заведется. А ведь не заводилась: Сашке было, похоже, абсолютно все равно, что,
где и когда происходило, кто, с кем и на каком курсе, Сашка все время сворачивал
разговор на памятные Толику, совершенно студенческие темы, словно бы не то что
вдруг они встретились, а просто никогда не расставались (то есть, строго говоря,
при таком взгляде на ситуацию ностальгия как раз была неуместна, но столь
глубоко Толик не заглядывал). Несерьезно это у него, как-то излишне инфантильно,
решил Толик - сам-то он был давно уже человек серьезный и взрослый, - ведь на
самом-то деле это же сколько лет мы не виделись? И когда мы познакомились, если
уж на то пошло?
- Гм, - ответил Сашка, - странно. Я тоже не помню. Во всяком случае,
достаточно давно было дело. Да ты пей, пей...
- Впрочем, - продолжал он, - мне, право же, странно, что тебя именно сейчас
вдруг озаботили обстоятельства места и времени. Ну сам посуди, какая разница?
Странно, решил Толик, раньше такого не бывало с Сашкой, чтоб он так уж
изображал из себя что-то такое не от мира сего, - или было? Вот ведь в чем
закавыка: не мог Толик вспомнить ничего сколько-нибудь внятного из обстоятельств
места и времени. Лучков локализовался безукоризненно, Бен опять же, девицы
всякие там разные, да, ну ведь все же мы люди, все человеки... А Сашка болтался
невесть где, и Толик не мог даже вспомнить, о чем они тогда говорили, что
говорили, это само собой, на то лишь Сашка и годен, а вот о чем?
- Знаешь, - сказал Сашка, - мне тут недавно пришел на ум один вопрос.
- А? - сказал Толик.
Ну вот, подумал он, вот теперь-то все и прояснится... Вот теперь я и пойму,
что такое, в самом деле, этот Сашка и откуда он взялся.
- Смотри. Берем Клавдия - оттуда, из "Гамлета"... И вежливо так, но чтоб не
убежал, просим его сочинить нечто о царе-, брато- и просто убийстве. Любой
текст, не обязательно драматический.
Ни хрена себе прояснилось, подумал Толик: ну кому, в самом деле, может
прийти на ум заниматься такой ерундой? И Толик, понятное дело, заниматься ею
всерьез не стал, однако же счел себя обязанным что-нибудь сказать.
- Зависит от того, знает ли он, что мы знаем... Ну, что "Гамлета" читали, то
есть. Потому что если не знает, тогда... Не знаю. Замшелые сентенции будут, вот
что. Просто с перепугу ничего умнее ему в голову не придет. А если знает...
- Тогда не знаю? - Сашка фыркнул. - В конце концов, что ты можешь сказать о
его мотивах? Ренессанс, знаешь ли...
- А был бы простой, из Самсона Грамматика, тебе бы легче было? И вообще, -
неожиданно для себя предложил Толик, - давай-ка лучше хлопнем, а то: "Он знал,
что мы знаем, что он не знал..." Бред какой-то.
- Бред, - согласился Сашка. - Тем более что он Саксон. Запомни. И хлопнем -
за королей!
Но как раз хлопнуть так сразу и не получилось, потому что позвонила Людочка
(и дернул черт Толика дать ей Сашкин номер!) Нет, допить свои рюмки они,
конечно, допили, но это было уже совсем не то - впопыхах и не без некоторого
смущения (Толик, то есть, смущался).
* * *
Сашка позвонил в среду. Пока Толик метался между телефоном, краном на кухне,
который следовало закрыть, и телевизором, который давно уже надо было выключить
к чертовой матери, трубку взяла Людочка.
- Опять тебя.
Голос был обиженный и ехидный, как всегда, когда звонили не ей.
Толик наконец закрыл и выключил. Трубка была мокрая, вся в скользкой
гадости: Людочка опять стирала свою белую юбку, чтобы завтра было куда посадить
пятно. Лучше б она ее вовсе не заводила, привычно подумал Толик. Голос в трубке
был звонкий и далекий, звонил, понятное дело, Сашка. Толик не разобрал даже, что
там и как: Людочка снова открутила свой кран, а конфликта ему не хотелось. Понял
только, что Сашка зовет к себе, что сейчас он дома, а встретиться можно и у
метро. А что, решил Толик, можно бы... Тем более Сашка в прошлый раз что-то
такое обещал...
- Люд, а, Люд, - Толик заглянул в ванную, - это Сашка звонил.
Людочка была растрепанная, распаренная, чем-то сильно недовольная. То есть
Толик и сам бы взвыл, если б пришлось каждый день стирать одно и то же, но она
вообще последние дни была какая-то странная.
- Опять Сашка? - сказала Людочка.
Ну ладно, подумал Толик, в прошлый раз могла по голосу не узнать, но
сейчас-то, похоже, сразу догадалась, не так уж много у меня знакомых, которые
звонят в такое время, а узнала, чего дуться? Ну и что с того, что не пригласил
ее, самой ведь идти неохота...
- Ну да, - сказал Толик, - в гости нас приглашает.
Правильно, подумал он, иначе все равно не отпустит, хотя кто она такая, чтоб
не отпускать? Впрочем, нет, вовремя испугался Толик, не надо ссориться, не надо
обострять отношения, может, это мне вообще только кажется, а на самом деле все в
порядке, благополучная на самом деле семья. Впрочем, Людочка уже отреагировала.
- Нет, - сказала она, - ни в коем случае. Ты же видишь: я занята. Мог бы,
между прочим, помочь.
- Я же посуду мою, - сказал Толик.
Явно ведь не хочется Людочке из дому выбираться, так пусть уж хоть не
мешает, сколько можно, подумал Толик; почему-то ему казалось, что все это уже
когда-то с ним случалось. А если так, что он говорил в прошлый раз? Ах, да...
- Но ведь я же обещал...
- И зря обещал! Ты, между прочим, на свете не один живешь.
Показалось Толику (хотя, конечно же, он мог ошибаться), что в прошлый раз
пауза между репликами была длиннее, ненамного, но длиннее. Ну ладно, пауза
паузой, но ведь и отпроситься как-то надо... Или не отпрашиваться?
- Обещал - значит, пойду, - твердо сказал Толик.
И понял, что это был не лучший вариант: Людочке надо было оставить
возможность отступления, а то ведь получится сейчас скандал.
Но то ли Людочке не хотелось скандала, то ли слишком уж много твердости
придал голосу Толик, - обошлось, проворчала только что-то такое смутное...
Ладно, решил Толик, не надо ссориться, постараюсь вернуться поскорее.
Времени оставалось уже мало, и до метро он вынужден был ехать на автобусе.
Автобус подошел почти сразу же, но был он старый, набитый, весь провонял
какой-то дрянью, которую Толик не смог бы определить, - и дребезжал на каждом
ухабе (Толик и не знал, что дорога такая плохая). Все это настраивало на
брюзгливо-философический лад, и Толику очень к месту вспомнился Клавдий.
Был он какой-то промежуточный - то ли из Шекспира, то ли из Грамматика
(Саксон так Саксон, ладно, не будем спорить), - почему-то в странном,
полумонаршем-полумонашеском облачении. Дело было в каком-то скриптории, лист
пергамена (палимпсест, небось, стерли одну ересь, пишут другую) лежал на узком,
со средневековой миниатюры пюпитре перпендикулярно линии плеч (вот оно,
доподлинное средневековье, восхитился Толик). Может, конунг дал такой обет,
может, ему положено было каяться в письменной форме, только каяться ему вообще
не хотелось, и давно бы уже конунг ушел в мир, если бы не торчали столь
выразительно у дверей скриптория христарадствующие рыцари в роскошных
тамплиерских доспехах. А вообще-то, подумал вдруг Толик, человек он был не такой
уж писучий, и даже не так королевство ему нужно было, как королева. Черт его
знает, комплексы какие-то, наверное...
- Пошли, - сказал Сашка, - тут недалеко.
Было в самом деле недалеко, даже был у Толика записан адрес, даже и дорогу
он в прошлый раз, казалось бы, запомнил, - а ведь не нашел бы сам, с удивлением
понял он. Как-то слишком уж много возникало по пути примет местности, которые
Толик просто должен был в прошлый раз приметить, но которых, он мог бы
поклясться, не видел. То есть все понятно, новостройки, хотя уж бог весть
сколько лет этим новостройкам... Впрочем, Сашка был уже привычный, Сашка шел
этим странным, невнятным маршрутом уверенно и о маршруте вроде бы не задумывался
отнюдь. Сашка сразу же возобновил тот же студенческого пошиба разговор, который
и в прошлый раз показался Толику инфантильным.
- Ты извини, но Людочка...
- Кто? А, эта... ничего, сегодня еще ничего не будет, успокойся.
И все: Сашка, похоже, счел, что этой глуповатой и, пожалуй, даже обидной для
Толика невнятицей закрыл тему. Ох, подумал Толик, и сдал же Сашка за эти годы,
не стоило, пожалуй, и встречаться... Жалко его, конечно, и все же...
А Сашка явно и думать не думал, что кому-то внушает жалость: он, как и в
прошлый раз, что-то там организовывал на столе, как и в прошлый раз, было это не
слишком изобильно, даже и бутылка, похоже, сохранилась еще с прошлой субботы (ну
что же, решил Толик, стало быть, не спился, тем лучше, с кем, то есть, не
бывает). И все шел какой-то, словно и не прерывавшийся совершенно студенческий
разговор, и вновь было это Толику неудобно.
- Знаешь, - сказал он, - на что это похоже? На позднеантичные декламации -
Парис произносит речь перед Менелаем...
- Ну да. Г. Помпей Трималхион Меценатиан в плену у пиратов узнает, что цены
на египетское зерно резко упали, а управляющий без господского приказа обокрал
его на три миллиона сестерциев - или на пять?
- И на Капитолийской бирже начался кризис, - согласился Толик.
- Да, - сказал Сашка, - между прочим, я тут на днях кое-что откопал...
Полюбопытствуй, поностальгируй, а я пока кофе сварю. Ты ведь хотел?
И вовсе ведь ни слова Толик не сказал насчет кофе, ну да уж ладно... То, что
Сашка откопал, было, разумеется, машинописью, судя по цвету бумаги и
всевозможнейшим пятнам - старой машинописью. Кто бы это мог быть? Хотя кому тут
водиться, кроме Сашки... Ладно, посмотрим.
Они стояли на холме, и безумная иссиня-алая луна освещала им землю, море и
город. Город был в долине, у подножия холма, и в недрах холма был город - внизу,
у них под ногами. Он спал, шевелился, бормотал и вздрагивал во сне - гигантский
город, славный, величественный и непристойный.
Они стояли и ждали чего-то, хотя им незачем и нечего было ждать, и тяжелые
сверкающие крылья, распластавшиеся над холмом, тоже ждали, и гудели растяжки под
ударами ветра.
- Как песня сирен...
- Да, - ответил он, - как песня сирен.
И не будет спасения тем, кто услышал ее хоть единожды, избранным,
удостоившимся искушения - единственного искушения, которому не стыдно поддаться.
Не будет спасения и не будет забвения, - но никто, кроме них, никто с самого
сотворения мира не слышал этой песни, ни люди, ни даже бессмертные боги. Боги не
нуждаются в крыльях, и боги не имеют крыльев, лишь художники пририсовывают им
хрупкие придатки из перьев и мышц. Но не дано ничего найти имеющим все.
- Блаженны нищие...
- Ты что-то сказал, отец?
- Блаженны нищие, ибо им дано мечтать о несбыточном.
Мечтать о несбыточном и делать невозможное, ибо все, что было возможно,
давным-давно уже взвешено, сочтено и поделено между богами, царями и героями.
Они сильны, они непобедимы и смертны - наверное, даже боги.
- Отец, мы не успели испытать их. А море безгранично...
- Они не откажут. Лети не слишком высоко и помни наш уговор.
- Отец!
- Помни наш уговор. Знаменитого мастера повсюду примут с почетом. А крылья
мы испытаем прямо сейчас.
- Ночью?!
- Ночью. Великий царь не должен видеть.
- Почему?
Он вздрогнул: слишком знаком был голос - слишком знаком и слишком неуместен
здесь и сейчас, среди ночи, наполненной шумом прибоя и песней огромных
серебристых крыльев. Голос означал силу, смерть и власть - справедливую власть,
как утверждали, но все же власть. И хотя теперь в его власти было стать
недосягаемым для любой силы, он на какой-то миг забыл об этом и сказал:
- Приветствую тебя, великий царь.
Царь милостиво кивнул: он не мог позволить себе ответить, не осквернив
бездонную пропасть, отделяющую великого царя от черни.
- Да чем же он велик, отец?
Царь молчал, потому что не было сейчас с ним его людей, готовых схватить,
убить, уничтожить любого, кто неугоден власти. Царь был справедлив, и царские
руки ни разу не обагрились кровью иначе, нежели в бою с равным и благородным
противником.
- Он отважный воин и талантливый администратор. Он покорил множество стран,
разрушил до основания бесчисленные города и обложил жителей тяжелой и позорной
данью.
Великий царь не возражал: мастер правильно перечислял заслуги. Растяжки пели
на ветру, и раскаленная луна отражалась в гладких, словно зеркала, поверхностях
крыльев, которые принадлежали лишь им. Крылья, которых царь не должен был
видеть, сверкали ярче непобедимых клинков победоносной царской армии.
- Его армия не знает поражений, - сказал он торжественно, - его флот самый
сильный в мире, его столица великолепием своим далеко превзошла все города.
Великий царь кивнул: он был справедлив, поэтому любил, чтобы и ему воздавали
по справедливости. Он владел всем, чего только мог пожелать, и столица его
воистину далеко превосходила все столицы всех народов, включая, может быть, даже
атлантов...
- Я призвал лучших мастеров, и они стали покорно услужать мне, - раздался
вдруг голос царя. - Я призвал лучших ваятелей и зодчих, а тех, кто не хотел
служить мне, я принудил к этому силой.
- Нет ничего, - подхватил мастер, - нет ничего, сын мой, что великий царь
мог бы пожелать и не иметь. Нет такой тайны, которую он не смог бы сокрыть от
всех, кроме, может быть, бессмертных богов. Нет такого дела, которым он бы себя
не воспрославил...
- Воистину так, - согласился великий царь. - Но что ты задумал, мастер?
Что он мог ответить? Что мог сказать он здесь и сейчас, не стыдясь пылающей
луны, огромной и яркой, словно в первые дни творения, веселого безрассудного
ветра, пахнущего гнилыми водорослями и мокрым свинцом, до блеска отполированных
серебристо сверкающих крыльев?
- Я сказал, о великий царь, - он улыбнулся, - что ты владеешь всем, о чем
можешь мечтать. Я же отныне владею тем, о чем ты мечтать не смеешь.
- Ты дерзок, мастер. И сын твой тоже дерзок не по летам... Ишь как вымахал!
- добавил он с умело подобранной улыбкой.
Великий царь умел подбирать улыбки, когда считал это необходимым. Раньше он
полагал ненужным улыбаться мастеру, а тем более его сынишке.
- Он уже с тебя ростом, мастер. Надеюсь, это у него наносное: послушал
каких-нибудь заезжих демагогов...
Мастер улыбнулся: к великому царю не заезжали. Великому царю наносили
визиты, и не демагоги какие-то, а цари - преимущественно великие цари. То есть,
наверное, они-то как раз и есть самые настоящие демагоги, но мастер сомневался,
может ли хоть один царь рассказать его сыну нечто путное.
- Я очень надеюсь, что это пройдет, - сказал царь.
Царь требовал, и крылья требовали, и он знал, что сын тоже требует. Или ждет
- какая разница?
- Ты владеешь землей и водой, великий царь, - сказал он, - но воздухом ты не
владеешь.
- Воздух? - царь, казалось, не понял. - Славно придумано, мастер! Пожалуй,
это как раз то, что мне нужно.
Мастер промолчал: ему скучно было мечтать о великих победах, о тысячах
крылатых воителей, несущих смерть и разрушение.
- Тебе жалко Афин, мастер? Почему ты молчишь?
Он не ответил: ему не было жалко, ему просто не хотелось говорить с великим
царем. У него не было родины - у него была голова на плечах и были крылья за
спиной. И крылья ждали. Царь, кажется, понял, и когда он заговорил снова, в его
голосе слышался гнев.
- Ты был изгнан из Афин, убийца, обагривший свои руки безвинной кровью. И ты
по-прежнему молчишь?
- Ну да, - усмехнулся он, - я убийца. А убитый был обращен в перепелку...
Или в куропатку, великий царь? Ты справедлив, но ты мне надоел. Вперед, сын мой!
И помни наш уговор.
Великий царь увидел уже то, чего не должен был видеть, так пусть же видит и
остальное. Струи раскаленного воздуха рвали на клочки пурпурную мантию великого,
справедливого и непобедимого. Великий царь наверняка ничего уже не видел и не
слышал, и никто в целом мире не заметил, как полированное серебро четырех
плоскостей узкими параллельными штрихами прорезало ночное небо и ночное море.
Сопливо-зеленое море, вспомнилось вдруг ему. Сопливо-зеленое море,
сопливо-зеленое небо, и лишь чернота ночи остается чернотой - настоящей,
подлинной, раскрывающей суть вещей. Они летели во тьме, окруженные грохотом, и
затейливыми ломаными линиями ложились их тени на волны морские.
Он посмотрел направо: сын летел ровно, не слишком высоко и не слишком низко,
не слишком медленно и не слишком быстро, и мастер был уверен, что вот так, на
высоте, где полет требует наименьших усилий, доберется сын не то что до Сицилии
- до Геракловых столпов. Сын уверенно шел к цели, и он помнил, должен был
помнить уговор: великий мастер не умирает.
А у великого мастер были дела: следовало в самом деле испытать крылья
по-настоящему. Он еще раз взглянул вниз и вправо и стал медленно набирать
высоту.
Над морем поднималось солнце, когда рухнул он, мертвый, в безмолвии, под
обледенелыми сверкающими крыльями с заолимпийских высот вниз, в то море, что
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг