Все ждали, не двигаясь с места, и через минуту один край завесы слегка
отодвинулся и в пещеру скользнула маленькая юркая тварь.
В ней не было с виду ничего опасного. Это была обыкновенная
крыса-пеструшка, с серой спиной и белым пятном на груди, из тех, которые
тысячами снуют по пустыне и служат лакомой добычей лисице, горностаю и
всем мелким хищникам полей и лесов.
Анаки тоже, случалось, ловили и ели крыс, но они презирали их и не
давали им места на осеннем празднике. Эта крыса явилась незванно и видимо
желала принять участие в общем воскресении зверей.
- Прочь, - крикнула Исса и махнула рукой, но крыса как будто не
слышала. Она двигалась вперед какими-то странными, дробными шажками,
поравнялась с костром и остановилась. И вдруг, как будто заразившись
недавним безумием воскреснувших зверей, стала корчиться, прыгать,
бросаться в разные стороны. Обежала вокруг огня, вскочила на ложе Мамонта,
разбросала частицы и тотчас же скакнула вперед и исчезла в темной глубине
пещеры.
- Что это было? - спрашивали Анаки. - Крыса или тень?
- Не знаю, - сказала Исса. - Забота нежданная.
Ибо, по анакскому поверью, в образе крысы людям являлась забота. Она
приходила нежданно и своими острыми зубами грызла покой человека.
- Это Рек послал, - сказал угрюмо Юн, - чтобы вы не забывали о нем.
- Надо гадать, - предложил Спанда, - тогда все узнаем.
На празднике Зверей совершалось гадание о ближайших судьбах племени,
об охотничьей удаче, болезнях, нападениях соседей, кознях злых духов,
внутренних ссорах. Оно производилось через посредство главного гостя -
Сса-помощника. Ему задавались вопросы, и он отвечал на них, как умел,
самыми простыми, наглядными знаками.
Для этой цели Спанда установил перед костром небольшое коромысло.
Потом завязал в обрывок шкуры смертные останки Сса, лежащие на ложе, и
повесил клубок на конец коромысла.
- Кто будет спрашивать? - сказал он.
По обычаю задавать вопросы должна была молодая девочка или девушка из
непосвященных.
- Пусть Милка спрашивает, - сказали женщины.
Но Милка не хотела спрашивать.
- Ой, что вы? - сказала она, отбиваясь от подруг. - Что вы, чертовки?
Я не хочу, я боюсь.
Женщины вытолкнули ее вперед.
- Положи руку на этот конец коромысла, - сказал Спанда. - Вот на
этот, свободный.
Милка положила руку, хотя и не очень охотно.
- Теперь говори: "Сса, скажи, как будем есть и жить в наступающем
году?"
Милка молчала. Ей было страшно задать этот зловещий вопрос, ибо
отрицательный ответ на него мог предполагать повальные болезни и голодную
смерть.
- Говори: "Как будем жить и есть?" - настаивал Спанда.
Милка повторила фразу.
- Теперь тяни.
Именно в этом состояло гадание. Чем легче поднималось коромысло, тем
благоприятнее был ответ. Милка потянула за коромысло, но оно не
поднималось. Мамонт не хотел отвечать на вопросы племени. Его
символическое тело как будто приклеилось к земле и не хотело отставать.
- Тяни, тяни, - говорил Спанда с оттенком нетерпения.
Милка потянула изо всей силы. Клубок, завернутый в шкуру, вдруг
подскочил вверх, соскочил с рычага и попал прямо в огонь. Пламя жадно
лизнуло наружную обертку, запачканную жиром. Сса, очевидно, предпочитал
сгореть на костре, чем отвечать на вопросы Анаков.
Со стесненным сердцем Анаки докончили обряд. Они открыли завесу входа
и вынесли наружу на растянутых шкурах символы зверей и понесли их на
отпуск. Когда они проходили по полю, щуря от солнечного света свои
покрасневшие глаза, они увидели другую серую тень. Она скользнула мимо и
побежала в сторону. Это была тоже крыса, - та же самая или другая, никто
не знал. Мальчик Рум не вытерпел и бросил в нее камнем, но не попал. Тем
не менее, крыса упала и вытянула ноги, и когда ребятишки подбежали, она
издыхала в конвульсиях. Кровавая пена била у нее изо рта и пачкала белый
передник на ее груди. Они не знали, что с ней делать. Она, очевидно,
решилась купить собственной смертью право на воскрешающий отпуск. И, после
некоторого колебания, Анаки решили уступить ей. Женщины положили ее тело
на шкуру и понесли вместе с другими.
Исса захватила с собою головню из костра. Они отошли от пещеры
довольно далеко, натаскали дров и разложили огонь. Он поднялся высоко,
желтея на солнечном свете своим проворным языком. Они ссыпали в костер
останки отпускаемых зверей и сожгли их в пламени. В то же пламя они
бросили жертвы - жир и тертые ягоды и даже предметы утвари: миниатюрные
циновки, горшочки из сырой глины, деревянные подобия ножей и топоров. Ибо
воскресшие звери уходили на далекую родину и должны были жить там полным
хозяйством.
И вслед за фигурой Мамонта Сса Исса бросила в огонь другую фигуру из
тех же трав, человеческую по форме. Это был мальчик Лиас, которого она
отдавала ему в вечные слуги.
Костер рассыпался и стал догорать. Исса взяла горсть пепла и пустила
по ветру.
- Уходите, - сказала она.
- Да, да, - вторили женщины.
- Потом возвращайтесь.
- Да, да.
Это и был отпуск.
После того они пошли к речке для рыбного отпуска. Но когда они
спускались к берегу, случилось новое диво, страшнее предыдущих.
Толстый Несс, который молчал весь день и даже в бубен бил неохотно,
вдруг прыгнул вперед и стал скакать, как будто одержимый. Он выбрасывал в
сторону руки и ноги, корчился, сгибаясь почти до земли, потом отскакивал
назад, как будто отброшенный невидимой рукой.
Мар подскочил к нему с удивлением и беспокойством:
- Чего ты, Несс?
Праздник любви прошел, и их дружба возобновилась.
Несс бормотал что-то невнятное. Он посмотрел на своего товарища
мутными глазами, как будто они были покрыты пеленою тусклого Хума. Потом
он остановился, шатаясь, как пьяный, но лицо у него было не красное, а
бледное, как мел.
Еще через минуту он снова отпрыгнул и крикнул: "прочь!" и сделал
движение, как будто палкой ударил. Ему мерещилась крыса. Потом он бросился
бежать, споткнулся и упал. Лежа на земле, он продолжал корчиться. Язык у
него вывалился изо рта, распухший, с белым налетом, и изо рта побежала
кровавая пена на белую грудь, точь-в-точь как у пеструшки.
Они наскоро докончили обряд, потом подняли Несса и понесли в пещеру.
Он был очень тяжел. По дороге он продолжал корчиться, вырывал у них свои
руки и ноги и хрипло кричал невнятные слова. И когда они поднесли его к
пещере, он вытянулся и затих. Лицо у него стало страшное, синее, в пятнах.
Они положили его на шкуре перед огнем, там, где недавно лежали
воскресшие звери. Он не шевелился и не говорил ни слова, ибо был мертв. Он
лежал у огня, как новое воплощение, незваный таинственный гость, который
явился неведомо откуда и требовал у Анаков жертвоприношений важнее тех,
которые они давали на отпуск костям Медведя и Мамонта.
ГЛАВА 11
Мрачно прошла эта ночь для Анаков. Мертвеца можно было унести в поле
только на следующее утро. Но, по обычаю племени, люди не могли ночевать
под одной крышей с покойником. Мужчины и женщины ушли из пещеры. Было
холодно и сыро. Шел мелкий дождь. Анаки попрятались в расселинах, каких
было много вблизи их главного обиталища, улеглись на холодном камне и
чутко дремали в ожидании утра.
Только Спанда и Мар остались в пещере наблюдать за покойником, ибо
мертвецы в одиночестве коварны. Оставаясь без свидетелей, труп мог бы
очнуться и запрятать в пещере злые чары в наследство живущим.
Мертвец лежал на шкуре у огня. Спанда уселся в головах на широком
камне, взял бубен и стал слегка поколачивать пальцем о край обода. Бубен
тихо звенел, как будто плакал. Этот звон должен был усыплять мертвеца и
смягчать его мысли, горькие и злые, перед отходом в область тихого мрака,
в страну загробную.
Мар сидел у ног покойника несколько сбоку и смотрел в лицо своего
бывшего соперника. Огонь мелькал и вспыхивал, и по лицу Несса пробегали
тени, и казалось, что он шевелит губами и что-то шепчет, и подмигивает, и
слегка кивает головой.
И в ответ на эти мелькающие жесты Мар стал говорить с Нессом.
- Сердишься, Несс? - спрашивал он. - За что? За девку? Ну, больше не
будем драться. Хочешь, бери ее себе...
И Несс кивал головой.
Дети сбились все вместе, в расселине слева, малыши и подростки,
мальчишки и девочки. Они жались гурьбой, как белки в древесном дупле в
холодное зимнее время. И, несмотря на темноту и жуткую близость неведомых
духов, они шептались тихонько между собой.
- Отчего он такой синий, - шептала Милка, - а о н а серая?
- Я убил ее, - сказал Рум старший не без некоторой тайной гордости.
- Ты не попал, - возразила Милка с оттенком прежнего задора.
- Шш... - шипели соседи, - молчите!
Но проходила минута, и Милка снова задавала вопрос:
- А отчего они скакали?
Дило тоже был тут, но поместился поодаль.
Еще со вчерашнего дня дети сгорали от любопытства и приставали к нему
с расспросами во всех промежутках праздника. Но Дило хмурился и отвечал
коротко: "Отстаньте". Он прятался от них целый день, но теперь ему было
страшно одному.
Он старался заснуть, но не мог.
Глаза его сами открывались и устремлялись в темноту; осенняя ночь
была черна, как пещера. Кругом было тихо, дети молчали, но ему начинало
казаться, будто что-то маленькое, неуловимое, крадется за его спиной. Он
вздрагивал и оборачивался, но того уже не было сзади. Оно проходило теперь
впереди, как серая тень. Оно постоянно меняло форму, съеживалось и
расширялось, было, как головка одуванчика и даже как пушинка, потом
становилось, как клуб перекати-поля, бегущего по ветру, тотчас же бежало
само, на длинных бессчетных ногах, как серый паук, и глаза у него были,
как яркие уколы, алые и злые. Оно поднималось на воздух и металось, как
нетопырь, проплывало мимо, как серая сова, и задевало его мягким крылом по
лицу.
Он вздрагивал и просыпался. Было темно и тихо. Только дождь шумел
снаружи. Дождевые струи тянулись прямо, как нити, шуршали дробно и
монотонно. А о н о опускалось на землю и становилось пушистым, как мех,
и шуршало по земле мягкими лапками и двигалось прямо, как нить. Только
глаза сверкали, как алые искры.
Голова Дило опускалась ниже, и о н о останавливалось и вдруг без
всякого усилия меняло размеры и становилось горой. Крутая спина вырастала
и вставала, как вал, над темным ущельем, алые камни огненных глаз сверкали
загадочным блеском, серая голова тянулась вперед с разинутой пастью. Он
делал страшное усилие и просыпался с криком. Все становилось иным. Вместо
ущелья была лощинка за пещерой и вместо серого Река - серая крыса.
И сам он тоже был иной - измененный, слабый и крохотный, как муха, и
серая крыса казалась ему, как прежде, горою. Это был тот же Рек,
пламенноокий и страшный. Он глядел на Дило своими страшными глазами и
тянулся к нему с той же разинутой пастью.
До самого утра грезил Дило, и только когда поздний рассвет забрезжил
на востоке и осветил расселину, он упал на землю и заснул, как мертвый. И
отошли от него и Реки, и крысы, и страшная смерть, витавшая над стойбищем.
Но только сон его был тяжелый и черный, как преддверие смерти.
Вместе с рассветом Анаки проснулись и закопошились у пещеры. Но
наступившее утро было для них печальнее минувшего вечера, ибо не все
поднялись с сырого ночлега. Пенна Левша, старшая сестра Дило, не могла
подняться с места. Она осталась под каменным кровом, прижалась к стене,
как раненый зверь, и не отвечала на вопросы.
Мар вышел из пещеры, но другие посмотрели на него и отшатнулись в
страхе. Он как будто распух и стал толще, и вдруг сделался странно похожим
на своего друга-соперника Несса. И лицо у него было такое же синее. Глаза
у него были пьяные от Хума неведомой заразы. Он шел, спотыкаясь и держась
за голову руками, потом уселся у скалы и стал покачиваться из стороны в
сторону с каким-то странным жужжанием. Не то он пел, не то стонал.
Рея-Волчица нашла у своей груди младенца мертвым. Ее недаром звали в
племени Волчицей. Она была вне себя от горя и ярости. Она подбежала к
пещере, высоко неся в руках маленький трупик, и сунула его к самому носу
Черного Юна, ночного колдуна.
- Ты жертву требовал, - крикнула она, - с Реком твоим. Нате, жрите!..
Юн молча принял маленький трупик и внимательно осмотрел его.
На вялой шейке были два маленьких черных пятнышка.
- Это знаки Дракона, - сказал Юн, - теперь сами видите.
- Ну, пойдем, - сурово напомнил Спанда. - Найдем, узнаем...
Юн хотел что-то ответить, но в это время к пещере подошла его дебелая
подруга с Мышонком на руках. Ее сытое лицо было встревожено. Мышонок
хныкал и держался руками за голову.
Юн схватил своего сына и стал жадно рассматривать его тельце. Никаких
знаков не было. Но глаза у него были мутные, и щеки горели неестественным
румянцем.
Юн сердито оттолкнул жену, прижал ребенка к груди и стал бегать по
площадке перед пещерой.
- Мышонок, не плачь, - говорил он каким-то сдавленным голосом. - Не
надо хворать. Мы в лес пойдем, зайца поймаем. Пусть зайчик хворает.
- Идем к Дракону, - напомнил Спанда.
- Прочь! - крикнул яростно Юн. - Ночью пойдем, в темное время... В
лес! - крикнул он еще раз, подхватил одной рукой копье, другою - бубен,
посадил ребенка на плечи и крупными шагами скрылся в ближайших кустах.
В этот день не было больше умерших, но захворали еще две женщины, -
русоволосая Илеиль и Санния, уже пожилая, в волосах у которой были снежные
нити.
Женщины внесли больных в пещеру и положили у огня. Только Мар остался
снаружи сидеть у скалы, несмотря на холод.
Юн вернулся из лесу, когда смеркалось. Он нес Мышонка у груди,
завернутого в плащ. Мышонок спал.
Тучи на небе стали редеть, бледный месяц тихо поднимался с востока.
- Идем, - сказал Спанда, - я тоже бубен возьму.
- Не надо, - сурово возразил Юн и отбросил свой собственный бубен с
явным презрением.
- Какие дары? - спросил Спанда.
- Не надо даров, - сердито буркнул Юн. Он постоял с минуту в
нерешимости, сжимая в объятиях спящего младенца, потом решился и передал
его Юне. И тотчас же с угрозой поднес к ее лицу свой крепкий кулак.
- Если не сбережешь - убью, - сказал он отрывисто.
Он не взял даже копья и вместо того подхватил кремневый топор,
тяжелый, с длинной ручкой, помахал им в воздухе и сунул за пояс.
- Идем, Спанда.
- А Дило где? - спросил старик. - Он должен показать путь.
Они отыскали Дило на прежнем месте, под каменным навесом.
Дило все еще спал, и все усилия растолкать его остались безуспешными.
- Хоть место назови, - настаивал Спанда.
Дило подымал голову, мычал что-то и снова падал на землю.
- Болен, - сказал Спанда.
- Боится, притворяется, - сказал Юн с презрением. - Копьем бы его.
Но вместо копья он сердито ткнул Горбуна носком ноги.
- Падаль... Без него найдем.
Они вышли на площадку перед пещерой. Юн бегло взглянул на месяц,
потом повернулся по очереди на все четыре стороны света, выбрал
направление и твердым шагом двинулся в путь. И это было даже не то
направление, по которому Горбун вернулся на стойбище. Оно лежало левее. Но
точно так же, как Дило, два колдуна пересекли первую гряду, спустились
вниз; потом они поднялись на вторую гряду и пошли по гребню. Избранный ими
путь был удобнее пути Дило, ибо им не попадались обрывы и густой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг