его утробе.
- Я пришла, - сказала Рунта.
- Зачем? - спросил Дракон.
- В жены к тебе, - сказала Рунта.
- А, хорошо, - сказал Дракон.
- Как берешь ты жен? - спросила Рунта.
- Пастью беру, - сказал Дракон.
Молодая Рунта вошла в пасть Дракона, из пасти в утробу и отыскала
Солнце. Она обвязала его травяной веревкой и потащила его вон. Вытащила
Солнце в горло Дракона, потом вытащила в рот Дракона, потом вытащила на
язык Дракона. И лопнула веревка с таким треском, как падает дерево. Тогда
встрепенулся Дракон и тряхнул головою. Круглое Солнце обожгло ему язык и
выкатилось вон. Брызнул свет, настало новое утро.
Дило замолчал, девушки тоже молчали.
- А Рунта вернулась? - спросила Илеиль.
Дило лукаво посмотрел на девушек.
- Рунта, вот она, - пошутил он, указывая пальцем на подругу Яррия. -
Рунта-Ронта.
- Нет, правда!
- Правда, - настаивал Дило. - Вы знаете: предки возвращаются сквозь
женское чрево. Так Рунта вернулась...
- Постой, - сказала Элла. - Какую песенку пела молодая Рунта?
"Пусть я исчезну, вы будете жить..."
- Печальная песня.
Ронта сидела и слушала, не шевелясь и не произнося ни слова.
Но когда Элла повторила печальную песню Рунты-трясогузки, ее лицо
неожиданно сморщилось, нижняя губа задрожала. Еще минута, и она
разразилась плачем, тихим и жалобным, как огорченный ребенок.
Яррия положила подруге руку на шею.
- Глупая, - сказала она. - Ну, не плачь. Это другая погибла, та,
молодая Рунта. Ты живешь.
- Нет, - всхлипывала Ронта, - это мне нравится. П у с т ь я
и с ч е з н у, в ы б у д е т е ж и т ь. Это хорошо.
Слезы ее падали без конца. Она уткнулась лицом в землю, и плечи ее
тряслись от заглушаемых рыданий...
Полночь прошла. На краю неба опять поднимался Охотник, угрожая
дротиком диким оленям в Песчаной реке. Все спали, девушки и их помощница.
Лишь у Лото поодаль слабо мерцал костер, и она низко склонилась над ним,
как будто творила заклинания. И вдруг на опушке раздался слабый призыв
маленькой пестрой совы Шиана, который ищет в темноте свою подругу: -
Угу!..
Ронта вздрогнула во сне и подняла голову. Призыв повторился еще раз.
Она посмотрела на соседок. Никто не шевелился. Костер чуть вспыхивал.
Еще не совсем проснувшись, Ронта поднялась, как лунатик, и, натыкаясь
на деревья, пошла вперед, куда звал крик совы.
На опушке леса стоял Яррий. Его фигура смутно белела в свете звезд.
Он двинулся Ронте навстречу и быстро подошел. В руках у него было
неизменное копье. Связка дротиков висела через плечо. Через другое плечо
был подвешен большой мешок, как у охотника, уходящего в дальние горы. И
весь вид у него был, как у человека, уходящего в дорогу.
Дремота Ронты исчезла.
- Что, Яррий? - спросила она тревожно, даже не успев разглядеть в
темноте его лицо.
- Они изгнали меня, - сказал Яррий.
- Изгнали, - откликнулась Ронта жалобно.
- Сказали: "Будь нам чужим, другого племени, не пей нашей воды, не
грейся у огня".
- За что? - спросила Ронта беспомощно. Она как будто забыла в эту
ночь о весеннем деле Яррия.
- За то самое, - сказал Яррий. - Юн говорит: - "Ты жертву отнял у
темного бога, белую телку. Будь же извергнут".
- Как же обет? - спросила Ронта растерянно.
Яррий коротко засмеялся.
- Стану ли плакать о муках и истязаниях? Нож Юна-врага не коснется
меня. Буду жить непосвященный, как жил.
Ронта молчала.
- Куда же ты пойдешь? - спросила она нерешительно.
Яррий повел рукою.
- Свет широк, и солнце везде светит. Челноки растут в лесах, и реки
текут вниз... Попрощаться я пришел. Где Дило?
- Не знаю, - сказала Ронта, - был тут недавно. Прогнали его... Куда
пойдешь ты?..
- Пойду на край света, - сказал Яррий, - на берег моря. Узнаю людей
медвежьих и людей орлиных. Увижу морских великанов с зубами, как у
мамонта.
- Как ты будешь жить, Яррий? - твердила Ронта печально.
- Один буду я жить, диким бродягою, рвать добычу когтями буду, как
звери рвут.
Он замолчал и долго молчал, и вдруг сказал отрывисто:
- Пойдем со мною, Ронта!..
Ронта не отвечала.
- Лица мужчин не увижу. Глаза женщин не будут смотреть на меня. Когда
я умру, шакалы закроют мне глаза... Ронта, пойдем со мною...
Ронта бросила взгляд назад, в глубину рощи. Ничего не было видно.
Только угли костра чуть мерцали сквозь темную чащу.
- Жалко тебе оставить Иссу колдунью и сварливых жен? - спросил Яррий
злым, изменившимся тоном.
- Жалко, - призналась Ронта.
- С Иллом хочешь плясать, красную бороду гладить девичьей ладонью?
- Нет, - с ужасом сказала Ронта. - Я не хочу.
- Ну, так пойдем со мною.
Ронта опять посмотрела назад и тяжело вздохнула.
- Прощайте, сестры, - шепнула она. П у с т ь я и с ч е з н у, в ы
б у д е т е ж и т ь... Яррий, я иду с тобою.
Они взялись за руки и тихо, как тени, скользнули вдоль опушки. Никто
их не видел. Только небесный Охотник смотрел им вслед и грозил дротиком.
За день ходьбы от кленовой рощи лежало мертвое поле Анаков. Оно было
широкое, ровное, занесенное песком. Этот песок в незапамятное время
принесла река Саллия своими весенними разливами, но теперь река давно ушла
отсюда вправо, почти на половину дневного перехода. Поле осталось, как
прежде, серое, унылое, нагое. На нем не росло ни куста, ни травинки.
Только местами поднимались какие-то странные серые сучья. Это были бараньи
и оленьи рога, воткнутые в песок, принесенные живыми на поминки
покойникам. Ибо на это поле с разных концов своей земли приходили умирать
Анаки. По древнему поверью считалось, что только с этого поля возможен
отход в дальнюю дорогу, в страну предков. Он начинался от низкой песчаной
стрелки, перерезавшей мертвое поле на две половины. Эта стрелка называлась
"тропой мертвецов". От стрелки отход продолжался по песчаным рытвинам
старого сухого русла, потом по реке Саллии, против ее течения, на юг.
По убеждению Анаков, если кто умирал вдали от мертвого поля, ему
приходилось после смерти прежде всего являться сюда. Оттого родные спешили
воздвигнуть ему могильник на мертвом поле. Это был посмертный приют для
него. Могильник состоял из каменного овала, выложенного просто на песке,
как будто вокруг мертвого тела. Все мертвое поле было усеяно такими
овалами. Пустых было меньше, а больше было таких, в которых лежали белые
скелеты. Ибо Анаки даже в болезни крепились, как могли, и приходили сюда
умирать, чтобы избавить себя от трудного посмертного перехода.
Во многих овалах вместо целого скелета остались только белые ребра да
толстые берцовые кости. Гиены объедали своими крепкими зубами даже головки
берцов и оставляли на земле только костяные трубки, пустые внутри. По
всему полю валялись черепа, круглые, гладкие, выбеленные солнцем и ветром.
Это были как будто большие странные чаши, разложенные на выбор для живых и
для мертвых.
На это поле на другой день после побега Ронты пришла старая Исса. Она
была одна, и никто не следовал за ней. Она прошла по "тропе мертвецов",
дошла до середины, встала и огляделась кругом. Потом сошла в сторону и
вскоре нагнулась и подняла белый череп. Она взяла его с места, которое
было украшено не только рогами, но даже пучками перьев и сухих цветов. Это
был могильник черной колдуньи Меланто, которая была старухой, когда Исса
была еще маленькой девчонкой. Покойная Меланто считалась великой
чаровницей, и на ее могилу до сих пор приносились дары мужчинами и
женщинами. Исса вернулась с черепом к тропе мертвецов. Она наполнила череп
водой из лужи, которую нашла тут же. Вода эта была солоноватая и пригодная
для колдовства. Старая колдунья села на песок, поставила череп на землю
между ног и запахнула над ним полы своего мехового плаща. Она снова
оглянулась и достала из поясного мешка щепотку серого порошка. Этот
порошок она бросила в воду, и вода задымилась. Белый пар клубами повалил
из черепа, хотя нигде не было огня, и вода не согрелась. Исса прикрыла
череп плащом еще тщательнее, но пар или дым выходил струями из каждой
прорехи ее покрывала, у шеи, у плеч и у ног, как будто она вся горела
внутри.
Склонившись лицом вниз и сливаясь вместе с черепом, Исса стала
творить страшное заклинание. Оно было направлено против бежавшей девушки
для того, чтобы отомстить ей за позор и предательство.
- Беглая тварь, - говорила Исса, - обрекаю тебя гневу. Запираю в
твоем теле юность и зрелость. Да будут плечи твои остры, и груди плоски, и
чрево бесплодно... Неосвященная и неблагословенная. Будь Яламой, безмужной
и безлюбовной. Запираю тебя мертвой костью. Когда муж твой подойдет к
тебе, пусть взоры его будут, как взоры убийцы. Спасайся, трепещи!..
Исса достала из мешка маленький сучок, раздвоенный с одного конца,
обычную замену человеческой фигуры.
- Ялама, - сказала она, обращаясь к сучку, ибо он представлял
Ронту-беглянку. Слово "Ялама", означавшее самку оленя, непригодную к
браку, относилось также к хилым, бесплодным женщинам.
Она вынула череп из-под плаща и осторожно опустила сучок в череп.
- Ялама, - сказала она снова, - вот тебе собственная вода и
собственная лодка. Вода твоя да будет в лодке твоей. Садись и плыви по
тропе мертвецов.
Она поставила череп на песчаную стрелку.
- Иди, догоняй, - сказала она ему сурово, - где бы она ни сидела и ни
бегала.
Чары были окончены и посланы вдогонку, и Ронта была обречена их
всесильному гневу.
ГЛАВА 6
День за днем Яррий и Ронта спускались вниз по реке Дадане,
направляясь к морю. Яррий сделал челнок еще на берегах Калавы из желтого
луба, такой же гибкий и легкий, какой он оставил на месте оленьей охоты,
вместе с другими челнами племени. Они спустились по Калаве в реку Саллию.
Она впадала в Дадану на полдня ходьбы повыше Лысого Мыса и оленьей тропы.
Где можно было, они плыли. Где было мелко или слишком много камней, они
выходили на берег и вели челнок за собою на веревке из стеблей крапивы или
просто волокли его по мокрой траве, где он скользил легко, как рыба, потом
опять спускали его в воду и плыли. Они садились, по обычаю, спина к спине
и протягивали ноги в разные стороны. Яррий греб веслом, а Ронта смотрела
на воду и ждала очереди. Их нагие спины крепко опирались друг на друга. И
в росистое, свежее утро это одно место было теплым у обоих. Оно давало им
тепло и грело все их обнаженное тело.
В первую ночь они ночевали на острове, в тополевом лесу, вытерли
огонь из сухого дерева, развели большой костер и потом заснули. Они спали
на одном ложе, как брат и сестра, и между ними лежало копье, как общий
защитник.
На другой день они вошли в Дадану и скоро проплыли мимо Лысого Мыса и
места весенней охоты... Отсюда начинались места незнакомые. Дадана уходила
от Анаков на запад, а куда именно, никто не знал. Все, однако, говорили,
что Дадана - река огромная, протекает сквозь многие земли и доходит до
дальнего моря. Они не терпели голода. Ибо в это время года на Дадану во
множестве спускалась перелетная птица с соседних озер - утки, крохали,
гуси. Яррий был искусный охотник с дротиком и плоским деревом, и копьем.
На берегу во время ночлегов они копали также корни, мучнистые и сладкие.
Солнце светило ярко. Было ясно и тихо. Им попадались олени; один
бросился в воду и поплыл, но был он слишком далеко, и Яррий не мог достать
его копьем. Гигантские ш е л ь х и стояли на берегу неподвижно, как
будто каменные. Их ветвистые рога выступали на солнце, как обведенные
резцом. Они смотрели на челнок равнодушно и презрительно, как будто это
было дерево, проплывшее мимо.
- Есть ли здесь другие люди? - сказала Ронта.
- На что нам люди? - возразил Яррий со смехом. - Мы двое - люди.
Хорошо нам.
Он широко ударил веслом и громко запел песнь гребца, которую Анакские
юноши пели на реке летом во время охотничьих поездок:
Двойным веслом я загребаю воду,
Длинное копье я держу в руке.
Он пел и греб в такт песни и с каждым звуком и взмахом чувствовал,
словно входит в него что-то сильное и сладкое. Плечи его широко двигались,
как будто с них упало тяжелое бремя.
- Анаки остались далеко сзади. Во век бы не видеть их...
Он привстал на куске коже, служившей ему сиденьем.
- Игой! - крикнул он звонко и протяжно, как молодой жеребец, который
призывает на вольном лугу и сам не знает кого, - короткогривую подругу
свою, или сердитого соперника.
- Иго-го-гой!
Река Дадана текла широко, мощно и спокойно. Ее повороты тянулись на
добрый людской перебег от плеса до плеса. Берега исчезли из глаз, и
дальние мысы чуть всплывали в синем тумане, как марево. Река расстилалась
перед глазами широко и прямо, как зеркало.
Потом берега стали выше, а русло уже. Дадана встретила на пути горный
хребет и прорезала его насквозь. Она стала глубже, полноводнее и быстрее.
Она катилась теперь среди двух высоких стен, и по обе стороны ее
простирались крутые, дикие скалы.
Челнок быстро плыл мимо. Крутые берега уходили назад и исчезали
навсегда. И на одном повороте совсем неожиданно они увидели женщину. Она
сидела на самом краю и смотрела на реку. Была она совершенно нагая, и тело
ее, особенно груди, были смуглее, чем у Анакских жен. Волосы у нее были
длинные, черные, как вороново крыло. Она распустила их на плечи и
расчесала белым костяным гребнем.
При виде этих волос и гребня у Яррия странно заныло сердце, ибо жены
Анаков с такой же заботой чесали свои волосы и заплетали косы перед
брачным обрядом, и гребень считался брачной принадлежностью.
Челнок проплыл близко к берегу, но женщина не шевелилась. Она чесала
волосы и пела песню, - тихую, длинную, тягучую, как нить. И казалось, что
над рекою Даданой течет другая река, тихо-звучная, незримо-струйная.
Челнок проплыл мимо; женщина осталась сзади, и песня ее слабела и
замерла.
- Кто это? - сказала Ронта с удивлением. - Женщина, дух?..
- Не знаю, - сказал Яррий, потом прибавил невольно: - Нет, это не
дух.
Он вспомнил груди женщины. Они были небольшие, как у девочки, но
странно удлиненные, даже слегка повисшие книзу. Они показались ему
какими-то редкими плодами.
Он повернулся назад и посмотрел в пол-оборота на спутницу. Груди у
нее были такие же недоразвитые, бедра - узкие. Волосы ее были короче. Они
не были расчесаны и падали на плечи беспорядочной гривой. Вся фигура Ронты
походила на мальчика.
И, отвечая взгляду своего друга, Ронта оживленно сверкнула глазами и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг