кустарник. Они шли скоро и безостановочно.
Юн шагал вперед так уверенно, как будто страшный Рек подавал ему
издали беззвучные, но верные сигналы. Время шло. Месяц поднимался к зениту
пядь за пядью. А ночь становилась гуще и дремотнее. Они перешли еще две
гряды.
- Где же Дракон? - проворчал Спанда, споткнувшись о камень, и вдруг
остановился и застыл на месте, как вкопанный.
На склоне горы, над темным ущельем им представилось поразительное
зрелище. На твердом камне покоилась огромная фигура. Она казалась черною
на фоне ночного неба и выглядела, как грузная глыба, оторванная от ближней
скалы. Но, присмотревшись, они разобрали крутую спину, могучий хвост и
плоскую голову на вытянутой шее.
Дракон сидел, нагнув голову к земле. И его алые глаза отсвечивали
блеском месяца. Голова его шевелилась вправо и влево. Они припали к земле
и со страхом следили за этими однообразными движениями.
Спанда понял странные слова Дило: "Каменный Зверь, Живой Камень".
Чудовищный зверь казался каменным даже в своих движениях.
А перед Драконом они увидели новое диво. Ибо весь склон горы был
покрыт маленькими движущимися фигурками. Это были пеструшки. Их легко было
узнать в свете месяца. Их были тысячи и тысячи, без конца и без счета, как
песчинок в пустыне. Они двигались вперед и шли прямо на Дракона. И
чудовище, пригнув голову книзу, глотало их одну за другой своей глубокой
темной пастью. Она была такая большая, что пеструшки, кажется, даже не
понимали, в чем дело. Быть может, им казалось, что передние колонны
проходят в какую-то темную арку, сквозь сердце скалы. Они шли, не
останавливаясь, и Дракон глотал их мерным движением. И в свете месяца
казалось, будто льется странная, живая, кишащая река, поднимается снизу
вверх, вопреки законам тяжести, и вливается в Дракона.
Когда колдуны увидали это странное зрелище, они сдвинулись с места и
поползли наискось горы. Они не смели подняться ближе к страшному Реку, но
они подобрались почти вплотную к живому потоку. Это были
пеструшки-странники, мельче обыкновенных и поразительно однообразного
вида. Они шли правильными рядами, как катятся волны по мелкому песку. Но,
приглядевшись внимательно, Спанда и Юн увидали, что не все крысы были в
одном состоянии. Огромное большинство шло, соблюдая странный порядок, но
были и такие, которые выскакивали из рядов, кружились и даже кувыркались.
Иные падали и катались на месте, препятствуя движению задних рядов, а
затем замирали в неподвижности. Другие поднимались и снова ползли вверх и
через силу доползали до этой всепоглощающей пасти.
Время катилось вперед, пеструшки поднимались вверх, и Дракон их
глотал без устали, как бездна. Этому, казалось, не будет конца. Тогда Юн
Черный выпрямился и сделал шаг вперед по направлению к Дракону.
- Слушай, бог, - сказал он громко, обращая лицо свое к лицу чудовища.
Рек шевельнулся и будто прислушался. Или, быть может, он, наконец,
ощутил сытость в своей огромной утробе.
- Там есть маленький мальчик, - сказал Юн и указал головой в сторону
стойбища. - Ты хочешь взять его в жертву. На что он тебе? Возьми другого.
Дракон молчал.
- Десять возьми, - предлагал Юн, - двадцать возьми.
Дракон не шевелился.
- Даю тебе живую часть моего тела! - крикнул Юн. Он выхватил топор,
опустился на одно колено, положил левую руку на камень и с размаху ударил
топором по мизинцу. Кость хрустнула, и палец повис у нижнего сустава на
сплющенных волокнах. Юн вынул нож и быстро перерезал расплющенные ткани.
Потом правой рукой бросил палец по направлению к Дракону.
- Вот кровь моя, - прибавил он, махнув левой рукой, и брызнул в
сторону Дракона свежей кровью из обрубленного пальца.
Рек поднял голову выше и поглядел на колдуна своими яркими глазами
презрительно и высокомерно, потом повернулся и пополз в гору, направляясь
к Кандарскому устью. Он был сыт и даже устал от мясного потока, и ему не
было дела до этих ничтожных людских приношений.
Юн еще постоял, потом опустил руку, вынул из мешка приготовленные
листья, обернул ими обрубок пальца и, не говоря ни слова, пустился в
обратный путь.
Спанда покачал головой, но тоже не сказал ничего и последовал за
Юном.
Они вернулись обратно с рассветом, но лагерь уже не спал. У входа в
пещеру горели два костра, и люди растерянно бегали взад и вперед. Ибо за
минувшую ночь страшная сеть неведомой заразы унесла прежние жертвы и
опутала новые. Пенна и Илеиль лежали на своих ложах мертвые. И даже после
смерти их лица и тела покрывались синими пятнами и ужасными нарывами. Это
дьявол заразы пожирал их трупы, как свою законную добычу.
Еще один ребенок умер у груди матери. Мар лежал у скалы снаружи,
вытянувшись во весь рост. С этого места он не тронулся со вчерашнего дня.
Он еще дышал, но глаза его были закрыты. Были больные среди детей и
подростков, и женщин, и мужчин. Иные из них лежали в пещере или сидели
снаружи, изнеможенно прислонясь спиною к скале. Других не было видно. Они
уползали в кусты и камни и прятались там, как издыхающие шакалы. Исса
исчезла одною из первых. У нее была привычка даже без всякой болезни
прятаться во время общественных бедствий. Иные покидали Кенайскую гряду и
с посохом в руках, через силу, тащились на север к реке Саллии. Они шли
умирать на смертном поле Анаков.
Когда два колдуна стали приближаться к пещере, все здоровые бросились
к ним навстречу с криками. Даже больные, кто мог, вскочил с места и
смешались с толпой.
- Что, говорите! - кричали Анаки с тоскливым нетерпением.
Спанда пожал плечами и сказал, указывая на Юна:
- Его спросите.
Вместо ответа Юн окинул глазами толпу. Юны не было. Он растолкал
руками Анаков и бросился в пещеру. При бледном свете огня, который мешался
с неверным дневным светом, он увидел свою супругу. Она сидела на длинном
бревне с ребенком в руках и качалась взад и вперед, как пьяная. Она
подняла навстречу мужу лицо, глаза ее были покрыты тусклой дымкой заразы.
Он толкнул ее в грудь и выхватил ребенка. Мальчик был мертв. И даже тело
его похолодело. Оно лежало на его руках, вялое, как кожаный лоскут.
Страшный вопль вырвался из его груди. И будто эхо отозвался слабый
стон его жены. Но Юн с яростью подскочил к ней опять, изо всей силы ударил
ее ногой в живот и выбежал наружу.
- Говори! - кричали Анаки ему навстречу.
- О-о! - ответил Юн воплем, еще пронзительнее первого. - Вот, о-о!..
Рек не хочет замены!..
- Чего он хочет? - кричали Анаки. - Говори!..
- Сам возьмет! - кричал Юн. - Вот, о-о!..
- Что возьмет, кого возьмет? - кричали Анаки.
- Все племя возьмет, - крикнул оглушительно Юн и, сжимая в объятиях
труп своего сына, бросился в лес по той же дороге, что и вчера.
Анаки проводили ночного колдуна нестройным воплем, потом заметались
кругом, как звери перед потопом. Им казалось, будто страшный Рек уже
ползет с горы, чтоб проглотить их. Они дико озирались кругом, ища
какой-нибудь защиты. У них еще оставались Спанда и Лото. И они обступили
их с криками:
- Сделайте что-нибудь, спасите, защитите!
Лото закрыла лицо руками, Спанда молчал, и жалкие вопли Анаков стали
грозны и яростны. Мужчины и женщины скрежетали зубами и сжимали кулаки.
Еще минута, и они разорвали бы в клочки бессильных колдунов.
На востоке, в густом и сером тумане, всходило солнце. Оно было
бледно-желтое и словно выщербленное и висело над землей, как призрак, и
куталось в мутный туман, как будто в саван.
- Солнце, ты видишь, - сказал тихо Спанда, обращаясь к дневному
светилу.
Но солнце молчало. В сером саване тумана, в прозрачном свете осеннего
утра, оно было похоже на унылый месяц.
- Я мог бы изменить ваши лица, - сказал Спанда, - выбрить волосы,
расчертить щеки полосами, мужчинам груди привесить, а женщинам бороды и
скрыть вас от духов заразы.
Анаки не отвечали. Но было очевидно, что такие жалкие уловки были бы
бессильны, чтобы отстранить нападение духов болезни - могучих, крылатых,
всеведущих.
- Я мог бы изменить ваши имена, - сказал снова Спанда, - назвать вас
волками или дубами лесными, Селонами чужими, и скрыть вас от врагов.
Он замолчал и задумался. Анаки тоже молчали и ждали.
И вдруг Спанда принял решение и снова обратился к племени.
- Слушайте, дети. Чем нам отдавать все племя т о м у, - он мотнул
головой на запад в сторону Дракона, - лучше дадим одного э т о м у. - Он
показал глазами на солнце.
- Дадим! - крикнули анаки. - Кого, скажи!..
Они свирепыми глазами смотрели друг на друга, как будто намечая
заранее жертву.
- Такого... маленького... - тянул Спанда. - Детские тело и душа
слаще.
Его взгляд упал на шустрого Антека, второго сына Майры, который по
обыкновению пролез вперед и терся под ногами старших.
- Дадим! - крикнули Анаки. Двадцать рук протянулись к ребенку, но
Майра с воплем бросилась вперед и закрыла его своим телом.
Женщины накинулись на нее со всех сторон.
- Отдай, - кричала она, - лишнего чертенка, семя чужое!
- Лишнего взяли, - вопила Майра не своим голосом. - Это - мой сын!
- Этот чужой, - кричали женщины с насмешкой и яростью. - Оба чужие.
Отдай, проклятая!
Они душили ее за горло, царапали ее тело ногтями и как будто хотели
отодрать ее по клочкам от обреченной жертвы.
Минута - и Майра отлетела в сторону, ударилась о землю, потом
подобралась, села на песке, обхватив колени руками, вся скорчилась, как
груда лохмотьев, и застонала долгим, унылым, неторопливым стоном.
Мальчик уже был в руках Спанды. Он был, как в столбняке, от ужаса.
Глаза его выкатились. И из полураскрытых губ вырывался такой же жужжащий
стон, как у матери.
- Давайте чашу, - сказал Спанда.
Женщины тотчас же достали из мешка огромную чашу осеннего Хума.
Спанда вынул из-за пояса длинный костяной кинжал и вонзил в горло жертве.
Струя крови брызнула вверх, навстречу дневному светилу.
- Солнце, тебе, - сказал Спанда. Потом повернул мальчика над
деревянной чашей. Кровь стала цедиться из детского трупика, как будто из
сосуда с узким горлышком.
- Идите сюда, - сказал он Анакам.
Они подошли и стали кругом.
- Это вино кровавое, - сказал Спанда. - Хум жертвы солнцу. Возьмите и
творите помазание во имя Солнца Отца.
- Солнце, дай защиту!.. - возопили Анаки.
Они опускали в чащу два пальца, макали их в теплую кровь, потом
проводили на лбу длинную черту и бормотали: "Провожу реку багровую; все
духи утонут, враги захлебнутся".
- Пейте от этой крови, - сказал Спанда.
Огромная чаша с чудовищным алым напитком стала переходить из рук в
руки. Все нагибали ее через край и мочили в ней губы, наблюдая, чтобы
осталось другим.
Все Анаки, мужчины и женщины, здоровые и умирающие, даже грудные дети
вкусили от жертвенной крови.
Только Майра сидела на земле, уткнул голову в колени, и стонала
монотонно, как стонет ночное ненастье.
- Майре помазание, - приказал Спанда, и двадцать рук протянулись к
несчастной матери. Они откинули ей голову и провели на лбу ту же кровавую
черту, потом поднесли ей к устам ужасную чашу. Майра не сопротивлялась,
она послушно нагнула голову и вкусила жертвенной крови от собственного
сына, потом отклонилась назад, упала на землю и застыла без движения, как
будто кровь в ее устах стала могучим ядом, убивающим, как молния.
ГЛАВА 12
Юн промчался через площадку и бросился в лес по той же вчерашней
дороге. Он несся, задевая ногами молодые деревья, и ему казалось, что от
его ударов деревья гнулись, как от ударов лося.
Заяц выскочил навстречу и шарахнулся в сторону, точно такой же заяц,
какого они вчера поймали и отпустили живьем, чтобы он унес с собою болезнь
Мышонка.
- Зайцы живы, а мой Мышонок умер, - подумал Юн и снова завыл от боли
и от гнева. - Подлые, подлые, подлые! - выкрикивал он, и слово это
обращалось одинаково и к богам, и к людям-соплеменникам, которые не были
взяты мстительным Реком.
- Моего забрал! - сердито крикнул он. - Несытое брюхо!
Он опять задел ногою за дерево и больно ушиб колено и света не
взвидел от ярости. Даже сына он положил на мох, и, выхватив из-за пояса
каменный топор, быстрыми движениями стал обрубать враждебное дерево кругом
ствола.
- Вот тебе, вот! - приговаривал он сквозь стиснутые зубы.
Каменное лезвие отскакивало, крепкая дубовая ручка подозрительно
трещала, но Юн удвоил усилия, и, наконец, дерево погнулось, треснуло в
разрубе и с шумом упало на землю.
- Что, будешь? - спросил Юн с мстительным торжеством и хотел
подобрать трупик, но ему пришла в голову новая мысль. Он отыскал два
крепких сухих сучка, быстро сделал прибор для вытирания огня, добыл искру,
развел огонь. Потом отрубил кусок ствола в три локтя длиною и стал
выжигать огнем черное дупло, как выжигают челнок из толстой осины. Он
сделал для своего сына погребальную колоду, чтобы дикие звери не съели его
тела. Ибо особенно любимых покойников, в отличие от прочих, Анаки хоронили
в колодах и подвешивали на деревьях.
Он выровнял бока колоды своим крепким ножом из лосиного рога, потом
стал пригонять крышку из толстых, ровно обрезанных палок. Когда все было
готово, он поднял маленький трупик.
- Прощай, Мышонок, - сказал он раздирающим голосом и приложился лицом
к шее своего ребенка, чтобы втянуть в себя запах сына, как делали Анаки
вместо поцелуя. Но знакомого запаха уже не было. Тело Мышонка пахло
смрадом, как тухлое мясо из летних запасов. Сердце Юна сжалось, охладело и
стало, как труп.
- Прощай, дитя, - повторил он безжизненным голосом. Постлал мху в
колоду, опустил туда труп и вбил верхние палки на место. Потом отыскал
вблизи высокое дерево, подхватил на плечо тяжелый гроб и полез по сучьям
вверх с ловкостью бурого медведя, который влезает к пчелам за медом.
На половине вершины он укрепил колоду в развилке ветвей и крепко
привязал ее стеблями лиан. Теперь тело его сына было укрыто от хищников и
непогоды.
Он мало думал о том, что ему делать дальше. Хотел было остаться на
дереве, у гроба, но что-то будто столкнуло его вниз на землю.
Он, впрочем, не ушел, сел тут же, под деревом, протянул ноги и сложил
руки на груди. До самой ночи он не ел и даже не пил и ни о чем не думал. И
ему казалось, что тело его деревенеет и ноги пускают корни в холодную
землю, и волосы шуршат, как листья, и весь он обращается в такое же
бездушное, безжизненное дерево.
Пришла ночь. Месяц вышел на небо и заглянул в лес. Юн поглядел и
увидел, что месяц движется так низко, что даже задевает за вершины
деревьев и прыгает между ветвей, как белая жаба. Еще минута - и месяц
спустился на землю и стал подходить к колдуну.
Он был странен с виду. Тело у него было, как тело Дракона, а лицо,
как лицо полной луны, и это лицо в то же время было огромным глазом, и его
холодный блеск заглядывал в самую душу.
- Дай, что обещал, - сказал Лунный Рек.
- Нету, - коротко отрезал Юн.
Рек говорил, очевидно, о белой телице.
- Ну, племя дай...
- Не дам, - крикнул сердито Юн, - жадная тварь!
Дракон немного подождал и пожевал той странной щелью, которая у него
была под светлым диском и заменяла рот.
- Ну, половину дай, - сказал он примирительным тоном.
- Не дам, уйди, - кричал Юн.
- Худшую, больную, - просил Лунный Рек, - что тебе стоит?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг