В чужом пиру похмелье
Ты вновь стоишь на лезвии судьбы.
Софокл, "Антигона"
Когда Толик проснулся, было уже светло; это, впрочем, для летнего утра
только естественно. Было уже настолько светло и жарко, что, пожалуй, точнее
будет сказать: Толик проснулся поздно. И был Толик один, хоть и был он абсолютно
уверен, что совсем недавно на этих жеваных серовато-желтых простынях пребывал
еще некто... м-м-м... ну, скажем так, женского полу. Вера, Надя, Дима... Тьфу,
пропасть, подумал Толик, причем тут Дима?!
Комната была пуста и неуютна, и менее всего она походила на помещение, куда
некто свалил свои пожитки - пусть даже и небогатый геолог. То есть как раз
пожитков-то и не было - ничего не было, кроме старой древесно-стружечной
кровати. Ну, валялись еще на полу брюки, которые Толик незамедлительно признал,
а из-под брюк вытарчивали туфли. Черт, подумал Толик, и пол какой-то не такой...
Не то чтоб грязен был пол, затоптан множеством немытых девичьих ног, хотя как
раз это было бы только естественно, - так нет, вполне обычный несколько пыльный
пол обычной нежилой комнаты. Продолжая брезгливо чертыхаться, Толик напялил
брюки, рубашку и прочее, рассованное, как оказалось, куда попало, совершенно без
разбора. Ох, и вид у меня, наверное, подумал Толик, снимая с радиатора невесть
почему именно там аккуратно повязанный галстук. И какой идиот надумал? Вот ведь,
представилось ему, выйду сейчас, а они сидят, все, сколько их там, умытые,
небось, причесанные, будут глядеть на меня и нехорошо так ухмыляться. Сашка-то
ладно, и Дефлоринский ладно, и Дима... а вот девицы. Господи, тут только дошло
до Толика, и Людочка ведь там! Это же страшное дело, что она со мною сделает...
Хотя сама хороша. Ладно, решил Толик, девицы - они и есть девицы, с девицами я
нынче ночью разобрался, неплохо, кажется, разобрался, на то они и девицы, почему
бы нет? Толик вообще был - в этом плане - высокого о себе мнения, и, пожалуй,
именно потому дверь он распахнул мужественно и отважно.
Однако и во второй комнате никого не было, хотя - вот ведь воистину черт
знает что! - доподлинно была Сашкина комната, и не видно было ни малейших следов
вчерашнего бардака (ну, если угодно, пышношумной оргии). То есть выглядела
комната точь-в-точь как накануне, когда они с Сашкой оттуда ушли. И никого.
Нигде никого. Толик сел за столик, придвинул к себе стакан и бутылку красного
вина: в самом деле, раз уж никто не видит, с утра бы не помешало.
Вино действительно оказалось кстати, настолько кстати, что Толик, выпив,
смог задуматься: а откуда оно взялось, если это Сашкина комната, где оргий не
случалось с основания Рима? Не было у Сашки этого портвейна (да, портвейн
казахстанский марочный, уточнил Толик, повертев задумчиво бутылку в руках),
совсем не в Сашкином духе, и стаканов граненых Толик тут прежде тоже не видал.
Голова постепенно проходила, светлела голова, прояснялась, и Толик вновь, уже
более осмысленным взором окинул помещение.
В самом деле, все было, как оно и бывало у Сашки: стол, секретер, на нем
машинка, возле машинки стопка исписанных листов (наверное, давешнее, про Юпитера
с копулятором и Софью Палеонтолог), диван, а на диване... Нет, наверное, не
стоило с утра пить, потому что на диване тоже лежали машинописные листки, а
поверх них, словно этакое пресс-папье, - да, шпага, которой вообще нечего делать
в современной квартире, а у Сашки подавно, Сашка едва ли знает, за какой конец
ее держать. Впрочем...
Поразмыслив, Толик взял шпагу за рукоять. Да, на вид самая настоящая, и даже
непохоже, чтоб какая-нибудь спортивная: больно уж откровенно торчмя сверкало до
игольной остроты заточенное острие. А она, оказывается, большая... Толик был
знаком с этим видом оружия (как впрочем, с оружием вообще) более всего по
кинофильмам, и казалось ему, что шпага должна быть тонка и изящна, чтоб ловчее
было Жану Марэ или там Алену Делону; а этот экземпляр был, пожалуй, прямо
увесист, и держать его Толику получалось неудобно. Нет, но откуда? И что за
рукопись? То есть, само собой, машинопись, иного от Сашки ожидать просто
неприлично, и, само собой, как раз Сашкина: вот и его "ф", более похожая на два
нуля. Или, если угодно, на знак бесконечности.
Черт побери, подумал Толик, просыпаясь, и, согласимся, имел на то все
основания. Во-первых, было неприлично рано, так рано, что свободному человеку,
право же, стыдно пробуждаться ото сна в такой час, ежели только не понуждаем он
к тому неотложными делами; в такую рань (эх, ни фига себе, подумал Толик,
различив наконец стрелки часов) свободному человеку стыдно даже отходить ко сну.
Во-вторых, хоть и чувствовал себя Толик, в общем, прилично, было все же у него
ощущение, что выпил он накануне более, нежели необходимо (сколько необходимо -
тоже вопрос непростой, однако Толика он в тот момент не заинтересовал). Попросту
говоря, не то чтобы похмельным он проснулся, но и не то чтобы пьяным, - а о
трезвости Толиковой еще несколько часов вообще не стоило говорить. В-третьих же,
наконец, рядом что-то было, и хоть Толик уверенно полагал себя прекрасным
семьянином, ни на мгновение не пришло ему в голову отрицать, что это хоть и
самка, но отнюдь не Людочка. Было не настолько светло, чтобы ее опознать, и
оставалось полагаться на память. Вера, Надя, Дима? Бр-р-р-р, нет, подумал Толик,
что угодно, только не это!
Господи, подумал Толик, что же это такое?! Еще и Диму мне шьют, не было у
меня ничего с Димой и быть не могло, нужен он мне... Что разбудили рано поутру,
так это у Сашки, понятно, художественный вымысел или там художественная правда,
это бы уж ладно, а вот с чего он покинул свои абстрактные пространства и занялся
фантазиями на тему - ну, скажем, на тему некоего Толика? Впрочем, поглядим, что
дальше.
Как бы там ни было, Толик оказался в одной постели непонятно с кем, и
будучи, как отмечено выше, прекрасным семьянином, ощутил некоторый дискомфорт. И
вообще обстановка была какая-то потусторонняя: отовсюду нависали мрачные силуэты
чего-то прямоугольного, а за окном с завидной регулярностью проносились машины,
чертя фарами по потолку. И как только удалось забраться в такую кладовку,
удивился Толик, малость сориентировавшись. Тут не то что один геолог, тут,
пожалуй, семейство торговых работников не один год мебель собирало и, складывая,
складировало. Нет, Толику тут решительно не нравилось, и он, нащупав на полу
носки, туфли и прочее, поспешил одеться, стараясь действовать тихо и действуя в
результате до смешного боязливо: у прекрасного семьянина, несмотря на некоторые,
скажем так, грешки молодости, не было опыта в таких делах. Дверь не была
заперта, и Толика это отчасти обрадовало: поворачивать ключ было бы опасно,
вдруг да эта - Маруся? ну да, Маруся проснется, - но отчасти и смутило: это же
надо же, это ведь пока он тут что-то такое неприличное вытворял, это всякий мог
зайти и пронаблюдать... Хотя кому заходить? И кому какое дело? Да и вытворял ли
он?
Черт, подумал Толик, это уже даже не художественная правда, это он,
наверное, специально все наоборот пишет, а если специально, так откуда же он про
Марусю знал? Или рассказывал когда-то, может, и похвастался, может, не помню, но
ежели все наоборот... И по какому праву он из себя что-то этакое корчит -
самому, что ли, не случалось проснуться невесть где?
Впрочем, Толик с замиранием сердца убедился, что очень даже было кому
заходить. Во второй комнате сидел Сашка, а рядом с ним... Кажется, Софья, была
ведь вчера такая Софья, а то, может, и нет: Толик не смог бы точно сказать, на
что похожа Софья, зато он точно знал, на кого похожа Сашкина девица, и ведь до
чего похожа! Ну и ладно, решил Толик, ну и похожа, с кем не бывает. Повезло,
конечно, Сашке: не в пример авантажней Толикова экземпляра.
- Salve, - приветствовал его Сашка.
Был Сашка какой-то весь из себя странный, чуть ли даже не слишком Сашка,
хотя ведь похож! Вот пропасть, и этот похож, или это все снится? Хотя на вид -
нет, на вид был Сашка как Сашка.
- Да успокойся ты, - сказала которая похожа, - все в порядке. Ушла она.
- Кто?
И сразу же Толик понял, и стало ему еще более стыдно и неуютно.
- Да Юнона твоя, кто ж еще. Дефлоринская, Людочка, кажется, - Сашка
презрительно хмыкнул. - А супруг остался.
- Ну да, - сказала похожая, - она гордая. Супруг же ее, как сообщали также и
другие исследователи, импотент.
Вот тут стало Толику не то что неуютно - страшно ему стало и обидно, ведь
это что же получается?! Нет, быть того не может! И Толик уже собирался сказать
этой, которая похожа невесть на что, но очередная Сашкина реплика малость его
успокоила.
Господи, ну что это он?! Ведь вроде бы и друзья, а такое сочиняет, неужели
так приятно выставить своего друга этаким самцом без принципов, это ведь уже
просто какой-то бред...
- Удивительно, не правда ли? При такой-то фамилии...
Да, вспомнил Толик, Л.Дефлоринская, кажется, что-то такое было вчера
сказано, да, точно, все Людочка вокруг этого типа вилась-увивалась, и поделом
ей, точно, он вчера еще думал, ревновать ему или не стоит, кажется, не ревновал,
да, что-то вчера вообще такое уж странное было...
- В самом деле, - сказала которая, - не будем к ней слишком строги: сходство
такое, что ведь могла и перепутать. Тем более документы у него в порядке.
Ох, подумал Толик, еще и сходство, ну и ладно, все равно ей такой уж скандал
устрою...
- Да, - фыркнул Сашка, - кстати, о документах. Тут Дима пробегал, так он
документы забыл. Погляди!
Толик механически взял со стола какое-то серовато-голубоватое
удостовереньице, раскрыл его - Дима был на фото, кто ж еще, - и машинально
прочитал вслух: "Б... Дементий". Ой, подумал Толик, ну и фамилия, сам, конечно,
хорош, зачем произносить-то было, тем более при этой, которая... Отчества Толик
не различил - то ли с перепугу, то ли потому, что было оно сплошь засижено
печатями.
- Замечательно, не правда ли? - осведомилась которая. - Жаль, что так и не
прояснилось, самец он или самка: фамилия-то несклоняемая.
- Ну, это неважно: раз документы в порядке, Б... может быть любого пола.
Нет, подумал Толик, это становится просто невыносимым, опять они сейчас
заведут долгие рассуждения ни о чем, да еще с нецензурными словами.
И они бы непременно завели, но тут открылась дверь и в комнату вошел... Да,
вспомнил Толик, точно, был вчера Дефлоринский, только вот чего это они все
говорят, что на меня похож? И не похож вовсе, разве что с виду... Импотент, и
ладно, стало быть, не было у них с Людочкой ничего такого, и хорошо, а только
все равно ведь скандал ей устрою. Толику даже не пришло в голову, что устроить
Людочке скандал может оказаться не так-то просто,
Нет, подумал Толик, это становится просто скучным! Уж и не упомнить, сколько
раз проехались по несчастному Диме, и, кажется, лишь за то, что не родился он
красавцем (если я его верно запомнил). И вообще, сколько можно пережевывать
чужие интимные отношения?
и почему-то вовсе уж он не задумался над тем, что, казалось бы, должно было
поразить его именно своей загадочностью: Дефлоринский вышел из той самой
комнаты, где провел некоторую часть ночи сам Толик и где не было ничего, кроме
многочисленных и многоразличных мебелей, а также спящей особы явно женского
пола. Впрочем, Толик был как раз в таком состоянии, что мог позволить реальности
некоторые отступления от пошлого правдоподобия.
- Тут супруга твоя пробегала, - сказала та, которая, - привет передать
просила. И чтоб, охальник этакий, заявила, и думать не мог домой возвращаться,
свинья, мол, он, и больше ничего.
- Много же она тебе нарассказала, - удивился Сашка.
- Ну что же, - молвил Дефлоринский, - вот она как, значит... Ну, это еще
ничего, это мы еще посмотрим, кто свинья, это я еще с ней переговорю, я ей
еще...
- Там балкон, - предупредил Сашка.
Дефлоринский кивнул и распахнул дверь.
- И, знаешь, мой тебе совет: не забудь одеться. Ночи-то прохладные.
Дефлоринский пробормотал нечто невнятное, но высокомерное. Впрочем, он надел
все же - не брюки и даже не штаны, а непривычного цвета мундирные панталоны. И
какую-то странную куртку - джинсовую, что ли?
- Балкон там, русским языком тебе сказали! - возопил Толик.
Но Дефлоринский уже не понимал по-русски. Или, с благоговейным обалдением
подумал Толик, настолько уж сильно он любит свою Людочку, то есть мою, то есть
как же это, ладно, разберемся, может, и вообще... На этом многоточии Толик
раздумья прекратил, потому что было ему страшно, было неудобно, стыдно ему было,
скотиной он себя ощущал, негодяем, упырем, римским пролетарием, до крови
дорвавшимся, - но не мог Толик не выйти на балкон и не посмотреть вниз. По
тротуару маршировала вдаль голубая фигурка.
И как-то странно стало Толику: то ли смутило его пролетарскую душу, что
Дефлоринский не разбился, не ушибся, а вовсе, кажется, падения с балкона не
заметил, то ли даже и обидно, что не валяется на виду изуродованное тело, хотя
ведь, если здраво рассуждать, какое у Дефлоринского может быть тело? И откуда?
Этого, впрочем, Толик, не будучи приучен с утра пораньше рассуждать здраво, даже
не подумал.
- Ну вот, - сказала эта, - вот и он искать пошел. Найдет, как по-твоему?
- А хрена, - ответил Сашка. - Где, спрашивается, Людочке быть в столь
поздний час, кроме как по месту прописки? А прописка-то здесь!
Нет, пожалуй, все-таки это он не про меня, подумал Толик, пожалуй, это
просто какой-то абстрактный толик, а вокруг вертится всякая такая
абстрактно-абсурдная чепуха, этакая беззлобная, в сущности, перепутаница, в
которой человеку ничего не стоит выйти из дому через балкон пятого этажа, притом
даже и без штанов, да, а к чему мундир джинсового цвета? Ну да ладно, бог с ним.
Дела, подумал Толик, странные какие-то дела, значит, в самом деле что-то
такое у них с Сашкой вчера странное получилось про адрес, но вчера-то как раз
Сашкин адрес вышел, а Людочка... Толик вдруг с ужасом понял, что никак у него не
получается вспомнить Людочкин адрес (и свой заодно, в конце концов, пусть только
попробует, изменщица дефлоринская, я ж ее по судам затаскаю). Занятно, конечно,
что затаскать он предполагал человека, которого не имел сейчас возможности хотя
бы просто найти, - но что поделаешь, таковы уж поразительные особенности
Толикова самосознания. И совсем было он за этими мыслями отвлекся от страшной
проблемы, как вдруг нечаянно получилось у него сообразить, что ведь и Сашкиного
адреса он тоже не помнит. То есть ни номера дома, ни номера квартиры, а про
улицу он просто боялся и думать. И даже как он до Сашки добирался - даже и этого
никак не мог вспомнить Толик: ну дома вокруг были, пятиэтажные, ну и что,
остановка была... Точно, обрадовался Толик, тут же прямо из окна видно
троллейбусы! Смутно надеясь, что это хоть что-нибудь прояснит и хоть чем-нибудь
поможет, Толик вновь выглянул в окно. Остановки не было.
И проводов над улицей не было; тротуары были, проезжая часть была, пустая,
разумеется, проезжая часть, так на то и раннее утро, - но ни малейшего намека не
то, что в окрестностях существует какой бы то ни было общественный транспорт.
Однако, подумал Толик, это что-то я совсем еще малость такой недопроспатый
чего-то (замечательная в своем роде мысль, но Толик был воистину не в том
состоянии, чтобы оценить ее великолепие). А еще менее был он способен хоть на
минуту допустить существование мира без стандартно-штампованных пятиэтажек, без
проводов над улицами и, страшно подумать, без троллейбусных остановок. Странный
это был бы мир, странный и для Толика неуютный,
Что-то это уже малость переходит границы абстрактно-безобидной нелепицы и
нескладухи, и бог с ним, с толиком, который, кажется, только на то и годен, чтоб
торчать дурак дураком, - что-то уж больно круто он замахивается, ну некрасивые
домишки, ну и что, жить-то надо, все бы ему убрать и на просторе тешиться
рафинированной духовностью, тоже мне, интеллектуал хренов!
и Толик, хоть иногда, бывало, стоя в ожидании автобуса, задумывался мечтательно
о чем-то в этом духе, тем не менее отнюдь не был наклонен и, более того, не был
способен принять эти мечтания хоть сколько-нибудь всерьез. Нет, решил Толик,
рановато мне еще отсюда выбираться, и вообще хорошо бы где-нибудь пристроиться
вздремнуть, вот только эта самка на кровати, как бы она не проснулась, хлопот
ведь не оберешься... Толик отвернулся от окна.
И опять получилось с Толиком то, к чему он, здраво рассуждая, должен был за
последнее время уже и привыкнуть: опять имел в комнате происходить некий
разговор, опять оказался Толик совершенно не в состоянии уяснить, о чем именно
говорили, и опять получилось у него, как давеча с Браун-Грантом: если непонятно,
так лучше просто перевернуть страницу, вреда от этого не будет. Во всяком
случае, таково было мнение Толика, однако он так никогда не узнал, да, впрочем,
и не стремился узнать, какого мнения на сей счет придерживается сам Браун-Грант,
Френсис Д.
Нет, ничего такого особенно заумного, ничего невнятно-непонятного на сей раз
не говорилось, все такой уж совершенно обычный был разговор: ну встретились
двое, ну, должно быть, давно не виделись, вот и беседуют, общих знакомых
припоминают, все просто, все в порядке вещей. Правда, сугубо житейский этот
разговор то и дело сворачивал куда-то,где Толик не смог бы его понять, даже если
бы о Толиковых знакомых шла речь, ну да уж это ладно уж, к этому Толик отчасти
даже и привык, пожалуй, и удивился бы, если б дело обстояло иначе. А,
собственно, чего - разговор как разговор, кто-то что-то где-то кому-то, ну и
ладно, Толик особенно и не вслушивался, почти помимо Толика шел разговор, ну и
ладно, пожалуй, это его устраивало, потому что можно было пока хоть кофе попить,
а что растворимый, так он никогда ничего не имел против растворимого кофе,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг