и ленты. Одна из молний ударила в дюну метрах в пяти от нас. Бурая
потрескавшаяся глина мгновенно раскалилась добела, вспучилась пузырями и
снова затвердела. Ураган бушевал несколько минут и, видно, разрядив без
пользы весь свой арсенал, покрыв поверхность планеты волдырями ожогов,
утих.
Ну что, едем дальше? - предложил я, но профессор меня не услышал.
- Смотри! - Он указал на ближайший оплав.
Спекшийся грунт вокруг пузырчатого бугра покрылся сетью мелких
трещинок. Оттуда выползали, как змеиные язычки, стебли с раздвоенными
верхушками. Эти травинки и впрямь чем-то напоминали змей. Не спеша, но
невообразимо быстро для растения вытягивались они из земли желтоватыми
трубками, которые становились все выше, толще, мощнее...
На наших глазах тоненькие ростки превратились в похожий на репейник
куст. Он продолжал расти. Стебли стали стволами, от них выстрелили
золотистыми кудряшками боковые побеги. В считанные минуты побеги-кудряшки
опустились вниз до грунта и принялись расползаться в разные стороны.
Некоторые побеги попадали в трещины и, по всей видимости, выбрасывали
корешки. Тут же начинали подниматься вверх новые ростки и раздаваться в
толщину. Один длинный отросток дотянулся до нашего кэба, ткнулся в
гусеницу.
- Что будем делать, профессор? - забеспокоился я. - В механизм кэба
растениям, конечно, не проникнуть, но ходовую часть они могут опутать
своими щупальцами.
Саади похлопал меня по плечу:
- Боитесь за технику, Алеша?
- Боюсь не боюсь, но лучше скажите вашим сорнякам, чтобы прорастали
куда-нибудь в другую сторону.
- Увы! Они меня не услышат. А если и услышат, то вряд ли внемлют.
"Детектор разума" утверждает, что интеллектом здешний создатель обошел
энергичные растения.
- Тогда придется их побеспокоить без предварительных контактологических
дебатов.
Я включил заднюю передачу, чуть провернул гусеницы. Словно вздрогнув от
боли, оборванный побег взметнулся вверх. Над местом обрыва сразу же возник
маленький дымный клуб. Такой же я видел на Земле, когда наступил в лесу на
старый гриб-дымовик. Только это облачко было не из спор, не из сока или
какого-нибудь сокового пара, а состояло из мельчайшей мошкары,
устремившейся на свободу через полую сердцевину побега.
Между тем на основном стволе растения, в полуметре от земли, набухла
колючая яйцевидная шишка. Сходство с яйцом еще более усилилось, когда
шишка лопнула. Из нее самым натуральным образом вылупилось существо,
напоминающее непомерно толстого короткого червя-трепанга. Существо
младенческого возраста с похвальной решимостью двинулось за мошкарой. Не
обращая внимания на раскачивание ветви, существо доползло до края и там
остановилось, как бы раздумывая, что делать дальше.
- Что зовет его к братьям по древесному соку? - съязвил я. - Не та ли
извечная тяга к контакту?
- Возможно, - согласился Саади. - Только контакт в данном случае
продиктован мотивами гастрономическими.
И действительно, из тела "трепанга" стали выкидываться тонкие длинные
язычки. К ним прилипала мошкара, и язычки возвращались в тело, а трепанг
снова и снова забрасывал их в густое облачко насекомых.
Откуда-то метеоритом налетела ширококрылая птица, пронеслась над кустом
и скрылась вдали. Вместе с ней исчез и трепанг.
- Прощай, пытливый друг наш! Приятного тебе контакта! - Я помахал
рукой. Саади был занят своими мыслями и не поддержал шутки.
- Ну вот и дождались, - сообщил он. - Пустыня пробуждается. Смена
времен года.
Только сейчас до меня дошло, что нам посчастливилось наблюдать самое
важное на Мегере - эволюцию живого мира. Разряд молнии пробудил дремлющие
в почве споры. Сочетание солнц и лун создало необходимые условия, и на
поверхности Мегеры закипела жизнь, завертелась в фиесте благоприятного
сезона.
- Что будем делать, Абу-фейсал?
- Поедем домой. На сегодня хватит. Надо отдохнуть, обработать
полученные материалы и подготовиться к завтрашнему выходу. Думается, мы
увидим еще немало интересного.
Я согласился с контактологом: его задача - искать интеллект, моя -
обдумать все, что касается Тринадцатой гиперкосмической.
Обратно мы ехали напрямую и через тридцать минут были уже у бункера.
Наш рукотворный курган не попал в зону грозы и потому встретил теми же
безрадостными ржавыми кочками. Мы въехали в "предбанник", прошлюзовались.
Каждый занялся своей работой, и до самого вечера мы не общались, пока
гроза не подошла к бункеру.
Когда первые молнии обрушились на пересохший барабан почвы над
форстанцией, мы уже сидели в обсерватории. Включив фиксирующую аппаратуру,
я вооружился кинокамерой.
Перед нами повторилась точно та же картина, что и в пустыне. Сначала
выросло дерево. Я отправил кибера сломать ветку. Из места облома
выпорхнуло облако гнуса, созрел и вылупился прожорливый трепанг. Но дальше
события стали разворачиваться по-иному. На трепанга напала уже не птица, а
невесть откуда "прискакавшая" на непомерно длинных паучьих ножках
черепаха. Хрумкнув, она проглотила половину трепанга. Какая это была
половина, передняя или задняя, сказать было трудно, но такое усечение, как
ни странно, пошло трепангу на пользу. Уцелевшая его половина, не мешкая,
отрастила несколько подвижных конечностей. Существо проворно засеменило
куда-то в пустыню...
- Эволюция... - словно прочитав мои мысли, сказал Саади.
Хотя выходило, что я спорю с самим собой, но, раздосадованный
проницательностью партнера, все же решился возразить:
- Далеко ли она заведет, такая эволюция? Половинку червя сожрут или у
ближайшего куста, или немного дальше...
- Пусть у следующего куста, - махнул рукой Саади. - Все равно рано или
поздно найдется хищник, проявление разума которого поставит его над всей
остальной органической природой...
- Бросьте, профессор, сколько раз оказывалось, что хищник, которому
приписывали разум, не прислушивался даже к инстинктам самосохранения.
- Осторожней, Алеша, осторожней. У человеческого разума были свои этапы
развития. Свои времена года, так сказать. Было в нашей истории варварство,
средневековье, фашизм. Социальные антагонизмы, преступность, были попытки
ядерного самоубийства. Мы перешагнули через все это - а значит, поднялись
на новые ступени интеллекта...
Мне вспомнились материалы Тринадцатой гиперкосмической, видеозапись,
которую я успел просмотреть на Пальмире. Из озера доставали тела Аниты и
Бурцена. Доставали, вернее, их пустые костюмы, такие же новенькие и такие
же надежные, как и наши. Только без шлемов.
- Если бы перешагнули, то не погибали бы люди, - сказал я неожиданно
для себя.
И Саади угадал мои мысли. Не потому ли, что подумал о том же?
- Вы о гибели Феликса и Аниты? - с вызовом произнес он. - Но при чем
здесь это? Несчастный случай...
- Не уверен...
Саади покраснел. Он всегда краснел, как только я заговаривал о давних
событиях.
- Не понимаю, о чем вы говорите, Алексей Васильевич. Я давно
догадываюсь, какие у вас бродят мысли. Вы предполагаете, что произошло
убийство?
Я помолчал, и Набиль Саади покраснел еще больше.
- Абу-Фейсал, а вы верите, что двух достаточно опытных ученых не могли
защитить ни поле, ни кэб, ни костюмы?
- Они вышли из кэба. У озера была довольно густая растительность.
Феликс, чтобы не повредить деревья, оставил кэб и прошел дальше пешком.
- Хорошо. Допустим, Феликс и Анита стояли на берегу и наблюдали. Но как
они оказались в озере? Каким образом? Что пробило силовую защиту?
- А вы обратили внимание, что поле отключается, когда снимаешь шлем!..
- Вот именно! А почему они были без шлемов? Никто в комиссии на этот
вопрос толком не ответил, все только пожимали плечами: сняли - потому и
погибли. А я спрашиваю: почему сняли?
Саади только пожал плечами.
- Воздух здесь по составу близок к земному, особенно в некоторые
зеленые сезоны. Может, захотелось подышать немного без шлема? Или рискнули
установить без шлема контакт с неизвестным индуктором?
- Даже если мы найдем на Мегере разум с телепатическими способностями,
- возразил я, - то тогда получим ответ лишь на вопрос, почему люди могли
оказаться в озере без шлемов. Но не на вопрос, почему они сняли шлемы.
Или, вы полагаете, супергипноинтеллект пробил защиту? Эксперты практически
исключают такое напряжение псиполя. С другой стороны, любой участник
экспедиции при желании легко мог подстроить несчастный случай. Например,
вызвать неисправность легочного монитора, и в определенный момент люди
начали задыхаться в шлемах. Или потеряли контроль над собой...
- Дикость какая-то. Но... но, положим, технически это подстроить можно.
Однако зачем? Вы, Алексей Васильевич, несомненно, большой знаток
детективной литературы. Так вспомните: сыщики прошлого всегда начинали
расследование с вопроса "кому выгодно?". Кому могло понадобиться убивать
Аниту и Бурцена?
- Хотите мотив?
- Да, если угодно. Мотив!
Я так увлекся спором, что позабыл о своем намерении действовать с
позиций адвоката и полностью вошел в роль обвинителя.
- Мотив Елены Бурцен - ревность. Мотив Альберто Тоцци - неразделенная
любовь, ущемленное самолюбие и та же ревность. Мотив Масграйва - самый
неубедительный, но все же допустимый - ненависть к подрывателям
экспедиционной дисциплины. Только у вас нет видимого мотива, Абу-Фейсал.
- Нет уж, простите! - воинственно выкрикнул контактолог. - Мотив, в
таком случае, имелся и у меня. Мы с Бурценом были, пользуясь вашей
терминологией, заклятыми научными врагами!
Сезон пробуждения выплеснул на поверхность жизнь, дремавшую в недрах
планеты. Суровый климат двадцати пяти времен года задержал развитие спор,
личинок, семян. И вдруг жизнь эта, истосковавшаяся по свету, немедленно
бросилась в спиральный, стремительный круговорот эволюции.
12
Медуза пошевелила щупальцами, расправила края мантии и, натянув
желеобразное тело между ветвей высокого дерева, изготовилась к охоте.
Голод побуждал действовать это хищное существо, заставлял вслушиваться в
каждый шорох. Медуза почувствовала, уловила сытое довольное урчание другой
медузы на дальнем краю леса, и от этого еще нестерпимее захотелось есть.
Внутренним слухом медуза засекла приближение какой-то крупной живности к
ее дереву. Напряглась, превратившись в ком железных полупрозрачных мышц.
Несколько дней мы работали, выезжали в маршруты, наблюдали. И все равно
решение главного вопроса - кто убил? - не продвигалось дальше
умозрительных легковесных заключений.
То, что Саади сам возводил на себя возможные подозрения, ни в коей мере
не успокаивало меня. Напротив, этот допускаемый мотив преступления
захватил мое воображение. Меня поразило, как ловко и долго скрывал Саади
научную вражду с Бурценом: ни в одном отчете, ни в одной беседе на это не
было сделано и намека. А вражда существовала. Посылая с Мегеры репортаж на
Пальмиру, я вставил в гиперграмму просьбу разобраться в антагонизме двух
ученых. Через двое суток я снова пожертвовал последним редакционным
флашером, выведя его в гиперкосмос за ответом. Как я и рассчитывал, мои
коллеги на Пальмире не подвели. Неторопливые в обычных делах, они обладали
даром мобилизовать силы, когда это требовалось.
В сообщении говорилось, что Бурцен был главным научным оппонентом
Набиля Саади. Хотя оба исследователя представляли разные области науки, их
интересы непримиримо сталкивались в одном - в споре о происхождении
внеземного интеллекта. Теории Бурцена и Саади поддерживались различными
группами ученых. Саади отстаивал довольно смелую теорию неорганических
мыслящих структур, Бурцен же доказывал прямо противоположное. Он был
убежден, что носителем разума может быть лишь биологическое образование,
продукт органической эволюции.
Мотив Саади надо было рассматривать как весьма серьезный. Гибель
Бурцена, во-первых, избавляла профессора от, как он сам выразился,
"заклятого научного врага", который мог, докажи свою правоту, свергнуть
Саади с академического пьедестала. А во-вторых, приписывая гибель людей
таинственному гипнотическому излучению, которое предположительно могло
быть продуктом внеземного интеллекта, Саади получал если не подтверждение,
то значительное подкрепление своих научных позиций.
Я уже не сомневался, что кто-то третий вольно или невольно повинен в
том, что Бурцен и Анита сняли шлемы и... нырнули в озеро.
Озеро... Несколько раз подъезжали мы с Набилем к самому оврагу,
похожему на пересохший заброшенный карьер. Если бы не старые видеозаписи
да крохотный фонтанчик родника на дне, мы ни за что не признали в этом
котловане загадочное озеро. То самое, что разливается здесь лишь в одно
время года - в двадцать шестой сезон. Разливается, чтобы перед началом
нового цикла высохнуть. То самое озеро, которое так или иначе приняло,
забрало или пожрало две человеческие жизни.
Сезон, который переживала Мегера, можно было без колебаний назвать
сезоном пробуждения озера.
С каждым днем лужица увеличивалась, росла, уровень воды поднимался, и
лужица эта все больше напоминала обычный земной пруд.
По кромке озерца заколыхалась иссиня-зеленая ряска. Козырьки напитанных
влагой берегов затянуло розовой паутиной бесчисленных корешков, а грунт
вокруг высохшего котлована все еще грязно-коричневого цвета, как и
повсюду, подернулся редкой травкой. Чуть поодаль, метрах в двадцати от
озера, начинался "буш" - невысокий кустарниковый лес. Его населяли
летающие, бегающие, ползающие. Час от часа мегерианская фауна становилась
все удивительней, разнообразней. И в этом прогрессирующем разнообразии
видов угадывалась система. Одни пожирали других; не успев переварить
жертву, хищник сам попадал кому-то на обед. Через день ленивых трепангов,
неуклюжих прыгающих черепах уже не было видно. На смену им пришли более
приспособленные твари, но и от них не осталось и следа: жизнь на Мегере
усложнялась с поразительной скоростью. Перед нами промелькнул калейдоскоп
самых немыслимых созданий. Последнее поколение животных, появившихся два
дня назад, после очередного обильного дождя, отличалось от
предшественников большими размерами, способностью к мимикрии и почти
безудержной агрессивностью.
Мегерианские обитатели пытались нападать на нас и раньше, но то были
умеренно крупные особи, и мы оружие не применяли, полностью полагаясь на
защитное поле. Было даже интересно испытывать собственную выдержку: ничего
не предпринимая, смотреть, как на тебя несется очередной ком когтей и
клыков.
В день дождя на меня бросился вепрь с прямыми острыми клыками, но на
расстоянии вытянутой руки зверь натолкнулся на защитное поле, которое
полностью поглотило энергию удара. Когда я обернулся на шум, кабан уже
бился в конвульсиях.
Профессор, несомненно, видел все от начала до конца, но не выстрелил.
"Ну и выдержка, - подумал я. - А вдруг защитное поле откажет?"
Как обычно, мы оставили кэб на опушке, чтобы зря не уничтожать
растительность, и двинулись пешком, изредка перебрасываясь словами. Саади
не отрывал глаз от психоиндикатора. Прибор висел на его груди, и профессор
то и дело спотыкался. Когда Абу-Фейсал зацепился за очередное корневище, с
дерева вдруг прямо ему на голову спланировала прозрачная медуза.
Защита, разумеется, не отключилась, но медуза падала плавно, и поле ее
не отбросило, а только остановило, блокировав пространство вокруг костюма
на заданные несколько сантиметров. Тогда медуза попыталась заглотить Саади
вместе с защитным полем. Половину туловища контактолога накрыло
желеобразным колпаком.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг