Он даже облизнулся и лукаво посмотрел на Юна.
- Уйди, - повторил Юн с угрозой и сжал топор. - Не дам ничего!..
Но в это время с вершины дерева упал слабый голос, как шелест ветра в
листьях: "Отдай!.."
И от этого мертвого голоса, знакомого, любимого и странного, Юн в
ужасе сорвался с места и побежал куда глаза глядят. Два дня и две ночи
бегал он по лесу, не разбирая дороги, забиваясь в самую глушь и опять
выходя на поляны и чистые места. Без сна, без еды он скитался, как олень,
обезумевший от мошкары, и не находил места, и временами ему являлся
загадочный Рек с круглым лунным лицом, одноглазым и светлым, и настойчиво
просил по-прежнему: "Дай половину..." Только на третье утро Юн немного
пришел в себя, напился из ручья, освежил себе лицо водой и направился
обратно к пещере.
Два дня и две ночи мрачно прошли для племени Анаков. Солнце Отец не
принял жертвы или, быть может, он был бессилен перед гневом Дракона. Ибо
страшная болезнь росла с каждым часом и забирала новые жертвы. Прежде всех
она забрала Майру и, не дав ей очнуться от красного хмеля, умертвила ее
как камнем по голове. Потом унесла Яррию и быстроногого Альфа, и маленькую
Милку, и еще других, взрослых и детей. И с раннего утра здоровые
выбивались из сил, унося трупы далеко в открытое поле. Ибо законы Анаков
не позволяли держать их на стойбище дольше одной ночи, да и страшно было
оставлять их дольше, чтобы они следили за живыми своими потускневшими
глазами.
Анаки обвязывали их травой и древесными корнями, прилаживая у головы
и ног две широкие петли. За эти петли они уносили мертвое тело, как носят
связку сушеного мяса, потом оставляли тело в поле и даже не обкладывали
его камнями, как требовал обычай, но тотчас же убегали обратно. И каждый
раз, когда одни возвращались, другие снова уходили.
К полудню следующего дня Мар закрыл глаза и больше не открывал. Оба
жениха Охотницы Дины были мертвы, но она была здорова. Хум болезни имел
над нею не больше силы, чем Хум любви. Но глаза ее светились холодным
отчаянием, ибо она как будто осиротела без Мара и Несса.
Когда мужчины уносили Несса, она шла сзади. И осталась после того,
как все ушли, не опасаясь мертвеца. Ибо она не боялась Несса, ни живого,
ни мертвого. Она собрала камни и обложила ими мертвое тело и воздвигла в
головах своего покойного друга каменный холмик, чтобы люди и звери,
проходя мимо, знали, что это был сильный охотник. Потом посмотрела на него
в последний раз и вернулась к Мару. Целый день просидела она над Маром и
тихо пела ему сладкие напевные слова. Мар по временам поворачивал голову и
открывал глаза. Он уже ничего не понимал. Потом он закрыл их в последний
раз и больше не открыл.
И тогда Дина встала, завернула мертвое тело в свой волчий плащ,
взвалила его на свое сильное плечо и понесла в поле к другу его Нессу. Она
положила его на землю рядом с первым покойником, в тот же каменный круг, и
выше нарастила каменный холм в головах, чтобы было довольно на двоих, а
сама села поодаль, как будто на страже. Теперь она не пела. Покойники
молчали, молчала и Дина.
А над стойбищем Анаков стояли плач и ужас и дикие крики. Спанда и
Лото еще пытались вести неравную борьбу с коварным духом заразы. Отражать
его они не дерзали, но теперь они старались укрыть свое племя, чтобы духи
заразы его не нашли и прошли мимо.
Спанда осуществил свои мудрые уловки. Он торжественно дал всем
мужчинам и женщинам новые имена и каждое из этих имен отыскал, по примеру
гадающих старух, при помощи подвешенного камня, в стране предков, отцов и
дедов, давно усопших. Ибо предки во всю свою жизнь не знали подобной
заразы.
Рум старший бегал взад и вперед и выкрикивал громко: "Слушайте, духи,
я не Рум, я - Лаин! Мой дед, Лаин!.. Старый Лаин вернулся на землю. Я не
Рум!.." И Рум Младший, шакал, бегал сзади и жалобно тявкал и будто
выкрикивал тоже: "Я не Рум!" Но духи лукаво ловили знакомое имя и узнавали
о перемене.
Старая Лото села на краю стойбища в стороне от соплеменников и стала
произносить тройное заклинание, самое сильное заклинание анакских
колдунов. Она бросала на землю маленький сучок и приговаривала: "Пусть
станет непроходимый лес. Грызть вам, не перегрызть!.." Потом она бросала
камешек через плечо и говорила: "Пусть станет высокая гора. Лезть вам, не
перелезть!" После того чертила пальцем землю сзади себя, не глядя и не
оборачиваясь, и говорила: "Пусть станет огненная река. Плыть вам, не
переплыть!.." Окончив три заклинания, она опять начинала сначала.
Спанда целый день колотил в бубен без устали и молча, а к вечеру
устал и ушел в пещеру, залез в мужской шалаш и утром уже не вышел. Ибо
страшные духи заразы желали взять племя Анаков в полном составе, от
младенцев до старых колдунов.
Когда Спанды не стало видно, холодный ужас овладел Анаками. Они
смотрели друг на друга дикими глазами, как бараны без вожака. Еще минута,
и племенные узы были бы расторгнуты, и они разбежались бы врозь и навеки,
как разбегается стадо оленей от волчьей погони среди открытой пустыни.
В это время на опушке ближайшего леса появился Юн. Он был совершенно
наг, ибо его плащ остался в лесу. Волосы его были полны листьев и колючих
шишек. И лицо у него было дикое. Анаки со страхом смотрели на него. За эти
два дня Черный Юн как будто сделался Лесным Бродягой, братом враждебных
духов. Он был теперь скорее чужой, чем свой брат Анак.
Однако они бросились с криком ему навстречу.
- Говори, мы дадим! Сколько твой бог возьмет?
- Я сказал, - отозвался Юн, спокойно и даже безучастно. - Все племя.
- О-о! - завыли Анаки все сразу, как волки на зимней дороге, не
знающей добычи. Они плакали. Из их воспаленных глаз по бурым щекам
катились грязные слезы. И руки ломали они и волосы рвали горстями от
безысходной тоски.
Юн смотрел на их горе, и ни один мускул на его лице не пошевелился.
Однако он произнес почти лениво еще два слова:
- Ну, половину.
- Какую половину? - вопили Анаки. - Ешьте. Мы дадим!
- Худшую половину, - сказал Юн задумчиво, потом остановился и коротко
прибавил: - Хворых.
Это было странное, ни с чем несравнимое шествие. Все племя Анаков
двинулось со стойбища, направляясь к ущелью Дракона. Оно было готово
отдать Лунному Реку всех запечатленных его зловещей печатью. Здоровые вели
больных под руки, а других тащили за руки и за ноги, как мешки с мясом.
Матери несли на руках грудных младенцев. Никто не роптал, никто не
жаловался. Духи смерти витали над племенем и могли взять, кого хотели.
Когда проходили мимо пещеры, случилось нежданное. Из черного устья пещеры
вышел Спанда. Он был бледен и шел, опираясь на посох, на лице его не было
синих пятен. Но пышную бороду свою Спанда оставил сзади, в пещере. В одну
ночь она вылезла вся без остатка. Без бороды, с мутными глазами и
провалившимися щеками, старый Спанда имел странный и жалкий вид. Он не
сказал ни слова, замешался в толпу и вместе со всеми пошел на жертву
Дракону, вслед за Юном, вождем.
Когда проходили мимо поля, увидели покойников; они лежали там и сям,
обвитые травою. И перед своими друзьями сидела Охотница Дина, недвижная,
как камень. Аса окликнула ее, проходя, и тогда снова свершилось нежданное.
На оклик встала не Дина, - поднялся один из трупов. Это был Мар. Дина
подняла голову, посмотрела на Мара, но все-таки не встала.
С синим лицом и закрытыми глазами, качаясь на ходу, мертвый Мар пошел
за племенем. Но никто не испугался, ибо всякие другие ужасы бледнели перед
ужасом общей гибели. Только Красный Илл вдруг отступил в сторону, пошел и
взял с места труп Несса, темный и уже тлеющий, взвалил на плечо и стал
догонять племя. И тогда Дина встала и тоже пошла сзади.
Так шли они, здоровые и больные, все обреченные, но желавшие выкупить
из двух голов - одну, изо всего - половину. Медленно двигалось шествие. На
каждом шагу останавливались. Того или другого схватывали конвульсии, и они
извивались, как рыба на сухом берегу, и обдавали кровавой пеной своих
поводырей. Другие вырывались и падали на землю и корчились, как черви, и
потом лежали неподвижные, но в конце концов вставали снова, как труп Мара,
и шли дальше. Как будто чары коварного Река захлестнули каждого незримой
петлей и волочили его вперед, волей или неволей, живого или мертвого.
Впереди всех шел Черный Юн, со страшным лицом, похожий на дьявола. Он
часто отходил вперед и оглядывался, поджидая толпу, но он не проявлял
нетерпения, как опытный ловец, который тянет по берегу ветхою сетью стаю
крупных рыб и знает, что нельзя торопиться.
Но когда они спускались с третьей гряды, он снова остановился, потом
зашатался и грохнулся на землю и стал извиваться, как скорпион, прижженный
огнем. Таких конвульсий еще не видели Анаки даже в ужасах черной смерти.
Через минуту он вскочил и вновь свалился. Три раза Юн схватывался с духом
заразы грудь с грудью, и нельзя было сказать, кто же сильнее. Ибо в третий
раз Юн справился с припадком и пошел вперед тем же странным, размеренным
шагом. Только лицо его почернело с натуги. Но Анаки, шедшие сзади, завыли
сперва тихо, потом громче:
- Юн тоже, Юн тоже!..
Сильнее и сильнее раздавался этот унылый вопль, обрекавший в жертву
болезни и пасти Дракона, вместе с другими, также злого колдуна, Черного
Юна.
- Юн тоже!..
И впереди ответил отзвук - такой же глухой, унылый, зловещий:
- Юн тоже!..
Это сам Черный Юн дал ответ.
Он ускорил шаг и почти побежал вперед. Племя тоже бежало, больные
вместе со здоровыми. Они были у самого Кандарского ущелья, где жил Дракон.
Он был на месте обычной засады и сливался с окружающей почвой до
полного обмана глаз. В первую минуту они не могли разглядеть его, но потом
всмотрелись и разобрали крутую спину, могучий хвост и тяжелое чрево. Все
было грузное, серое, каменное. И алые камни пламенных глаз огромного Река
сверкали, как два факела. Они смотрели на пришедших и будто считали
добычу.
Юн не стал медлить и побежал вверх, прямо к Дракону, и тогда
выдвинулась вперед серая, злая голова и подхватила колдуна поперек тела,
как луговая кошка хватает ящерицу, и подняла вверх, и посмотрела на
Анаков.
При этом неслыханном зрелище внезапный ужас проснулся в сердцах
анакского племени. Камни посыпались вниз с боков Дракона прямо на Анаков.
И, будто по сигналу, они шарахнулись назад. Матери роняли своих детей и
убегали прочь. Юноши и девушки толкали друг друга. Больные убегали, как
здоровые. Здоровые, напротив, бросались на землю и лежали, как мертвые.
Иные умирали на месте от страха. Это и были обреченные жертвы Дракона. Он
мог взять их и пощадить других.
Анаки мчались назад торопливо и слепо, обгоняли друг друга,
задыхались, падали, потом вскакивали и бежали дальше. Миновали одну гряду,
другую, третью. Когда они свернули на восток и спускались уже к пещере,
они увидели возле нее еще раз нежданное. На площадке перед входом стояла
фигура. Тонкая она была, белая, с длинными светлыми волосами, совершенно
нагая, как будто Камышевая Дева, озябнув в болоте, явилась к людям, чтобы
погреться у их огня холодной осенью.
- Кто это? - спрашивали Анаки. - Быть может, защита?..
Ибо в минуту гибели каждое новое лицо могло дать только защиту. Так
верили Анаки.
Внезапно Аса-Без-Зуба испустила громкий крик. Она узнала эти острые
плечи и волнистые волосы. Это была Ронта, беглянка. Она вернулась к
племени в самый зловещий и гибельный час.
ГЛАВА 13
От устья реки Даданы Ронта бежала обратно в пределы Анаков.
Дни проходили и дни уходили, она двигалась слепо и прямо, как будто
во сне. Она всходила на горные склоны, спускалась в ущелья, переходила
через болота и сквозь леса, везде находила дорогу. Ей встречались широкие
реки. Она приходила на берег и садилась на камень, и сидела над водой час
и другой, и ночевала на песке, потом уходила по берегу вверх и шла до
переброда и на другом берегу тотчас же возвращалась на прежний путь.
Луна началась и окончилась, лето минуло и осень настала, что дальше,
то холоднее. Она не замечала тепла и холода, все шла и шла, не торопясь,
беззаботно и спокойно, то отдыхая, то снова пускаясь в путь. Была она, как
Унна, Бескрылая Лебедь из сказки, которая пустилась пешком по осеннему
пути догонять своих летучих подруг.
Питалась она кореньями и ягодами, зерна собирала на полях, драла
сочную кору с тополей и грызла, как зайцы, орехи находила в зарослях,
подбирала ракушки на отмелях. В это время года много было всякой пищи во
всех землях. Только ничего живого не ловила Ронта, не проливала крови,
хотя бы птичьей, не разводила огня. При ней не было ни копья, ни ножа, ни
огнива, но дикие звери не нападали на нее.
Ей встретился однажды большой серый волк; он бежал по лесной дороге,
принюхиваясь к следу оленя, ибо для волка и в осеннем обилии нет другой
пищи и сытости, кроме трепещущего мяса. Волк пропустил ее мимо, потом
остановился и долго смотрел ей вслед. После того он снова повернулся и
побежал дальше, но через несколько времени остановился второй раз, потянул
носом воздух и шарахнулся в сторону, ибо по следу Ронты так же лениво и
прямо шла еще одна фигура, белая, двуногая, высокая. И у ней было копье, и
от нее пахло смертью.
То был Яррий. Он следовал за Ронтой, как будто за дичью, никогда не
отставал, но не подходил ближе. Когда она останавливалась, он тоже
останавливался и ложился на ночлег. День и другой проходили, и он не видел
ее, потом где-нибудь на открытом месте мелькал на минуту ее белый силуэт и
снова терялся в пространстве. Он знал, куда он идет, но не знал - зачем,
только не мог отстать, даже если бы по дороге на каждом шагу грозила
смерть. Иногда в его ушах звучали последние слова оленя-двойника:
"зарежут, зарежут!.." Но чаще всего ничто не звучало. Он шел так же слепо,
как Ронта, и мысли его спали.
Они покинули берег Даданы и шли прямиком, перебираясь через горный
кряж. В горных ущельях было морозно, и местами лежал снег. Они прошли
босыми ногами по оледенелым камням и даже не заметили. Землю Селонов они
перерезали от края до края и область пращников Тосков, но никого не
встретили, ибо земли были широки, а людей было мало, и кто не искал, мог
перейти через горы и долы и не встретить двуногих, - друзей или врагов.
Они стали подходить к зимним пределам Анаков. Ронта шла впереди и увидела
Кенайскую гряду и перед ней знакомое поле. Потом перешла поле и нашла
родную пещеру.
Здесь было зимнее стойбище Анаков. Она остановилась поодаль. Сердце
ее билось, в голове стало яснее.
- Вот здесь они живут, - думала она. По сотне признаков она узнавала,
что племя здесь, никуда не ушло. Об этом говорили свежие следы костров,
вытоптанная трава, плоские кучи костей, обрезки дерева. Две шкуры, волчья
и конская, были растянуты на кольях для просушки. Обе они были еще свежие,
сырые.
Дверь пещеры была открыта, но людей не было видно.
"Где же они?" - думала Ронта, не решаясь приблизиться.
Анаки не являлись, и все было пусто и тихо. Только неприбранный
детский трупик валялся у скалы. Маленький он был, молчаливый и зловещий,
единственный житель безлюдного стойбища. Губы у Ронты дрожали. Еще
немного, и она разразилась бы плачем, как плачут испуганные дети, но в эту
минуту на ближнем склоне горы из лесу выкатилась фигура, потом другая,
потом еще и еще. И почти тотчас же вся толпа с дикими криками бросилась
вниз, прямо к ней. Женщины бежали впереди, размахивая руками.
- Беглая, - кричали они, - держите ее!
Аса-Без-Зуба добежала первая.
- Шлюха, - крикнула она и угрожающе замахнулась.
- Я не шлюха, - сказала Ронта тихо, но внятно.
- С бродягой жила!..
Они называли Яррия, как изгнанника, бродягой.
- Ни с кем я не жила, - сказала Ронта так же, как прежде.
Ее худощавая, незрелая фигура явно подтверждала справедливость ее
слов, ибо после брака девушки пышно распускались и становились женами, и
каждая жена носила на себе печать своей зрелости. Но женщины, ослепленные
своей ненавистью, не слушали и не смотрели.
- Лжешь! - кричали они. - Беглая, убьем...
В руках у Асы очутилась крепкая палка, и она угрожающе замахнулась,
но ударить ей не пришлось. Из женских рядов вышла Охотница Дина и встала
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг