущим, не гробанулись на этот
раз,  вовремя Малыш Роланд неладное почуял,  вот уж у  кого чутье!  И  еще
выпить,  и отбить какую-нибудь девицу у задастых штабистов,  и пить,  пока
она не станет красивой и куда-нибудь денется,  вечно они куда-то деваются,
стоит им стать красивыми, а когда Витус закроется, взять у него с собой, и
не дать Малышу Роланду влезть в безнадежную драку и орать во все горло, до
хрипа,  и  если в  патруле будут салаги и  начнут рыпаться,  вмазать им по
зубам,  а  если ветераны -  дать отхлебнуть,  потому как  они свои парни и
понимают, зачем пьют после рейда.
     Чтоб не свихнуться, вот зачем.
     Чтоб не  озвереть,  не  провонять псиной и  не  начать крушить черепа
своим, и чтоб свои не пристрелили из жалости.
     Чтоб не забыть, что кроме этого мира есть другой, где не нужно стричь
ногти по  два раза на день,  где в  чистом стакане позвякивают льдинки,  и
смеются девушки, и следы на изумрудном песке ведут в кружево прибоя...
     Вероника...
     Будь проклят - замор!


                                 Строфа 2

     ...взорвалась   притухшая   было   боль,   ослепила   и   рассыпалась
фейерверком.
     - Да ты никак сомлел, парень! Очнись, ну очнись же!
     Дед  Порота совал мне  под  нос какую-то  вонючую дрянь.  Я  поглубже
вдохнул.  В голове так просветлело, что из глаз брызнули слезы и волосы на
макушке встали дыбом.
     - Все, - слабо прошептал я. - Хватит, дедушка, хватит.
     - Ну народ пошел хлипкий, ну народ! - озабоченно бормотал дед Порота,
чувствительно шлепая меня по щекам. -  Я вот помню,  меня так один палицей
угостил по шишаку... Нога-то как?
     Я  осторожно пошевелил стопой.  Все в порядке,  работает,  будто и не
болела никогда.
     Волновало другое:  мой Дремадор.  В  нем сотни миров,  но я  все чаще
попадаю в тот, который нравится мне меньше других. Нет, это слишком мягко.
Я  терпеть его не могу,  потому что он слишком похож на тот,  в  котором я
живу.
     И  уже на улице я  сообразил,  что подсовывал мне под нос дед Порота.
Помет клювана, сильнейшее лечебное снадобье.
     А клюваны водятся там же, в ненавистнейшем из миров.


                                 Строфа 3

     А в Новом Армагеддоне, бывшем Парадизбурге, все было как всегда.
     Транспаранты на  стенах  призывали построить,  разрушить и  построить
заново, чтобы было что разрушать.
     Вокруг универмага кольцом замкнулась очередь.  Первые,  купив, тут же
пристраивались в  хвост,  потому что в  одни руки по  три штуки,  а  запас
карман не тянет.
     Пока я  дошел от  улицы Святого Гнева до проспекта имени Благородного
Безумия, меня трижды записали в партию зеленых, дважды в партию клетчатых,
а  упитанный молодой человек в черной до колен рубахе,  подпоясанной витым
шнурком,  и яловых сапожках, пристально вглядевшись и поигрывая топориком,
выдал мне орластое с  золотом удостоверение и  сказал,  что завтра в  семь
сорок все наши собираются в трактире <Под лаптем> и идем громить.
     На площади перед Институтом под бюстами постоянных Планка,  Больцмана
и  гравитационной  после  интервью  с  телевизионщиками  мирно  закусывала
компания голодающих девиц из  Союза обнаженной души,  тела  и  мыслей.  На
аппетитные тела,  тщась  разглядеть душу  и  приобщиться к  полету мыслей,
глазели из окон сотрудники Института.
     Мальчик-с-пальчик если и встречал зорьку на номерах,  засаду свою уже
покинул,  так что первым,  кого я увидел в Институте,  был Лумя Копилор, с
поясным  кошельком,   похожий  на   беременного  кенгуру.   Подпрыгивая  и
размахивая руками,  Лумя безуспешно пытался прикрепить на доску объявлений
большой лист ватмана.  Я никогда не мог сосчитать,  сколько у него рук, но
сейчас ему их явно не хватало.  Лист норовил свернуться в рулон, и это ему
удавалось.
     - Пободи, - пробулькал Лумя, не разжимая зубов. - Кбай подебды.
     - А?
     - Кбай подебды, дебт дебя подеби!
     Лумя поперхнулся,  дрыгнул толстенькой ножкой,  потом выплюнул что-то
на одну из ладоней и ясным голосом сказал:
     - Мать твою! Проглотил, кажется.
     Шевеля пухлыми губами,  он  пересчитал на  ладони кнопки и  удрученно
сообщил:
     - А брал десять. Будешь должен.
     Проглоченная кнопка  огорчила  его  из  соображений меркантильных,  а
вовсе не гастрономических.  Как-то я был свидетелем, как Лумя съел на спор
чайный сервиз вместе с серебряными ложечками и лопаткой для торта.  Что до
кнопки,  так  это  ерунда,  на  один зуб,  не  будь они  таким дефицитом в
Институте, а ко всяческому дефициту Лумя уважением исполнен трепетным.
     Совместными усилиями  непокорный  лист  был   обуздан,   и   на   нем
обнаружился   выведенный  каллиграфическим  луминым  почерком  текст:  <1.
Феномен  замора.  Лекция  профессора  Трахбауэра.  2.  Сообщение  военного
комиссара Ружжо.  3.  Единодушное выдвижение Л. Копилора в депутаты Советы
Архонтов>.
     - Разве он  не  помер? -  удивился я,  имея  в  виду не  бессмертного
комиссара Ружжо,  а  профессора Трахбауэра,  портрет  которого в  траурной
рамке своими глазами видел в газетах.
     Лумя фыркнул.
     - Конечно помер.  Так  ведь это когда было!  Потом он  передумал.  Во
такой мужик! -  Лумя  оттопырил большой палец на  одной из  рук,  а  тремя
другими схватил меня за плечи и горячо зашептал, подмигивая и озираясь:
     - Я  его  в  аэропорту  встречал,  потом  в  гостиницу  отвозил,  сам
понимаешь,  больше некому.  Среди ночи с  постели подняли.  Девочка была -
класс!  Потом познакомлю,  скажешь -  от меня.  Лумя, говорят, надо! Ну ты
ведь меня знаешь...
     Лумю  Копилора  я  знал  преотлично.  Был  он  лжив,  нечистоплотен с
женщинами, предавал друзей и никогда не отдавал долги, но была, была в нем
какая-то  гипнотическая липкая сила и  от женщин он редко слышал отказ,  а
друзья  отдавали  ему  последние гроши.  И,  зная  все  это,  я  осторожно
попытался высвободиться, но не тут-то было. Моих двух рук против его - уже
шести - не хватило. А Лумя кружил, плел, заплетал меня в кокон.
     -  ...рад, говорит,  с вами познакомиться. Большая, говорит, честь для
меня.  По  глазам вижу - честнейший вы человек.  Скоро на таких бо-о-льшой
спрос будет, так уж вы, говорит, своего не упустите. Вот сейчас, пока мы с
вами, как у нас, заморцев, говорят, в четыре глаза...
     - Так он из заморцев? - удивился я.
     - Спрашиваешь!
     - А переводчик?
     Лумя оскорбился.
     - Фу!  За кого держишь?  Так разве ты забыл, что я по-заморски лучше,
чем на родном?! Их-либе-дих-фак-юселф-гибен-зи-алиментара-пыне-твою-флорь!
     Чувствуя,  что слабею,  я постарался улизнуть в Дремадор, бросив себя
здесь на съедение, но то ли плохо старался, то ли момент был упущен, то ли
Лумя был вездесущ.
     И  тогда я  сдался,  начал впадать в летаргию,  веки стали тяжелыми и
закрылись. Лумя оплел меня уже в несколько слоев. Желудочный сок впрыснут,
жертва начала перевариваться и скоро будет готова к употреблению.
     А Лумя журчал и журчал, ткал свою липкую паутину.
     -  ...и по  всем,  говорит,  расчетам  начнется  это  у вас.  Случаи с
нестартовавшими ракетами  указывают  безошибочно...  Сначала  встанут  все
атомные  станции,  потом  заглохнут  реактивные  двигатели...  тогда они и
появятся,  морды длинные,  собачьи, шерсть жесткая. Какие-то двое, Квинт и
Эссенция, они знают, в чем тут соль...
     - Лумя,  милый, -  донесся до меня мой расслабленный голос из глубины
кокона. -  Отпусти меня на волю,  не бери грех на душу.  Все, что надобно,
все сполню. Отпусти, родимый.
     - Совсем другой теренкур! - обрадовался Лумя. - Я всегда говорил, что
с  тобой можно иметь дело,  хоть ты  и  не  от  мира сего.  Так бы сразу и
говорил,  что, мол, можешь, дружище, на меня рассчитывать, весь я, Лумя, в
твоем  полном  распоряжении,   а  то  мямлишь,  как...  Дело,  собственно,
плевое...
     Я потряс головой, напрягся и - о, чудо! - путы ослабли.
     - Нету, - твердо сказал я. - Ты мне еще четвертак должен.
     Лумя весело рассмеялся,  хлопнул себя по бокам и сказал ласково,  как
ребенку:
     - Глупенький.  Тебе деньги скоро все равно не понадобятся,  я у Ружжо
списки видел.  Перейдешь ты,  сударь мой,  добровольно на казенный кошт, а
когда вернешься, я тебе все сразу и отдам с учетом инфляции, девальвации и
конверсии.  Но  это все ерунда,  не про то. -  Лумя пригорюнился,  покачал
головой. -  Сердце,  сердце у меня болит за тебя.  За то,  что ты по своей
простоте и  политической девственности коллектив подвести можешь.  Видишь,
что здесь написано:  <Единодушное выдвижение>,  так? Кто объявление вешал?
Все знают,  все видели,  мы с тобой его вешали,  верно? И представь, какой
будет для тебя позор,  если вдруг окажется, что выдвижение не единодушное,
если ты вдруг по ошибке,  без злого умысла проголосуешь не так,  как надо,
а?  Я  и  не представляю,  как ты жить дальше сможешь,  как в  глаза людям
смотреть...
     - Лумя, - тихо, но твердо сказал я. - Ламбада.
     Лумя окаменел.
     Пока  окаменевший Лумя  Копилор  со  скрипом поворачивался,  провожая
взглядом недостижимую свою  мечту,  от  которой не  слышал  ничего,  кроме
<нет>, -   директорскую  секретаршу  Сциллу-ламбаду,   прозванную  так  за
головокружительную амплитуду бедерных колебаний,  я сбросил с себя остатки
кокона и ретировался с максимально возможной скоростью,  так и не выяснив,
о  каких списках говорил всезнающий Лумя и почему мне скоро не понадобятся
деньги.
     Впрочем, мне было все равно.


                                 Строфа 4

     Где-то  на подстанции запил дежурный электрик,  энергию отключили,  и

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг