Татьяна Титова
ОСТАНОВКА
----------------------------------------------------------------------------
"Уральский следопыт" 1987 N 7
OCR and spellcheck by Andy Kay, 22 September 2002
----------------------------------------------------------------------------
Ночью движение прекратилось. Бронеходы медленно тормозили, зарываясь
гусеницами в песок. Что-то случилось в середине, там, где плотной толпой
двигался народ со своими повозками и тюками с барахлом.
В свете фар нашей машины был виден широкий темный корпус предыдущего
бронехода с габаритными огнями. Я приподнял крышку люка, подавшуюся со
скрипом. Песок влетел в кабину вместе с ветром. Черный воздух и беззвездное
небо были холодны.
Чем больше мы стояли, тем больше чувствовали бесполезность всего этого
предприятия: так нам бесконечно придется двигаться, убегая от внезапно
активизировавшихся слепых сил природы. На нас ползли огромные массы сыпучего
рыхлого песка, заносящие все на своем пути. Когда прекратится наше бегство?
Не раньше, чем песок остановится. Когда песок остановится? Этого никто не
знал.
- Захлопни люк. Дует, - сказал Хаскинс.
Я опустил крышку люка и посмотрел на него. Он скорчился в углу кабины,
втянув голову в плечи. Уставшие руки он все еще держал на рычагах
управления.
Застряли надолго. Из машин выпрыгивали люди, собирались кучками,
переговаривались, курили. Кое-кто пошел узнать, что случилось.
Я выключил фары. Светились только зеленые стрелки на приборной доске.
Хаскинс выглядел очень утомленным, похудевшим. Я привык видеть его все время
в работе, в действии и только теперь, когда произошла вынужденная остановка,
по-настоящему понял, каких усилий стоило ему так держаться. Темнота в машине
позволила ему расслабиться.
Было тихо, только ветер с песком бился о стекла, да фырчали невыключенные
двигатели, Впереди все пространство загораживал бронеход, он стоял, как
стена, перед нами - великолепная, что ни говори, машина, отлично
приспособленная к условиям песчаной пустыни, тяжелая, массивная, внушающая
спокойную уверенность... Всему мешала остановка. Такие сильные, такие
мощные, такие надежные бронеходы оказывались игрушкой обстоятельств. Мы
двигались по приказу через пустыню, сопровождая группу местных кочевников,
так же, как мы, уходящих от песка. Все было ясно и просто, Хаскинс не
отрывался от управления, мы зверски уставали, мы боролись с песком и ветром;
чередуясь, выезжали вперед и направляли движение, прокладывая дорогу в
песке, снова отъезжали назад на уже проторенный путь, вызывали по радио базу
и получали приказ: двигаться, двигаться, двигаться...
Мы остановились. И сразу почувствовали пустоту песков, их томящую
протяженность. В сознание ворвались сомнения. Откуда они брались? Мне
подумалось, что наше покорение планеты сводится к бегству от песков: все эти
постоянные перемещения основных баз с места на место, долгие переходы через
пустыни только подчеркивали нашу беззащитность. Говорили, будто бы мы
помогаем местным жителям, - но ведь они как кочевали, так и кочуют. Разве
только впереди и сзади убогих повозок, запряженных песчаными ослами особо
выносливой породы, теперь ползут, переваливаясь, бронеходы. Сильные, мощные,
надежные...
Мы заняли пустыню. Приняли ее такой, как она есть. С невежественными
кочевниками-аборигенами, безводную, необжитую, с небогатой фауной и флорой,
с сотнями тысяч километров однообразных песчаных равнин. Теперь мы изменим
ее. Построим города, научим жить в них аборигенов, откроем для них заводы,
школы, больницы, добудем воду, посадим деревья, остановим песок...
Мы все это сделаем. Только вот когда? Приезжая сюда, я думал, что наши
машины понадобятся максимум на несколько месяцев: нужно было основать первые
две-три базы, проложить главные дороги - а дальше придут строители,
инженеры, мелиораторы, агротехники...
Не получилось. Места, которые мы выбирали для баз, были удобны, пески -
неподвижны. Но стоило хоть немного обжиться, обосноваться, привыкнуть, как
песок активизировался. Громадные массы кремнезема приходили в движение,
грозя похоронить под собой базу. Приходилось спешно сниматься с места, снова
мотаться по пустыне в поисках подходящего уголка. Находили новый участок,
где песок точно уж был неподвижен, закреплен длинными корнями корявых
кустов... И снова песок приходил в ярость, снова надвигались сыпучие волны,
и мы опять эвакуировали базу. Сейчас она располагалась в трехстах километрах
к востоку - еще каких-нибудь пять часов езды с обычной скоростью, нет, не
пять, я забываю, что мы не одни, с повозками нам понадобится около двух
суток. Да еще остановка. Восемь бронеходов передового отряда торчали в
песке, не трогаясь с места, уже двадцать пять минут. Когда двигались, было
легче. Хотя мы и злились, что приходится бежать от песка, все же мы были
заняты, мы работали, не вылезая из машин сутками. Мы страстно желали
закрепиться и поэтому двигались. Мы хотели бы остановиться. Но, ясное дело,
не так, как сейчас.
Бронеходы стояли. Томительно тянулось время. Дул ветер, и сыпался песок.
Хаскинс вдруг грустно и жалобно замычал себе под нос, явно полагая, что
поет. Я не мог уловить мелодию. Покосился на него. Откинувшись в
водительском кресле, полуприкрыв глаза, он разнеженно стонал. Заунывная
песня как нельзя больше подходила к обстоятельствам: воет ветер с песком - и
воет Хаскинс. У меня сразу заболели уши. Не столько от ветра, сколько от
Хаскинса.
Я сказал негромко:
- Хас-скинс! Пр-рекратить!
Он открыл глаза и удивленно посмотрел на меня. Он никак не ожидал, что
мой приказ может относиться к сфере его личных интересов и поступков,
касаться способов его самовыражения. Я был его командиром, а он моим
подчиненным - что да, то да, но еще ни разу я не делал ему замечаний по
поведению... прямо как в школе. Он понял это и обиделся. Я не мог запретить
ему петь и не должен был запрещать. Оставалось теперь только постараться не
допустить разлада.
- Слушай, Хаскинс, - сказал я, - а что это ты пел?
Я не ожидал, что он ответит. Но, видимо, он не сильно обиделся.
- Это наша песня, из дома... Танго. "Девушки среди роз, девушки в
весеннем саду..." - пропел он.
Я расхохотался. Хаскинс тоже.
- Здорово я фальшивлю? - спросил он.
- Еще как! - смеясь, подтвердил я. - Можно подумать, что ты брал уроки
музыки у котов в разгар сезона. Очень похоже.
- Нам намного легче, - вдруг сказал Хаскинс. - Я насчет местных, -
пояснил он. - Понимаешь, мы с тобой сейчас сидим, разговариваем, шутим. У
нас есть, что вспомнить, хотя бы тот же сад... А они никогда в жизни не
видели ничего, кроме песка. Песок, песок и еще раз песок. Все время. Я бы не
смог так.
Мне вдруг вспомнилось море. Может быть, по контрасту. Вода, вода и еще
раз вода, серая, плотная, с нависающими над ней тучами. Зимнее море, отлив,
широкая полоса обнажившихся бурых ламинарий и соленый ветер, ерошащий белые
перья на грудке кулика-ходулочника, разгуливающего по отмели в поисках
моллюсков. Я с биноклем лежу на скале и наблюдаю. Штормит. Шум волн и
песчаная отмель. Тьфу, опять песчаная... Странное дело... Может быть, мы
устали. И не может быть, а точно устали. Но мы должны выполнить свою задачу,
невзирая ни на какие остановки и ни на какие воспоминания.
Запищал зуммер вызова. Я включил передатчик.
- Экипаж "Б-06" на приеме.
- Вуперс, Хаскинс, как у вас, в порядке?
Хаскинс обрадованно спросил:
- Поехали, да?
- Это Баггинс, - объяснил я Хаскинсу. - Спрашивает, все ли нормально.
- Скажи ему, чтобы не лез с пустяками. Черт, я думал, поехали...
- Хаскинс говорит, чтобы ты не лез с пустяками!
- Это не пустяки, - ответил Баггинс. - Знаешь, почему стоим? Там у одной
повозки осел ногу сломал, что ли. Мы им предложили разгрузиться, переложить
поклажу на другие повозки, а осла бросить, так нет, не хотят. Собрались
сидеть и ждать, пока осел не выздоровеет. Может, ты его посмотришь? Может, и
не нога вовсе, а так что-нибудь, упрямится, ведь они, ослы, упрямые, а?
Посмотрел бы ты. Посмотришь?
- Ладно, - сказал я. - Посмотрю. Поехали, Хаскинс.
Бронеход, взревев, мощно рванул с места. Через минуту мы уже тормозили у
груды скопившихся повозок. Я вылез из машины и увидел Баггинса, Гатчинса и
других наших, стоящих возле одной из ветхих колымаг. Я побежал к ним,
проваливаясь в песке и закрывая лицо от ветра.
Песчаный осел - крупное выносливое животное, похожее скорее на кулана,
чем на осла: жесткая короткая грива, мускулистое туловище с острым хребтом и
мосластыми крепкими ногами, злобный характер. Ослы эти в диком состоянии
теперь не встречаются. Очевидно, их далекие предки бродили по этим равнинам,
тогда еще занятым лесостепью. Песок начал наступать позднее,
неприспособленные особи вымирали, и неизвестно, сохранились ли бы песчаные
ослы сейчас, если б в то далекое время люди не начали их приручать. До сих
пор в сказаниях аборигенов упоминаются быстрые, как ветер, дикие животные,
которых ловили храбрые охотники, подкрадываясь к водопоям...
Я подошел к повозке вплотную и увидел лежащего на песке осла. По
пятнистому крупу пробегала дрожь, в глазах стояла тоска. Я наклонился над
ним и успокаивающе похлопал по напряженной шее. Осел потянулся зубами -
укусить. Один из кочевников коротко крикнул, и осел замер, покорно позволив
мне осмотреть его.
Передняя нога была сломана, причем безнадежно - я не был уверен, способна
ли она срастись даже при наличии квалифицированной помощи... Лучше всего
было бы его пристрелить. Я так и сказал Баггинсу, ощущая некоторую
неловкость. Как было бы хорошо, если бы осел просто-напросто упрямился!
Баггинс помрачнел, но все же пустился в переговоры с хозяином осла. Тот
покорно выслушал его, посовещался со своими и согласился. Мы были уверены,
что он скажет "нет", слишком большое богатство для кочевой семьи - песчаный
осел. И вообще, непонятно было, как люди, более получаса спорившие о том,
как быть, вдруг в одно мгновение пришли к полному согласию. Мне показалось,
что здесь что-то не так, и я снова спросил у хозяина осла, понял ли он нас и
согласен ли пристрелить животное. Тот покорно закивал. -
Я оглянулся на Хаскинса, Он молча пожал плечами. Я вытащил пистолет и
вновь подошел к ослу. Выстрел прервал его страдания. Широкие уши чуть
дрогнули, длинные ноги проскребли по песку, и все кончилось.
Осталось неприятное чувство, которое, я надеялся, пройдет на базе,
незаметно улетучится, когда ребята примутся рассказывать встречному и
поперечному, что произошло, и я услышу о своем поступке со стороны. Вот уж -
событие... Может быть, только я так остро переживаю? Я посмотрел вокруг.
Нет, ребята тоже вроде примолкли. Только Баггинс, с серым от пыли лицом,
казался невозмутимо спокойным. Что ему гибель животного, если раньше он
видывал и смерть человека, старина Баггинс... И он отвечал за нас. Он
оглядел всех, потом вдруг заторопился и стал прикидывать, как прицепить
буксирный трос к злополучной повозке. Хаскинс с сомнением посмотрел на
манипуляции Баггинса с тросом и сказал: "Не стоит. Она ведь рассыплется".
Хозяин повозки закивал. Тогда мы приготовились вмиг перекинуть его вещи на
рядом стоящие возки, но он заупрямился. Мы дружно насели на него с
убеждениями, Баггинс в нетерпении совал ему под нос свои часы, стучал по
циферблату и быстро-быстро кричал поместному, постепенно начиная нервничать.
А старину Баггинса не так-то просто вывести из себя.
Абориген вдруг с достоинством отступил назад от группы наших шумно
негодующих ребят и отряхнул свою полосатую хламиду. Потом сказал - и то, что
он сообщил, поразило нас, как громом:
- Я знал, как решит начальник. Поэтому я послал в деревню за другим
ослом. Пара-пара часов, и он приедет.
Некоторое время мы стояли, точно в столбняке. Мало того, что мы
оставались здесь еще на пару-другую часов, это ерунда... но ведь мог
погибнуть человек, который, пользуясь суматохой, незаметно покинул группу.
Теперь он находится где-то в пустыне, в радиусе примерно с километр, ничего
себе диапазон для поисков, когда вокруг буря и песок словно взбесились...
- Вот что, - сказал Баггинс. - Сделаем так. Мы больше ждать не можем:
воды в обрез, только до базы. Мы поедем. Весь караван пойдет, - он окинул
взглядом толпу кочевников. - Скоро поднимется настоящий ураган, и надо
помнить, что мы не застрахованы от случайностей. Но бросать здесь человека
тоже нельзя. Того, кто ушел, нужно искать или ждать. Поэтому здесь останется
бронеход, ну, скажем... Вуперса.
Мы с Хаскинсом переглянулись. Нам вовсе не улыбалось торчать здесь. Но
поступить по-другому было невозможно. Все было правильно.
- Вы подождете два часа, - обратился к нам Баггинс, - а затем начнете
поиск. Если все будет нормально, двигайтесь тихим ходом к базе. Как только
мы доедем и отдохнем немного, несколько машин вернутся сюда вам на помощь.
Пока на базе ни одного свободного экипажа, а то можно было бы вызвать машины
для поиска прямо сейчас... Связь с нами, как обычно. Желаю успеха.
Он скомандовал ребятам, те немедленно направились к машинам. Почти
одновременно зажглись фары, свет их пошел выхватывать пятнами из мрака
песчаные холмы. Один за другим трогались с места головные бронеходы, за ними
с криками и хлопаньем кнутов потянулся отряд аборигенов. Колонну замыкали
три машины, ребята из последней помахали нам и что-то крикнули, но из-за
шума двигателей слов нельзя было разобрать.
Хозяин повозки стоял возле своих вещей и смотрел, как и мы, вслед
уходящим бронеходам. Потом повернулся к нам с улыбкой доверия на лице.
- Скоро поедем. Пусть начальник не волнуется.
Но для волнения были все основания. Неизвестно, что с человеком, который
теперь в пути. И неизвестно еще, благополучно ли он получит своего осла, да
если и получит, то и это вовсе не гарантия хорошего конца. Не гарантия.
- Кто пошел за ослом? - грозно спросил я.
- Жена моя пошла.
- Но почему?! - вышел из себя Хаскинс. - Почему ты сам не пошел?
- Жене осла по-хорошему дадут, - невозмутимо ответил абориген.
Я вдруг понял, что значит: "биться лбом об стену". Я ощутил с
негодованием вопиющую несуразность жизненной логики кочевников, основанной,
однако, на вековом опыте выживания в условиях пустынь. Главное в том,
подумал я, что ни один из нас не совершил бы такого поступка, И еще в том,
что я должен, обязан понять человека независимо от своих личных
представлений о целесообразном и нецелесообразном, о допустимом и
недопустимом. И принять единственно правильное решение.
Хаскинс сказал, что нужно немедленно ехать на поиски. Я прикинул, сколько
у нас шансов не найти женщину, а повозку - потерять, и отказался. Хаскинс
вспылил: "Ты понимаешь, ведь она может погибнуть!" А я словно заразился
спокойствием аборигена, который укладывался на ночлег в своей повозке, как
ни в чем не бывало. Я спросил у него, уверен ли он, что жена скоро вернется.
Он, казалось, был удивлен. Конечно, вернется. Как это его жена посмеет не
вернуться!
- С каким удовольствием... - мрачно начал Хаскинс, напрягая руки, но я
поспешил остановить его. Не хватало мне еще такой ссоры!
- Мы выедем с рассветом. Через два часа. И никаких возражений, Хаскинс!
Если она не вернется к назначенному сроку, только тогда мы должны будем
начать поиск. Это приказ Баггинса. Все.
Мне легче всего было сослаться на Баггинса. Залезая в бронеход, чтобы
немного поспать, я вдруг подумал, что Баггинс, возможно, поехал бы. Ведь он
совершенно не рассчитывал, привыкнув иметь дело с такими молодцами, как мы,
что в бурю в вихри песка и темноту кочевник пошлет именно женщину, слабое
существо. Это просто не пришло бы Баггинсу в голову, и свое решение он
принимал, исходя из того, что ушел все-таки мужчина, который сумеет за себя
постоять. Получалось, что я не прав. Мне следовало сейчас мчаться на ее
поиски. Но, в конце концов, два часа ничего не меняют, а я чертовски хотел
спать. Хаскинс остался торчать снаружи. Он о чем-то разговаривал с
аборигеном. Было видно, что он собирается ждать вот так все два часа.
Железный парень, подумал я с уважением и тут же уснул. Сквозь сон я слышал,
как в машину наконец-то сел Хаскинс, сказал, ни к кому специально не
обращаясь: "Надо ехать", - повозился и притих в углу. Окончательно засыпая,
я еще подумал о женщине, но вместо того, чтобы волноваться, ощутил вдруг
уверенность, что все будет в порядке, и поэтому уснул крепко.
Разбудил меня крик Хаскинса:
- Приехала! Слышишь, Вуперс, - растолкал он меня, - она приехала!
Приехала же!
Я открыл глаза и сразу зажмурился от солнца, бьющего, в лобовое стекло.
Прямо перед бронеходом стояла молодая женщина в синем балахоне с капюшоном,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг